— Они даже не пытаются нас защитить! — выкрикнул кто-то в толпе.
— Винсент спас столицу, а его предали! — поддержал другой голос.
— Королю плевать на нас!
Гнев копился годами, но теперь, благодаря действиям союза ЧВК, он начал перерастать в нечто большее. Люди начинали осознавать свое незавидное положение, а королевская власть всё сильнее теряла свои позиции в их глазах.
Утренний туман, который обычно поглощал улицы столицы, сегодня казался символом накаляющегося напряжения. В этот раз он не утихал, а будто подчеркивал нарастающее недовольство. С каждым прочитанным заголовком газеты, с каждым выкриком газетчиков и каждым прорывающимся в толпе возгласом, гул города становился всё громче.
На главных перекрестках люди сгрудились, загораживая проезжую часть. Трамваи и паровые омнибусы остановились, их кондукторы и пассажиры спорили, держа в руках помятые газетные страницы.
— Довольно! Мы всё это терпим слишком долго! — выкрикнула женщина в фартуке продавщицы, потрясая газетой. — Они празднуют, пока наши родственники умирают от эпидемии!
— Куда идут налоги? Почему наши дети умирают, а дворцы сияют золотом? — подхватил старик с изношенной кепкой, сжимая кулак.
Город еще жил своей жизнью, но эта жизнь теперь кипела гневом. Рабочие покидали мастерские и склады, перекрикиваясь, сжимая в руках инструменты и бросая за спины грязные фартуки.
Заводы замолкают.
На крупнейших промышленных объектах столицы начались забастовки. Огромные чугунные станки, всегда работавшие на износ, остановились, заглушив привычный гул производства. Сотни рабочих, стуча молотками по металлическим листам и трубам, выкрикивали лозунги:
— Верните нам наши деньги! Защищайте нас, а не королевский пир!
— Мы — основа королевства! Без нас, Альбион ничто!
Даже владельцы частных фабрик, многие из которых в прошлом поддерживали королевскую власть, были вынуждены наблюдать, как их работники бросают инструменты и выходят на улицы.
На одной из текстильных фабрик женщина с уставшими глазами закричала:
— С меня хватит! Шью платья для балов, а у самой в шкафу обноски!
Скоро к крикам рабочих присоединились голоса их семей. Мужчины, женщины и даже подростки, в порыве отчаяния и гнева, выходили из домов и следовали за толпами к дворцовой площади.
На центральных улицах столицы люди стекались в одном направлении. Полностью продав тираж, торговцы газет, вместо того чтобы бежать за новой партией, теперь сами шли в толпе, крича:
— Дворец должен услышать нас!
— Моего деда загрызли Ожившие в Штрайне! Король в ответе за нашу кровь!
Мужчины несли грубо сколоченные плакаты с надписями:
— Защищайте людей, а не свое проклятое золото!
— Альбиону нужны солдаты, а не придворные!
— Мы не дойное стадо для вашего пира!
Людей на площади перед дворцом становилось всё больше. Густой пар из труб колонны автомобилей смешивался с человеческими криками. Толпа бурлила, словно огромный живой организм, который не мог больше сдерживать свой гнев.
Мужчина, вскарабкавшись на фонарный столб, выкрикнул:
— Винсент спас нас, а король его наказал! Ну и кто из них предатель⁈
Толпа взревела в ответ, соглашающаяся с каждым его словом.
Старые часы на ратуше пробили лишь десять утра, но город уже выглядел так, будто переживает ночь восстания. Пары разогретых котлов на заводах в некоторых местах были выпущены в воздух намеренно — рабочие создавали символ протеста, окутывая улицы паром.
У дворцовой площади, люди видевшие своими глазами ужасы эпидемии, первыми из толпы начали бросать камни за ограду дворца. Один из них ударил в кованую железную решетку массивным гаечным ключом. В ответ несколько гвардейцев, стоящих за воротами, подняли щиты, что только раззадорило толпу.
— Они прячутся за решетками как звери! Твари! Знали, что мы придём! — крикнул молодой рабочий, размахивая ломом.
Крики становились всё громче. Те, кто ещё вчера боялся сказать хоть что-то против короля, теперь, подобно той же эпидемии, заражались смелостью толпы.
Те, кто не пошёл на площадь, смотрели на творящийся снаружи ужас из окон своих домов. Один старик, вытирая стекло полотенцем, шептал под нос:
— Роберт сам виноват. Люди так долго терпели, а терпеть, им больше нечего терять.
На кухнях, за утренним чаем и яичницей, матери смотрели на своих детей. Никакой школы сегодня не будет — небольшая цена за возможно более счастливое и безопасное будущее всего королевства. Дрожа от смешанных эмоций — страха и надежды, они думали о мужьях ушедших утром на заводы, а теперь, стоящих с плакатами в самой гуще человеческой ярости.
Толпа перед дворцом продолжала расти. Город дрожал, и уже никто не мог с уверенностью сказать, во что все это может вылиться.
Сырость все же начавшегося дождя смешалась с запахом людских тел, залежавшегося мусора и отработанного пара. В отдалённых районах города, где шум толпы звучал лишь как далёкий рёв, начались грабежи. Разбитые витрины магазинов гремели словно колокола, возвещающие о начале бедствия. В переулках слышались топот ног и приглушённые крики. Грабители, прикрывая лица платками и капюшонами, выносили из лавок всё, что попадалось под руку: хлеб, драгоценности, часы, деньги, меха.
