Статья V. Три государства обязуются, в случае открытия совместных действий против агрессии на основании статьи I, заключить перемирие или мир только по совместному соглашению.
Статья VI. Настоящий договор вступает в силу одновременно с соглашением, которое должно быть заключено в силу статьи II.
Статья VII. Настоящий договор будет в силе в течение пяти лет с сего дня. Не менее чем за шесть месяцев до истечения этого срока три государства обсудят, желательно ли его возобновить с изменениями или без изменений445.
Что называется, почувствуйте разницу. На первый взгляд никаких существенных отличий в англо-французском и советском проектах нет. Почему же англо-французский проект с негодованием отвергается, а взамен его направляется проект с практически аналогичным смыслом и текстом? Казалось бы, какая разница, как сформулирован основой вопрос договора, главное – его суть, позволяющая договор подписать и агрессора, если и не обуздать, то хотя бы напугать возможностью войны на два фронта, и, тем самым, хотя бы на время остановить.
Но на самом деле разница огромная. Англия и Франция брали на себя обязательства прийти на помощь только в случае агрессии против страны – участницы договора, либо в том случае, если страна – участница договора сама вступает в войну, выполняя обязательство перед другой страной. Подпункт 3 статьи I советского проекта предусматривал оказание помощи независимо от того, является государство – участник договора жертвой агрессии, т. е. вступило в войну по независящим от него причинам, или же оно начало войну по собственной инициативе, даже если эта инициатива – агрессия против другой державы.
Кремль добивался также подписания военной конвенции, вступающей в силу одновременно с договором о взаимопомощи. Однако англичане на переговорах в Москве эти предложения снова отклонили. 6 июня Литва, Латвия и Эстония заявили об отказе от гарантий великих европейских держав, раньше много раз заявляла об этом Финляндия. Этот шаг прибалтийских государств, которые в силу их военной слабости никто в качестве союзников, от которых можно получить помощь, не рассматривал, говорит о понимании ими опасности военного столкновения двух противоборствующих военных блоков, если бы это произошло на их территории. В такой ситуации вопрос ставится прямо: свобода или жизнь. Руководители Латвии, Литвы, Эстонии и Финляндии здраво и справедливо рассудили, что живой может встать с колен и обрести свободу, а мертвый – никогда, что мертвому свобода не нужна, и предпочти остаться в живых.
2 июня 1939 г. Микоян принял Хильгера. Главной целью его визита было выявление возможности возобновления переговоров о кредите и информирование наркома об истинном положении, в котором находятся эти переговоры. Хильгер указал, что его визит совпал с речью Молотова, хотя намерение посетить Микояна возникло раньше. Хильгер сказал, что советский проект договора (мне этот проект найти не удалось. – Л.П.) поставил в очень тяжелое положение германское правительство, вынудив его долго и тщательно изучать и уточнять предложения Кремля. «Главным камнем преткновения» стали так называемые списки «А» и «Б» (т. е. оборудование для промышленных предприятий. – Л.П.) на размещение советских заказов в Германии, поскольку германские заводы выполняли план обеспечения вооружениями своей армии и не могла выполнить советские заказы. Правительство Германии не хотело прекращать переговоры, поэтому было решено заявить, что советские условия договора изучаются и он, Хильгер, сказал об этом наркому путей сообщения Л.М. Кагановичу.
После того, как 15 марта в состав Германии вошла Чехословакия и был создан протекторат Богемия и Моравия с их крупными предприятиями, положение улучшилось, и вопрос загруженности германских заводов стал менее острым. В начале мая Хильгера вызвали в Берлин, где он встречался с Риббентропом, министром хозяйства Функом и другими руководителями германского правительства, которые не исключали благоприятного исхода переговоров с Советским правительством. В Берлине было решено, что Шуленбург посетит Молотова, и он, Хильгер, был уверен, что возвратится в Москву вместе со Шнурре, но этого не случилось.
Микоян ответил, что данные переговоры поставили его в очень неловкое положение перед Советским правительством, поскольку на советский проект договора о кредите четкого ответа нет, все разговоры оказались беспредметными. Ему надоело разговаривать на эту тему, ибо эти разговоры ведутся уже два года и превратились в политическую игру. Микоян спросил Хильгера: уверен ли он в положительном исходе этих переговоров о кредите. Хильгер сказал, что он и Шуленбург вовсе не хотели ставить Микояна в такое положение перед его правительством, и Хильгер уверен, что место, которое занимает Микоян, не могло поставить его в такое положение. Отвечая на вопрос, он сказал, что он не уверен в положительном исходе переговоров о кредите, поскольку это зависит не только от него. Однако он надеется на положительный исход, для чего есть все основания. Хильгер подчеркнул, что Германия ожидает теперь ответа из Кремля.
Микоян заявил, что раньше он активно выступал за расширение экономических связей с Германией. Сейчас заказы не являются сугубо актуальными и, кроме того, они могут быть с успехом размещены, например, в Англии или Соединенных Штатах. В то же время, в Советском Союзе хорошо знают возможности промышленности Германии. Микоян пообещал, что даст Хильгеру ответ в скором будущем446.
Кредит нужен был Советскому Союзу. А суетились, почему-то, немцы, (которые сами обивали пороги международных банков, выклянчивая и не получая, деньги), не оставляя попыток наладить отношения со своим извечным врагом и собратом по тоталитарному лагерю. За последние несколько месяцев в экономике рейха произошли серьезные изменения, которые позволяют германскому правительству иначе посмотреть на советские заказы. Но Микоян, невзирая на очевидные изменения в политике Берлина, продолжает разговаривать с Хильгером пренебрежительно, языком постоянных упреков, а порой, и откровенно шантажируя, хотя Советский Союз был остро заинтересован в германской продукции, особенно, военного назначения. Намеки на то, что заказы можно разместить в Англии и Соединенных Штатах – всего лишь хорошая мина при плохой игре: по многим видам вооружений Германия опережала и Англию, и тем более США, которые, сидя за океаном, не имея ни одного сколько-нибудь серьезного противника на суше и отгородившись от всего мира законом о нейтралитете, в военных разработках заметно отстали даже от Советского Союза. В то же время, Кремль продолжал выкручивать руки и Англии, и Франции, и Германии, рассчитывая в нужный момент сделать удачную ставку в своей не очень чистой игре. Все бы ничего – каждый проводит политику в интересах своей страны, и никого нельзя за это осуждать – если бы такая игра не закончилась мировой бойней и фактической, пусть и через много лет, ликвидацией советской империи.
5 июня французское агентство Гавас передало речь Даладье на заседании исполнительного комитета радикал-социалистской партии, одним из лидеров которой он был. Остановившись на вопросах внешней политики, он, в частности отметил: «Я хочу вам сказать, что все позволяет нам надеяться на быстрое и счастливое завершение последних международных переговоров. Я говорил и повторяю, что Европа имеет выбор между сотрудничеством и господством. Французское правительство всеми силами старалось и старается сейчас, чтобы Европе было дозволено жить счастливо и на основе свободного сотрудничества. Но, в то же время, я хочу заверить мир, что Франция стоит в первом ряду государств, которые будут противодействовать тому, чтобы Европа была приведена к катастрофе стремлениями к господству. Можно ли считать такую политику политикой окружения, как некоторые хотели бы представить? Эти заявления вызваны целями пропаганды. Мы стоим за сотрудничество, что противоречит окружению. Но каждый раз, когда мы делали шаг в направлении сотрудничества, нам отвечали действиями с применением силы. Каждый раз, когда мы делали предложение о сотрудничестве, его отклоняли. Те, кто противодействовал нам своим отказом, претендовал в то же время на то, чтобы запретить нам сотрудничать с другими. Именно это сотрудничество, от которого они отказались, они называют окружением. Какое еще более разительное доказательство могли они дать в защиту своего желания гегемонии, чем то, когда они стремятся создать угрозу равновесию и миру в Европе? Мы имеем основания решительно противодействовать подобным авантюрам. Мы говорим «нет» агрессии, автаркической тирании, идеологическому фанатизму, требованию так называемого жизненного пространства, всему тому, что представляет грубое насилие. Наше «нет» совпадает с мнением всех народов – сторонников мира и всех свободных людей. У нас нет никакой другой цели, кроме желания добиться спасения мира в соответствии с честью и независимостью всех наций. И именно поэтому мы говорим «да» всем шагам, направленным к объединению и лояльному сотрудничеству, всему тому, что может привести к улучшению мирового экономического обмена и к более равномерному распределению сырья. Преграждая путь агрессору, и протягивая руку всем тем, кто желает действительного сотрудничества, мы во всех наших действиях и во всех наших проявлениях инициативы являемся защитниками свободы»447.
Газета «Правда», опубликовавшая речь Даладье 7 июня, и «Известия», сделавшая это на день позже, никак ее не прокомментировали. Прочитав это сообщение, советский читатель мог недоуменно воскликнуть: если французы тоже за мир, если они тоже против агрессии, то почему же они с нами не договариваются? Ведь и мы за мир, ведь и мы против агрессии!
6 июня полпред СССР в Польше Николай Иванович Шаронов доносил в Москву: «Французский посол Леон Ноэль сообщил, что Бек ему заявил, что мешать пакту Варшава не будет, наоборот, будет его приветствовать, но быть четвертой не хочет, не желая давать аргументы для Германии. Польское правительство надеется на расширение торговли с Советским Союзом с целью создания больших резервов. Создание военной промышленности будет идти усиленным темпом, особенно авиационной и зенитных орудий. Газетам дано указание не помещать антисоветские материалы»