Истлевший старинный треугольный знак на столбике, кажется, предупреждал об извилистой дороге. Мёртвый знак, поставленный давно мёртвыми людьми. Мёртвая дорога, окружённая странным новым миром, который невозможно было представить и в страшном сне до того момента, как грянул «судный день»… И я, живой человек, идущий по мёртвому шоссе. Куда? Может, к своей смерти?
Солнце, клонившееся к горизонту, пропало за деревьями, озаряя всё красным светом, который, мешаясь с синевой неба, создавал пастельные цветовые гаммы.
Сначала выходить на дорогу мне не хотелось. Может быть, хозяева зоны установили здесь контрольные устройства. Но это было маловероятно. Кроме того, я надеялся на своё чутьё, а я пока опасности не ощущал. Зато знал об одной реальной угрозе. Пёс — «убийца» был где-то поблизости. Он ненавидел меня. И он имел преимущество передо мной. Мир вокруг был его миром, но никак не моим.
Шоссе было разбитым, сквозь широкие трещины пробивались жёсткая оранжевая трава и длинные острые иглы. Местами асфальт полностью искрошился, попадались полосы какой-то стеклянно-зелёной массы. Валялись истлевшие телеграфные столбы. В кювете вверх колёсами, точнее, тем, что от них осталось, лежал длинный ржавый автобус. Сохранившаяся местами краска напоминала о том, что когда-то он был синего цвета. Валявшийся около разбитого стекла человеческий череп пялился в мою сторону и нахально улыбался.
Километром дальше дорогу перегородила длинная легковая машина из только появившегося в те времена суперметаллопласта. Этот бензиновый монстр (тогда ещё были двигатели внутреннего сгорания) хорошо сохранился. Сто прошедших лет не оставили на нём особо сильных следов, вот только скаты сожрало ненасытное время, и они расплылись чёрной неприятной массой. Внутрь я заглядывать не стал. Не из слабонервных, но не слишком приятно видеть скелет, вцепившийся в рулевое колесо.
Вечер был уже совсем на подходе. «Убийца» всё-таки дал о себе знать. Сначала в лесу за обочиной послышалось шуршание. Потом я разглядел неоновые глаза, провожающие меня… Вот так сюрприз! Мой «приятель» был уже не один. Теперь их как минимум трое. Я вскинул автомат, но они мгновенно исчезли. Вряд ли им известно, что такое ЭМ-автомат. Скорее всего они так же, как и я, чувствовали опасность. Сегодня они вышли на охоту. А охотиться, судя по всему, «убийцы» умели.
За очередным изгибом дорогу перегораживал шлагбаум, рядом с ним торчала жёлтая железнодорожная будка, сквозь которую проросла ель. На узкоколейке навеки застыл товарный состав. Локомотив сиял как новенький, будто его только что драили щёткой. Зато прицепленные к нему вагоны были поглощены зоной, укутаны в какое-то мочало ржавого цвета, поросли кустами и терялись из виду. Невозможно было сказать, из скольких вагонов состоял состав.
Перед шлагбаумом виднелись три легковые автомашины. Они тоже выглядели так, будто только что сошли с конвейера. Ржавчина далее не тронула обычный металл. Я заглянул внутрь ближайшего. На водительском сиденье лежала почерневшая сигарета, выжегшая часть пластмассовой обивки сиденья. Но, к моему удивлению, не было и следа водителя, даже скалящегося черепа или берцовой кости.
За узкоколейкой раскинулся небольшой городок Рябовск. Точнее, здесь был когда-то городок, в котором жили люди — в основном рабочие с консервного завода и небольшой фабрики игрушек. В долю секунды Рябовск превратился в кладбище, а дома его стали надгробиями в память о своих жителях. Сто десять лет… Время неумолимо, оно уравняло всех хозяев и лакеев, богатых и бедных. Уравняло тех, кому не повезло и кто встретил здесь «судный день», и счастливчиков, которых тут тогда не оказалось по каким-либо причинам и которые считали, что сам Господь спас их, да вот только где они сейчас? Тоже в могилах.
Я обошёл шлагбаум, ступил на рельсы и всем телом почувствовал лёгкое, почти незаметное сопротивление — так разрываешь паутину. По лицу прошло лёгкое дуновение, будто провели невесомой ладонью. Я взглянул на локомотив. Казалось, что он сейчас тронется, что машинист только притормозил, но вот зажжётся зелёный сигнал семафора и состав, набирая скорость, размажет по шпалам хлопающего глазами зеваку.
Город был разделён на две части. Полуразвалившиеся трёх- и четырёхэтажные дома, поросшие лишайником уличные фонари, элеватор, возвышающийся над всем, будто замок феодала, разграбленный вражеским нашествием много веков назад. Такой была большая часть города. Её размеры трудно было определить, но по данным «Компаса» на момент катастрофы здесь проживало чуть больше семи тысяч человек.
Другая часть — та, где я сейчас находился, — представляла собой полную противоположность первой. Я стоял на совершенно обычной городской площади это место пощадила не только зона, но и само время. Обычная провинциальная площадь начала двадцать первого века. Стеклянная автобусная остановка. Рейсовый автобус номер пять перед ней. Две легковые машины и мотоцикл с коляской около одноэтажного чистенького магазина. Ряды торговых автоматов. Двухэтажная гостиница с вывеской «Рябовск», за ней часть улицы — коттеджи, скрывшиеся за заборами, утопающие в зелени садов.
