о на своей стороне, как базу снабжения и возможной помощи Польше и Румынии.
Эта цель кажется в настоящий момент достигнутой, если учитывать основные положения договора, по которым Англия и Франция уже согласны с Советским Союзом. Они уступили Советскому правительству по вопросу о прибалтийских странах, но оно, со своей стороны, соглашаясь со 2 июня распространить свои обязательства на Бельгию и Грецию, только что по просьбе Англии и Франции отказалось от перечисления третьих государств в тексте самого договора и согласилось с секретным списком548.
Тем временем продолжались консультации английских и французских военных. 4 июля военный министр Англии Л. Хор-Белиша, прибывший накануне в Париж, долго беседовал с Гамеленом. В тот же день на обеде, устроенном франко-английской ассоциацией в честь английского министра, Хор-Белиша, в присутствии Бонне заявил что английская армия через год будет насчитывать более 1 млн. человек и ее численность в дальнейшем будет возрастать. Он подчеркнул, что как во Франции, так и в Англии строительство военно-воздушного флота идет очень быстрыми темпами549.
Англичане и французы не просто так друг другу регулярно в гости ездили – в Лувр сходить, по Елисейским полям погулять, на Тауэр поглазеть или по Биг-Бену часы сверить. И Гамелен, и Хор-Белиша встречались со своими коллегами потому, что правительства Англии и Франции на самом деле опасались германской агрессии и действительно намеревались выполнять обязательства, данные другим странам. А военные специалисты искали пути и вырабатывали методы совместных действий. Вскоре начнутся совместные авиационные учения английские и французские самолеты будут целыми авиаполками и авиадивизиями летать друг к другу, чтобы познакомиться с территорией и аэродромами, где возможно, им придется воевать, будут даже совершаться учебные налеты на города, чтобы население подготовить к таким действиям вражеской авиации.
В то же время, нет никаких достоверных и доступных данных о том, что с тех пор, как Франция и Англия в марте 1939 году повернулись лицом к Советскому Союзу, хотя бы один советский высокопоставленный военный посетил Лондон или Париж для того, чтобы хотя бы просто наметить вопросы, которые потом могут быть обсуждены на более представительном совещании высших военных руководителей трех стран. Пусть даже это были бы демонстративные визиты: такие «демонстрации» сильно действуют на нервы агрессорам, порождая в них неуверенность и даже страх.
5 июля на заседании палаты общин консерватор Вивиан Адамс спросил Чемберлена, намерен ли Уайтхолл принять какие-либо конкретные меры в связи с незаконной переброской в Данциг оружия и людей, в частности, не собирается ли правительство повлиять на Германию путем мобилизации своего флота. Чемберлен ответил, что английское правительство «не замедлит принять шаги, которые оно сочтет необходимыми или желательными для того, чтобы сделать абсолютно ясной свою позицию. Об этом уже было сказано в недавних выступлениях английских министров».
Отвечая на вопрос, лейбориста Кокса, заместитель министра иностранных дел Батлер заявил, что военные приготовления, проводимые в настоящее время в Данциге, нарушают статью 5-ю данцигского статута.
Как уже указал Чемберлен 1 июля, английское правительство поддерживает с правительствами Польши и Франции тесный контакт относительно всех вопросов, связанных с положением в Данциге. На дополнительный вопрос, Кокса, предполагает ли английское правительство предпринять демарш, Батлер ответил: «Мы сейчас совещаемся с Варшавой и Парижем по всем вопросам, связанным с событиями в Данциге, и в настоящий момент я не могу дать никаких более подробных сведений».
Кокс спросил: можно ли считать, что заявление английского правительства о готовности немедленно и всеми силами выполнить свои обязательства по оказанию сопротивления дальнейшей агрессии относится и к тому случаю, если будет сделана попытка насильно изменить статут Данцига. Батлер ответил, английские обязательства Польше несомненно, будут выполнены, и что «гарантии, данные Польше, имеют в виду явную угрозу польской независимости»550.
Замечу, что в отличие от английского правительства, Кремль за все то время, что в Данциге и вокруг него накалялась обстановка, не сделал ни одного заявления, предостерегающего Гитлера или поддерживающего Польшу. Сталин просто наблюдал, как Европа катится к войне.
7 июля Бонне пригласил Сурица, чтобы через него рассеять существующее у Советского правительства сомнение в искренности намерений правительств Англии и Франции подписать соглашение. По мнению Бонне, в этом, и только в этом, корень всех трудностей. (Чего только не делают империалисты, якобы только и мечтающие столкнуть Германию с Советским Союзом, чтобы убедить Кремль в том, что они хотят создать совместно с Советским Союзом единый фронт против агрессора. Мало того, что они, соглашаются со всеми предложениями Кремля, мало того, что они прислали в Москву своего спецпредставителя для максимального ускорения переговоров, так они еще и расшаркиваются перед Сталиным что в Лондоне, что в Париже, что в Москве. Галифакс, вон, вообще с длиннющей речью, не оставляющей никаких вопросов об истинных намерениях английского правительства, выступил. Советские же руководители выдвигают все новые и новые требования и продолжают разговаривать со своими западными коллегами (и будущими союзниками) грубо и пренебрежительно, уверенные, что англичане и, особенно, французы, зажатые между Германией и Италией, и дальше будут идти на уступки и проглотят любое хамство. – Л.П.).
