Настя пожала плечами. Ёй было всё равно, куда поворачивать, они так бы и ушли прочь, но болтливая Ксюша, не удержавшись, добавила:
— Видишь тот дом сзади! Там раньше ведьма жила!
Настя обернулась и с неподдельным интересом посмотрела в указанную сторону. Неизвестно, что ожидала она там увидеть, но увидела лишь неказистую скособоченную избёнку с соломенной ещё крышей, с тёмными, почти непрозрачными стёклами двух маленьких окошек, угрюмо смотрящих в сторону переулка.
— Ведьма? — переспросила она, — Настоящая?
Ксюша испуганно кивнула, Она, кажется, всерьёз в это верила, что Настю даже позабавило слегка.
— Она что, на помеле летала? — не удержавшись, Настя прыснула со смеха, до того комической показалась ей испуганно-серьёзная Ксюшина физиономия. — Над деревней?
— Не смейся, не смейся! — Ксюша вторично ухватила подругу за рукав. — Пошли отсюда лучше!
— Подожди! — Настя вырвала руку, посмотрела на подругу с жалостью смешанной с искренним каким-то недоумением. — Ты что, серьёзно веришь во всю эту чепуху? — она заметила вдруг, как зябко передёрнулись Ксюшины плечи. — Ты что, боишься её?
— А то нет! — Ксюша вновь поёжилась, словно от холода. — У нас в деревне её все боятся!
— Подожди, подожди! — Ксюша совсем запутала Настю. — Так она что, не умерла? А ты говорила, вроде…
— Умерла! — Ксюша испуганно огляделась по сторонам. — Но её и мёртвую все боятся! — она замолчала, молча уставилась на недоверчивое Настино лицо. — У бабушки своей спроси, если мне не веришь!
Пожав плечами, Настя ничего на это не ответила и подруги пошли обратно. Сначала они шли молча, но не успела только запретная избушка скрыться из глаз, Ксюша снова принялась трещать на самые разнообразные темы. Но, при всём разнообразии этих тем, тему ведьмы она старательно обходила, поэтому вскоре Настя тоже совершенно забыла о ведьме. Лишь вечером, уже отходя ко сну, Настя вспомнила о странном заброшенном переулке, о мёртвой ведьме, которую, если верить Ксюше, жители деревни по-прежнему смертельно боятся… а, вспомнив, она тут же спросила у бабушки, уже лежащей в своей кровати:
— Сегодня Ксюшка о какой-то ведьме болтала… — она замолчала, ожидая, что же ответит на это бабушка, но бабушка не ответила ничего и Насте пришлось продолжать: — Что это за ведьма такая, а?
— Нашла о ком спрашивать на ночь глядя! — сердито проворчала бабушка и даже сплюнула. — И Ксюше твоей делать больше нечего, кроме как голову тебе забивать всякой ерундой! Вот я ей скажу завтра!
— Бабуля! — Настя села в кровати, — Расскажи мне о ней!
— О ком? — не поняла бабушка. — О Ксюше, что ли?
— О ведьме!
— Спи, давай! — бабушка снова сплюнула через левое плечо и, чего с ней никогда не было, перекрестилась.
— Бабуля! — даже удивилась Настя. — Ты что, тоже веришь во всю эту ерунду? — она помолчала немного и добавила с укоризной: — А ещё учительница бывшая!
Она замолчала, в ожидании бабушкиного ответа, но бабушка так ничего Насте не ответила, и, вообще, кажется, уснула. А потом и сама Настя незаметно задремала, и на этом их разговор о ведьме закончился.
А наутро Настя взялась за Ксюшу. Она устроила подруге самый настоящий допрос с пристрастием и вскоре узнала через неё всё, что хотела знать…
А впрочем, хотела ли?
Выяснилось, что женщина, которую Ксюша — как и вся деревня, впрочем — считала ведьмой, умерла более десяти лет назад, но до сих пор никак не может угомониться… всё вредит и вредит деревне.
— Как так? — не поняла Настя. — Мёртвая и вредит?
— Так это же ведьма! — Ксюша, как и вчера, испуганно оглянулась, понизив голос, добавила: — Ты знаешь, некоторые люди её ночью встречали… ну, неподалёку от той улицы! Издалека, правда, видели, близко она ни к кому не подходила… но всё равно страшно!
— И что? — тоже шёпотом спросила Настя. Тревога подруги каким-то непонятным образом передалась и ей. — Ты её тоже встречала?