Я обернулся и посмотрел на чащу, из которой только что вышел. Она мне сейчас казалась даже более уютной, чем этот вырванный из потока времени и выброшенный в мёртвое безвременье уголок. И снова нахлынуло чувство нестерпимого одиночества, сравнимое, может, только с тем, которое испытывает космонавт, оказавшийся в открытом космосе за пределами Солнечной системы. Жуть какая! У меня возник мимолётный порыв уйти отсюда. Но из леса за мной следили неоновые огоньки глаз. И их стало больше.
Перейдя через площадь, я вошёл в гостеприимно распахнутые двери магазина. В полутёмном помещении увидел стойку, витрину-холодильник, полки с продуктами — яркими банками, упакованными в целлофан кусками мяса, батонами, фруктами. Всё это казалось совершенно свежим. У меня возникло желание протянуть руку и взять апельсин, попробовать его. Конечно же, не взял. Не столько из-за опасения отравиться, сколько из-за иррационального страха выпасть из потока времени.
На стойке стоял кассовый аппарат, рядом лежал пакет с продуктами. Мне стало не по себе, когда я увидел видневшуюся в окошке кассового аппарата сумму — 186 рублей 20 копеек. Я понял, что здесь самое жуткое. Как и в машинах у шлагбаума — никаких останков людей, даже горсти пепла. Но ведь понятно же, что в момент ТЭФ-удара в магазине были и продавцы, и покупатели… Стало окончательно не по себе, даже лёгкая тошнота подступила к горлу.
Я вышел из магазина и присел на бордюр тротуара. Почти стемнело. Миром овладевала большая жёлтая луна. Что же делать? Устроиться на ночлег здесь, в безвременье? Тут, конечно, жутковато, но непосредственной опасности я не ощущаю… Авось вывезет кривая! Остаюсь.
Мне приглянулся аккуратный двухэтажный дом из стеклобетона — в те времена такой могли позволить себе лишь люди, которые неплохо зарабатывали. Калитка открылась со скрипом. Во дворике росли (точнее, застыли навсегда} цветы, яблони, на грядках краснела клубника Я нагнулся и сорвал ромашку у забора. Всё, что надо, в ней имелось — цветок, стебель, на ощупь обычная ромашка. Одно плохо — в ней не было жизни. И быть не могло — здесь всё мёртво.
Катастрофа случилась в одиннадцать утра, когда все порядочные люди находились на работе, поэтому замок оказался запертым. Я надавил плечом, но дверь не поддалась — сделана крепко. С помощью вибромачете я разделался с замком, распахнул дверь, зажёг фонарик-карандаш и шагнул внутрь. Луч света скользнул по тесной прихожей, по завешанной одеждой вешалке и заставленной пыльными бутылками полке Дальше — большая комната с книжными шкафами, литографиями на стенах, обеденным столом, стульями с высокими спинками и плетёным креслом-качалкой.
Я повернул щеколду на двери, да ещё для верности пропустил через её ручку лыжную палку. Бережёного Бог бережёт. Потом по винтовой лестнице, ведущей наверх из большой комнаты, поднялся на второй этаж и очутился в маленьком коридорчике, толкнул первую же дверь. В спальной комнате с жёлтыми обоями стояли; двуспальная деревянная кровать, чёрное трюмо с фарфоровыми безделушками, мягкое кресло, шкаф. В углу возвышался здоровенный неуклюжий ящик — одна из первых моделей СТ-визора.
Чувство одиночества нахлынуло на меня с новой силой, но тут же было вытеснено совершенно идиотским страхом и нелепыми фантазиями. Мне вдруг показалось, что вот-вот послышатся тяжёлые шаги, дверь медленно откроется и появится некто — может, хозяин этого дома, а может быть, и всей зоны…
— Брось! — вслух произнёс я, и голос в пустом доме прозвучал громко и неестественно, поскольку это место навсегда теперь отдано тишине. — Здесь никого нет и быть не может. Даже мёртвых.
Я ещё раз провёл лучом фонарика по спальне. Ничего интересного. Потом хлопнул ладонью по выключателю на стене и вскрикнул — под потолком загорелась люстра, и свет заметался, ломаясь и дробясь в её хрустальных подвесках… Уф! Сердце рвалось из груди. Дрожащей рукой я выключил свет. Дом, оказывается, жил. Не распускаться! Здесь меня могут ждать и другие сюрпризы.
Кряхтя, я снял рюкзак. Плечи ныли. Лучше бы на это задание послали штангиста… Из окна открывался вид на площадь и на тёмную массу, поглотившую остальной город. Сумерки быстро сгущались. Интересно, чем сейчас заняты «убийцы»? Сегодня они добычу упустили, шавки жалкие, а завтра — посмотрим. Я с ними разберусь. Я был зол, что они загнали меня в этот заповедник Хроноса. С размаху я плюхнулся на кровать и…
— Конгресс Соединённых Штатов Америки продолжил слушания о финансировании грандиозного проекта станции «Венера-Твердь». В Грузии казнены четыре ключевых министра, в том числе обороны. Есть мнение, что они участвовали в заговоре против князя Шоты Сванидзе, прославившегося ноябрьским расстрелом мирных жителей в Кахетии и жестокими казнями…
Так недолго и разрыв сердца получить! На кровати лежал дистанционный пульт СТ-визора, я, видимо, задел кнопку — а он работает… Здесь можно устроиться надолго и с комфортом. Электричество есть. Магазин с продуктами под боком.