Рассказав обо всех усилиях, которые он и Даладье приложили для того, чтобы добиться от англичан их согласия сначала на тройственный пакт, а потом на гарантии Латвии, Финляндии и Эстонии, Бонне сказал, что еще неделю назад был уверен в том, что все трудности в конце концов уже преодолены, так как все главные пожелания Советского правительства выполнены. Во избежание параллелизма он не намерен вступать в детальный разговор о последних советских предложениях. Англо-французский ответ будет завтра-послезавтра вручен, но он не может обойти молчанием «нового» и «неожиданного» требования Советского правительства относительно понятия «косвенной агрессии». Бонне сказал, что если бы правительства Франции и Англии приняли такое уточнение, то они не только вторглись бы во внутренние дела третьих стран, но нарушили конституции своих собственных государств, так как связали бы себя обязательствами, предрешающими характер и состав своих будущих правительств.
Гораздо меньше Бонне останавливался на Нидерландах и Швейцарии, сказал лишь, что французская общественность не поймет, почему французы, предоставляя гарантии соседям Советского Союза, не смогли получить гарантий для соседей своей страны. Бонне сказал: «Судьба барьера против германской агрессии находится сейчас в руках Советского правительства. Неужели мы доставим такую радость Гитлеру и сорвем дело, доведенное почти до конца», и добавил, что жалеет, что он сам или Галифакс не поехали в Москву, ведь переписка отнимает массу лишнего времени.
В тот же день Суриц обедал с Манделем, который признал законность недоверия Советского правительства к англо-французским переговорщикам, и сказал, что Кремль поступает абсолютно правильно, оговаривая каждый пункт. «Лучше потерять несколько недель, чем допустить неясность и недомолвку». (Беда в том, что после согласования уже известных пунктов появлялся новый, и весь процесс согласования начинался сначала. – Л.П.). Опыт с Чехословакией полностью оправдывает также требования Советского Союза предусмотреть не только случаи прямого нападения, но и внутренние путчи. (Одним из источников внутреннего путча был Коминтерн. То есть, Советский Союз, предлагая включить в соглашение пункт о косвенной агрессии, действовал против своих собственных интересов – победы мировой революции? Или Сталин, выдвигая новое требование, заранее был уверен, что соглашение не подпишет ни в каком виде, а, значит, никакого ущерба советским интересам, как он их понимает, не нанесет? – Л.П.). Мандель сказал, что он с самого начала выступал за гарантии «всех без исключения стран», которые могут подвергнуться агрессии, и поддерживает, поэтому, и прибалтийский тезис Советского правительства. По его мнению, было бы правильно и Советскому Союзу предоставить гарантии Швейцарии и Голландии, но из-за этого оттягивать подписание пакта не стоит. Больше всего его огорчает, что у многих «не без содействия «мюнхенцев» складывается впечатление, что Москва «лавирует между Берлином, Парижем и Лондоном» и не особенно жаждет соглашения. На том же обеде присутствовал и президент Франции Лебрен. Он ничего не говорил Сурицу, но его жене, соседке по столу, жаловался также «на недоверие Москвы»551.
Уже одно то, что жена полпреда, да и он сам, сидели на обеде рядом с президентом Франции, который оказался там явно не случайно, говорит о том, что французское руководство всячески стремилось растопить лед недоверия в отношениях с Советским правительством, и заключить, в конце концов, эффективное соглашение. И не потому вовсе, что прониклось доверием к Советскому Союзу и внезапно возлюбило коммунистические идеи, а потому, что Германия была слишком близко, и справиться с ней в одиночку, пусть даже и при английской поддержке, Франция не могла.
8 июля Сидс и Наджиар вручили Молотову проект англо-франко-советского соглашения:
Вариант «А». Правительства Соединенного Королевства, Франции и Советского Союза, в целях увеличения эффективности принятых Лигой Наций принципов взаимопомощи против агрессии, пришли к следующему соглашению:
Вариант «В». Правительства Соединенного Королевства, Франции и Советского Союза, считая, что любое действие, направленное против независимости или нейтралитета одного из европейских государств, затрагивает мир и безопасность Европы в целом, твердо придерживаясь уважения и сохранения этой независимости и нейтралитета, и желая сделать более эффективными принятые Лигой Наций принципы взаимопомощи против агрессии, пришли к следующему соглашению: