Впрочем, нет, не как обычно посмотрела. Что-то было не так, что-то новое появилось сегодня в тревожном этом взгляде…
— А ты чего так рано? — спросила Настя, первой прервав затянувшееся обоюдное молчание. — Может, случилось чего?
Если бы не этот телефонный звонок, совершенно выбивший её из колеи… если бы Настя не смотрела сейчас внимательно на мать, она бы ничего и не заметила. Но Настя смотрела на мать и успела заметить, как почти незаметно вздрогнули её пальцы…
— Да что случилось-то? — повторила Настя, всё ещё не сводя с матери внимательного своего взгляда.
— Ничего не случилось.
Тон матери был не совсем искренним и, уловив фальшь, Настя посмотрела на мать ещё более внимательно, хоть внимательнее, казалось бы, уже невозможно.
— Ну, а всё-таки! — произнесла она как можно более спокойным голосом. — Ведь что-то произошло, я чувствую!
— Понимаешь… — мать замялась, подошла зачем-то к окну, простояла там некоторое время не оборачиваясь… она словно высматривала что-то внизу, во дворе, впрочем, скорее всего она просто собиралась с мыслями. — Ты только не волнуйся, ладно?
— Ладно! — сказала Настя, не сводя с матери тревожного взгляда. — А с какой такой стати мне волноваться? Что случилось такое, особенное?
— Какие-то подростки… — мать замолчала, по-прежнему упрямо уставившись в окно, казалось, она просто боялась встретиться с Настей взглядом, — подонки какие-то могилу Вероникину разрыли… — оторвавшись, наконец, от созерцания замусоренного двора, мать с тревогой взглянула на дочь. — Ты только не волнуйся, ладно!
— Когда это случилось? — прошептала Настя сдавленным голосом. — Вчера?
— Вчера! — подтвердила мать. Она подошла к Насте, взяла её за руку. — Ты не волнуйся только!
Мать хотела, кажется, добавить ещё что-то, но почему-то передумала.
— Вчера! — повторила Настя, с трудом сдерживая дрожь… ей очень не хотелось расстраивать мать, но Настя чувствовала, что долго она не выдержит, сорвётся… ей стало трудно дышать, в глазах как-то сразу потемнело. — Вчера, — повторила Настя, судорожно сглотнув. — Кто это сделал?
— Подонки! — жёстко отозвалась мать. — Им бы на всю катушку впаять, а с ними ещё нянчатся! Задержали одного вчера… что толку!
— Отпустили?
— В больницу ещё доставили! — мать негодующе фыркнула. — Принца такого!
Она замолчала, так и кипя от внутреннего возмущения. Настя тоже молчала, хоть и совершенно по другой причине.
— А в больницу зачем? — спросила она наконец.
— Ну… — мать пожала плечами, — точно не знаю, слышала только…
— Что слышала?
— С шеей у него что-то… то ли покусали, то ли порезали…
— Шею? — встрепенувшись, Настя внимательно посмотрела на мать. — Именно шею?
— Свои же друзья-сопляки, наверное, и сделали! — мать всё ещё никак не могла успокоиться. — Ритуалы свои дурацкие! А теперь он чуть ли не жертва уже, представляешь!
— Представляю! — Настя снова судорожно вздохнула. — А что если он и в самом деле жертва?
— Чья?
Некоторое время они молча смотрели друг другу в глаза.
— Зря я, наверное, всё это тебе рассказала, — пробормотала мать, первой отводя взгляд. — Не надо было. Ты только не волнуйся, ладно!
— А я и не волнуюсь, — солгала Настя. Повернувшись, она молча пошла в сторону кухни, потом, словно вспомнив что-то чрезвычайно важное, снова вернулась в зал. — Скажи, ма… а зачем они всё это сделали… ну, раскопали зачем? Что они там искали, золото?
— Не знаю! — мать подошла к Насте, чуть приобняв за плечи, повлекла её за собой на кухню. — Всё, доча, хватит об этом! Пускай ими милиция занимается! — мать замолчала, но всё ещё не в силах полностью сдержать своё возмущение, неожиданно добавила: — Подонки, дегенераты! Я б им, скотам… к стенке, рука б не дрогнула! Труп зачем воровать?!
— Что? — снова встрепенулась Настя. — Труп исчез?
Поняв, что сболтнула лишнее, то, чего говорить явно не следовало, мать только молча кивнула головой.
— Ты, главное, не волнуйся! — почти просительно проговорила она чуть после, когда они уже сидели обе за обеденным столом. — Милиция сама разберётся, что к чему. Алло, ты меня слушаешь?
— Слушаю! — сказала Настя почти угрюмо. — Ты на работу не опоздаешь?
— Надо бежать! — согласилась мать, торопливо допивая кофе. — Побегу я? — добавила она, вопросительно глядя в лицо дочери.
— Беги! — голос Насти звучал почти безразлично. — Не бойся, я в порядке!
Но мать, кажется, не была полностью в этом уверена, видно было, что ей очень не хочется оставлять Настю дома одну. Ещё она здорово жалела, что вообще рассказала дочери всю эту историю.
— Я позвоню! — пообещала она, выходя. — Ты тоже, ежели что — звони! Обещаешь?
— Обещаю! — сделав над собой немалое усилие, Настя улыбнулась матери бодро, весело даже. — Иди!
Мать вышла, а Настя, затворив за ней дверь, тотчас же принялась запирать её на все возможные засовы… впрочем, их оказалось всего только два. Потом она снова прошла в зал и, опустившись в кресло, застыла в мрачном раздумье…
И почти сразу же вновь грянул телефонный звонок.
