Майский неподдельно изумился и ответил, что не считает возможным даже обсуждать такой вопрос. Эти жалобы решительно ни на чем не основаны. Галифакс смутился и, желая скрыть свои чувства, принужденно смеясь, бросил: «Конечно, вам хватило 16 дней. Не нужно много времени для того, чтобы каждый раз отвечать «нет!». Майский возразил, что Советское правительство не только говорило «нет», оно также представило Англии три подробно разработанных проекта контрпредложений.
Галифакс не стал дальше спорить, и перешел к последним двум беседам Сидса и Стрэнга с Молотовым. Несмотря на множество телеграмм, полученных от них, он все-таки толком не понял, в чем же дело. Почему Советское правительство не удовлетворяет последняя формула английского правительства, которая покрывает все возможные случаи агрессии в Прибалтике? Почему Кремль так настаивает на поименовании в договоре трех прибалтийских государств? Галифакс попросил Майского разъяснить ему более подробно точку зрения Советского правительства. Полпред сказал, что переговоры ведутся в Москве и он не в курсе всех их деталей. Если у Галифакса есть какие-то сомнения, правильнее всего искать их разрешения в Москве же. Галифаксу ответ полпреда явно не понравился: он понял, что Майский все равно правды не скажет, и лучше в угол его не загонять.
Майский спросил Галифакса, почему он так упорно возражает против поименования в договоре прибалтийских государств. Галифакс снова сослался на «нежелание» этих держав получать от кого-то гарантии, а затем в качестве коронного аргумента заявил, что в истории еще не было прецедента, когда бы гарантии навязывались стране, которая их не просит. Майский возразил, что не убежден в силе «нежелания» прибалтийских государств. Куда вероятнее, что Латвия, Финляндия и Эстония не хотят просить о гарантии, но не будут возражать, если бы эти гарантии были им «навязаны» державами тройственного блока. Никому не запрещено создавать новые прецеденты, да и знает история такие прецеденты. Взять ту же доктрину Монро503: если Соединенные Штаты в 1823 году могли односторонним актом, без учета мнения южноамериканских республик, заявить, что всякую попытку государств «Священного Союза»504 распространить «свою систему» на Южную Америку они будут рассматривать как угрозу своим безопасности и благополучию со всеми вытекающими отсюда последствиями, то почему три великие державы Европы в 1939 году не могут сделать чего-либо подобного в отношении трех прибалтийских государств? (То же самое мог сделать Кремль самостоятельно, так сказать, единолично, в отношении тех же прибалтийских государств и Польши, заявив Гитлеру, что любое его поползновение в сторону названных государств в Москве расценят как угрозу своей безопасности и для Советского Союза это будет casus belli. Посмотрел бы я, как засуетился Гитлер. Но Сталин этого совершенно очевидного шага не сделал, а просто морочил союзникам голову– Л.П.).
Поскольку для любого англичанина прецедент значит чрезвычайно много, слова полпреда произвели на Галифакса несомненное впечатление, но сначала он попробовал отшутиться:
– Вы хотите, чтобы Англия, Франция и Советский Союз возобновили доктрину Монро для Европы?
– Не для Европы, – ответил Майский, – а хотя бы только для прибалтийских государств. Галифакс пожал плечами, и у Майского не было уверенности в том, что хозяин форин офиса сделает надлежащие практические выводы из его апелляции к памяти Монро505.
23 июня Молотов направил телеграммы Майскому и Сурицу. Нарком ставил полпредов в известность о том, что англо-французские предложения от 21 июня сопровождены мотивировкой, будто они основаны на «полнейшем равенстве для трех договаривающихся сторон», но на самом деле это не так. По-прежнему в своих предложениях Англия и Франция уклоняются от тройственной немедленной помощи Латвии, Финляндии и Эстонии, предусматривая немедленную помощь Польше, Румынии, Бельгии Греции и Турции. К этим пяти государствам в «новых» англо-французских предложениях добавлены еще Швейцария и Голландия, которым Советский Союз также должен обязаться оказывать помощь вместе с Англией и Францией, хотя у Советского Союза даже нет с ними дипломатических отношений. Ввиду такого положения дан ответ, что последние англо-французские предложения являются повторением их старых предложений, против которых Советское правительство уже серьезно возражало, и поэтому они отклоняются как неприемлемые506.
В телеграмме, отправленной Молотовым 25 июня в Лондон и Париж подчеркивалось, что попытки Англии и Франции изобразить дело так, что будто бы последние англо-французские предложения удовлетворяют пожелания Кремля относительно стран Прибалтики, «явно несерьезны»507.