В воздухе, вслед за дымом, начал растекаться запах гари — в одном из складов загорелся случайно упавший на деревянный пол газовый фонарь. Огонь жадно пожирал ящики и коробки, но благодаря дождю пока не распространялся на соседние строения. Люди, жившие рядом, выбегали с детьми на руках, скорее всего оставляя дома на растерзание пламени.
— Да и плевать, всё равно здесь больше нечего ловить, — прошипел мужчина с испачканным сажей лицом, держа в руках мешок с награбленным.
А на дворцовой площади уже было не протолкнуться. Люди кричали, вскидывали вверх кулаки, стучали по металлическим заборам, за которыми в немом ошеломлении стояла королевская стража. Щиты гвардейцев блестели от влаги, но их лица заметно побледнели.
— Мы требуем ответа от короля! Где он⁈ Почему молчит⁈ — вопил один из горожан, стоя на тележке с сувенирами.
— Верните права Винсенту Филчу! Он — наш герой, настоящие предатели здесь только вы! — крик женщины с порванным платком вызвал гул одобрения.
Стражники, стоявшие за решётками, переглядывались. Им не поступило приказа о разгоне митингующих, как и других инструкций на этот счет, а гнев толпы продолжал нарастать. Камни, стеклянные бутылки, какой-то мусор — в стражу за высоким металлическим забором летело все, а те продолжали молча смотреть в переполненные яростью глаза обычных жителей Альбиона.
— Что будем делать, сэр? Они скоро проломят забор! — прошептал молодой гвардеец, прижимая щит к груди.
— Ждём ответа из дворца. Мы не можем стрелять без приказа! — глухо ответил капитан, хотя в его голосе дрожала неуверенность. Как ему поступить, когда приказ все же придёт?
Под его командованием пять десятков стрелков, которые промахнуться стреляя почти в упор, просто не смогут. Даже если после этого толпа начнет разбегаться и повторного залпа не потребуется, готов ли он взять на свою совесть пятьдесят жизней безоружных работяг и стариков? Обязательно начнется паника, и этот счетчик начнет увеличиваться за счет затоптанных насмерть.
— Святой Дух позаботится обо всех нас, — приняв решение, прошептал себе под нос командир дворцовой гвардии, и осенил себя символом Пентакля, — пусть будет лёгким их перерождение…
Тревожные звуки не прекращались ни на мгновение: стук металла по железу, отголоски разбитых витрин в отдалении, гомон и крики. Толпа продолжала бушевать, запах мокрой земли и металла смешивался с едким дымом отдаленного пожара. Дождь продолжал усиливаться, но люди, кажется, вообще этого не замечали — что такое возможная простуда в сравнении с судьбой их детей?
В то же время, среди бушующей толпы наметилось некое хаотичное шевеление. Десяток человек в неприметной одежде — при шляпах и в плащах с высокими воротами, укрывая лица от дождя, сновали меж волн человеческого моря в разных его частях. Замирая то тут, то там на пару секунд, они продолжали движение в неопределенном направлении. Самое интересное в этом действе было то, что иногда, люди рядом с которыми те замирали, вздрагивали, ойкали, или просто оборачивались в поисках чего-то неопределённого. Никто не замечал ничего подозрительного, поэтому митинг продолжался, лишь набирая обороты…
— Глядите! — раздался чей-то испуганный возглас с окраины площади. Будто по команде дирижёра толпа на секунду замолкла и ряд за рядом стала оборачиваться в одном направлении.
Со стороны восточной улицы слышался тяжёлый топот солдатских сапог. Королевская армия двигалась стройной колонной, фигуры солдат в красных мундирах сильно выделялись на фоне серого урбанистического пейзажа. Их было совсем не много — всего сотня, ведь зачем королю было нужно содержать многочисленный гарнизон, если на территории столицы располагаются сразу три штаба различных ЧВК? Но войска привели с собой технику для разгона несанкционированного митинга: огромные механические машины с объёмными баллонами, громоздкими трубами от которых шёл пар, и вращающиеся водомёты.
— Глядите, они идут на нас! На нас, а не на оживших мертвецов! — кричал один из протестующих, показывая на приближающуюся колонну.
— Значит, оружие с наших налогов теперь направили против нас самих⁈ — послышалось из толпы, и она заволновалась ещё сильнее. Люди начали бросать в стражу камни, прутья и всё, что попадалось под руку.
Северную улицу заполнила куда более зловещая картина. Под звуки гулкого шага двигалась колонна «Альфы». Их чёрные кожаные доспехи с металлическими вставками блестели на фоне серого дождя. В центре шёл Мейсон, его лицо оставалось безэмоциональным, а вокруг толпа бойцов с ружьями на изготовку, двигалась как единый механизм.
— Альфа! Они не входят в союз! — раздался крик, и толпа в ужасе взревела.
Люди начали толкаться, разрываться между страхом и яростью. Крики стали разнобойными, кто-то призывал стоять до конца, другие умоляли пропустить их к окраине переполненной площади, пока не началась бойня.