Он прозвучал так резко и неожиданно, что Настя даже вздрогнула от испуга и непонятного, нехорошего какого-то внутреннего предчувствия. Некоторое время она просто сидела в кресле, сидела молча и совершенно неподвижно, не сводя испуганных глаз с телефонного аппарата… она всё ждала, что телефону надоест трезвонить и он умолкнет, в конце-то концов! Но видимо тот, кто звонил, отлично был уведомлён о том, что она, Настя, сейчас дома, что, рано или поздно, но она возьмёт-таки трубку. Наконец телефон умолк и Настя, вздохнув с облегчением, встала с кресла… именно этот момент и выбрал телефон, чтобы грянуть снова. Ясно было, что так просто он не угомониться, что трубку придётся снять, ничего не поделаешь…
Настя встала, почувствовав, какими ватными и непослушными стали вдруг ноги. Подойдя всё же к трезвонящему телефонному аппарату, она долго не решалась снять трубку, потом всё же сняла её, медленно поднесла к уху.
— Слушаю! — не сказала, а, скорее, выдохнула Настя в трубку. — Слушаю!
— Настя? — послышался далёкий, еле различимый голос… и Настя с облегчением перевела дыхание… она узнала Ксюшу, её голос. — Это ты, Настя?
— Тебя плохо слышно! — не сказала, а буквально прокричала в трубку Настя. — Я тебя не слышу почти! Перезвони лучше!
— Нет! — в далёком, еле различимом голосе Ксюши Настя уловила вдруг нотки самого настоящего ужаса, и ещё чего-то, даже не поддающегося определению. — Не бросай трубку, Настя! Пожалуйста, не бросай трубку!
— Хорошо, не буду! — торопливо, чтобы успокоить подругу, проговорила Настя и ещё плотнее прижала трубку к уху. — Я слушаю, слушаю! Случилось что?
Ксюша вдруг слабо всхлипнула… судорожно как-то всхлипнула, с надрывом, и вдруг… застонала, словно от невыносимой какой-то боли.
— Ксюшка! — встревожено выкрикнула в трубку Настя. — Что с тобой, Ксюшка?! Алло, ты меня слышишь? Ксюшка, ты слышишь меня?
— Помоги мне, Настя! — медленно, задыхаясь, проговорила, вернее, простонала Ксюша… потом она как-то жутко и незнакомо прохрипела: — Спаси меня, Настя! Спаси меня! Она… они…
Вскрикнув как-то особенно мучительно и протяжно, Ксюша вдруг умолкла на полуслове. Треск и шипение в трубке тоже прекратились, теперь там была тишина, полная, абсолютная тишина… впрочем, Насте показалось вдруг, что она слышит в трубке чьё-то осторожное дыхание… или ей всё это только показалось…
— Ксюша! — запоздало выкрикнула Настя в трубку. — Ты меня слушаешь, Ксюша?
Трубка, казалось, только этого и ждала. Во всяком случае, она тотчас же запищала противными короткими гудками.
— Ксюша! — снова закричала Настя, отчаянно прижимая пищащую эту трубку к уху. — Ксюшенька! Ответь, пожалуйста! Ответь!
Осознав, наконец, что все её мольбы и причитания бессмысленны, Настя швырнула трубку на место и в каком-то лихорадочном волнении, с паникой даже, закружила по комнате. Где-то у неё был Ксюшин телефон… она записывала его, он должен быть где-то… только вот где? Ищи, дура, ищи… это так важно, так необходимо сейчас… куда ты могла его записать: блокнот, тетрадь, клочок бумаги… думай, вспоминай… склеротичка, дебилка чёртова! Постой, а это, случайно, не он? Он, кажется, он… нашла… ура! Сейчас же позвонить… уточнить… выяснить всё до мельчайших подробностей!
Телефон долго сигналил длинными гудками, и Настя уже хотела бросить трубку, как вдруг на том конце провода кто-то неожиданно поднял трубку.
— Ксюша! — отчаянно выкрикнула в трубку Настя. — Это ты, Ксюша?
— Нетути её! — Настя узнала дребезжащий пропитый голос Ксюшиной матери. — А кто это?
— Это я, тётя Поля! — Настя вдруг почувствовала, как у неё моментально пересохло во рту. — А где Ксюша?
В трубке некоторое время молчали.
— Ты, что ли, Настька? — не совсем уверенно спросила Ксюшина мать.
— Я! — Настя торопливо облизнула языком пересохшие губы, но это мало помогло… язык был как тёрка. — А Ксюша где? На огороде?
И вновь некоторое время Ксюшина мать молчала.
— Нетути её там, — проговорила она, наконец. — Не знаю, куда и подевалась… работу ж не закончила, зараза… пускай заявится только, я её! — Ксюшина мать неожиданно икнула в трубку, потом помолчала немного и добавила: — А что ей передать?
— Передайте ей…
Настя вдруг умолкла, так и не докончив фразы, вернее, она и сама не знала, что же ей сказать такое. Она просто хотела услышать Ксюшу, её голос, просто удостовериться, что у подруги всё в порядке… пугать же заранее Ксюшину мать Насте никак не хотелось, несмотря на крепнущую с каждым мгновением уверенность в том, что с Ксюшей стряслась беда.
— Скажите, а она скоро будет? — почти умоляюще проговорила Настя в трубку. — Я б перезвонила потом…
— Я ей скажу! — буркнула Ксюшина мать — Скажу, что ты звонила.
Настя почувствовала, что ещё мгновение, и она бросит трубку.