23 июня корреспондент газеты «Дейли телеграф энд Морнинг пост» сообщал из Меца, что на германской западной границе начались крупные маневры германской армии. Передвижение германских войск особенно заметно в районе между Триером и Саарбрюккеном, а также в Пфальце. Полагают, что в маневрах участвует не менее 60 тысяч человек508.
24 июня германский посол в Лондоне Герберт фон Дирксен направил письмо в МИД Германии, копию которого 27 июня он послал лично Вайцзеккеру. Характеризуя настроения правящих кругов Англии, посол отмечал, что сейчас они стремятся договориться с Германией, а англо-франко-советские переговоры используются английским правительством только в качестве прикрытия для будущих более серьезных переговоров с Германией. Растет убеждение, что создание неагрессивного фронта должно служить лишь основанием и предпосылкой для конструктивной политики в отношении Германии. Англичане уверены, что новые союзники и рост военного потенциала страны позволят английскому правительству вести переговоры с Германией о немецких требованиях по поводу бывших германских колоний и по другим вопросам на более прочной основе, по сравнению с тем, что было в сентябре 1938 года в Мюнхене или в марте 1938 года. Это отражено в речи Галифакса, с которой он выступил 8 июня в палате лордов. В этой речи Галифакс заявил о постоянном стремлении английского правительства к взаимопониманию с Германией. По мнению Дирксена, это Галифакс предпринял попытку подготовить общественное мнение внутри страны к конструктивной политике по отношению к Германии509.
И в Берлине, и в Москве изменение политики Англии расценили одинаково, ведь судили они по себе: и Гитлер, и Сталин рассматривали переговоры с Англией и Францией как средство давления на своего будущего союзника. Но англичане-то и в самом деле вели переговоры с Советским правительством в надежде на то, что удастся создать единый фронт государств с целью остановить развитие агрессии в Европе. Возможно также, что Дирксен писал в Берлин то, что там хотели увидеть: Лондон, во-первых, не хочет договариваться с Москвой, и, во-вторых, готов к возобновлению мюнхенской политики умиротворения Германии и Италии. Однако все последующие события правоту слов Дирксена не подтвердили: Лондон улучшению отношений с Германией предпочел договор с Советским Союзом, и не его вина, что этому договору не суждено было состояться.
24 июня агентство Гавас распространило текст франко-турецкой декларации о взаимопомощи, которую 23 июня в Париже подписали Бонне и турецкий посол во Франции Сум Даваз. Текст этой декларация аналогичен с текстом англо-турецкий декларации510.
В тот же день французские газеты опубликовали сообщения о концентрации и передвижениях германских войск вдоль франко-германской границы. В крупных маневрах, которые будут проведены германской армией вдоль франко-германской границы, могут участвовать соединения второй армейской группы под командованием генерала фон Витцлебена. В маневрах примут также участие многочисленные войска, постоянно занимающие укрепления «линии Зигфрида». Близ французской границы германское командование реконструировало все фортификационные сооружения, которые были в свое время уничтожены во исполнение Версальского договора. В настоящее время активно ведутся дополнительные работы с целью превратить в ближайшее время горный массив Дахштайн (к северо-западу от Лерраха) в мощный укрепленный район, на который германский штаб возлагает большие надежды511.
25 июня начальник французского генштаба Гамелен пригласил Сурица и просил передать в Москву, что по сведениям военного агента в Берлине, экстремисты в Германии толкают Гитлера на немедленное выступление против Польши. Последние военные мероприятия, в частности, маневры на линии Зигфрида и сосредоточение крупных сил в Словакии и Данциге придают этой информации особые вес и правдоподобность. Гамелен уверен и в том, что японские мероприятия на Дальнем Востоке не случайно совпали с военными приготовлениями Берлина. Он, как солдат, не вмешивается в переговоры правительств, но недоумевает по поводу их затяжки512.
Говоря о японских приготовлениях на Дальнем Востоке, начальник французского генштаба, похоже, был не в курсе, что в это время в Монголии на реке Халхин-Гол велись военные действия между Японией и Советским Союзом, так что военные мероприятия могли быть вовсе не связаны с желанием японцев поддержать Германию.
25 июня Бивербрук, до сих пор утверждавший, что разговоры о близости войны лишены оснований, сказал Майскому, что изменил свое мнение. Оценив всю имеющуюся у него информацию, он понял, что война, вероятно, начнется нынешней осенью. Германия готовится к войне. Мобилизация германской армии будет закончена в августе, и кризис начнется с Данцига. Риббентроп, стоящий на пике своего влияния, окончательно убедил фюрера, что Англия и Франция не способны к серьезной войне и что из переговоров о тройственном пакте с Советским Союзом ничего не выйдет. По словам Бивербрука, немцы инспирировали события в Тяньцзине с целью зондажа готовности Великобритании к сопротивлению