— Да что ты! — Ксюша встревожено замахала рукой. — Да я б от страха на месте окочурилась! — она вздохнула, помолчала немного и добавила: — А вот люди видели! — глаза Ксюши вдруг испуганно округлились. — И знаешь ещё что…
— Что? — спросила Настя.
— Она всегда перед чьей-то смертью приходит! Вот как её увидят — через какое-то время в деревне умирает кто-то… не тот, кто увидел — другой кто-нибудь! И всегда глупой какой-то смертью: то в речке утонет, то в бане угорит, то ещё какая-нибудь ерунда… Не веришь?
Настя пожала плечами.
Конечно же, она ни капельки не поверила во всю эту чепуховину, но спорить с Ксюшей по данному вопросу не стала. Вместо этого, Настя просто ловко перевела разговор на какую-то совершенно постороннюю тему… Ксюша сей разговор охотно подхватила… тема ведьмы, казалось, была окончательно позабыта.
Но это только казалось. Уже вечером того же дня Настя вдруг обнаружила, что боится темноты. Ей страшно было даже зайти одной в тёмный чулан, куда бабушка отправила её за молоком. А уж от одной только мысли о том, что придётся — а что поделаешь — выйти перед сном на тёмный ночной двор… от одной только мысли этой Настю вдруг бросило в такую дрожь, что она даже удивилась. Но удивление быстро прошло, а вот страх остался… настоящий первобытный какой-то страх… и пришлось недоумевающей бабушке сопровождать любимую внученьку в места не столь отдалённые…
Да и потом, лёжа уже в кровати и тревожно прислушиваясь к неровному свистящему дыханию мирно спящей бабушки, Настя, как не старалась, всё никак не могла и не могла уснуть. Потом ей послышалась какая-то странная возня прямо под окном, словно кто-то изо всех сил пытался приотворить его снаружи. Насте почудилось даже чьё-то мерзкое хихиканье в районе окна, она взглянуть боялась в ту сторону, не сомневаясь ничуточки в том, что, взглянув, обязательно увидит в чёрном проёме окна горящие глаза мёртвой ведьмы и её ужасную физиономию. Похолодев даже от охватившего её ужаса, Настя долго лежала совершенно неподвижно — как вдруг мерзкое это хихиканье раздалось в самой уже комнате, в самом дальнем её углу, за сундуком, а может и в самом сундуке, кто знает. Кто-то явно пытался приоткрыть сундук изнутри, выбраться из него наружу… это была, наверное, всё та же проклятая ведьма… а потом Настя открыла глаза и увидела, что уже утро, и очень этому обрадовалась. Она уже не могла с уверенностью утверждать: приснилось её то, что она слышала ночью или что-то такое было на самом деле, Но если что и царапалось под окном, а потом в сундуке — скорее всего это были самые обыкновенные мыши, на худой конец, крысы. По мнению Насти, по сравнению с мерзкой ведьмой, даже крысы были вполне милыми и безобидными созданиями. Вообще, при ярком свете дня всё воспринималось совершенно по иному… вчерашние ночные страхи почти перестали быть таковыми, они съёжились, потускнели, но так и не исчезли окончательно. Настя не сомневалась даже, что нынешним же вечером всё вчерашнее повторится с удвоенным даже коэффициентом…
Она злилась на себя, но ещё больше Настя злилась на эту дуру Ксюшку, которую чёрт дёрнул за язык рассказывать ей все эти небылицы, как будто плохо жилось Насте ни о чём таком не ведая! Умом то Настя прекрасно понимала, что всё это чепуха из чепухи, сказочки для детей младшего школьного возраста, да и Ксюша ничего плохого ей не желала, когда всё это рассказывала, тем более, что Настя сама её попросила. Но, понимая всё это, Настя злилась ещё больше… и чем больше злилась, тем более сильное беспокойство испытывала она по поводу предстоящего вечера. Решив, наконец, что клин можно вышибить только аналогичным клином, Настя под каким-то пустячным предлогом увлекла ничего не подозревающую Ксюшу на ту самую заброшенную улочку, точнее даже переулочек, где почти все избы были пусты и заколочены. Самая крайняя из них, вплотную подходящая к глухим зарослям крушины, шиповника и, высокой, в два человеческих роста, крапивы, невзрачная скособоченная избёнка с соломенной крышей, и была бывшим жилищем страшной ведьмы.
Приостановившись напротив тёмной полуразрушенной калитки, Настя, оборвав вдруг на полуслове какой-то пустой и бессистемный разговор-болтовню, внимательно взглянула на подругу и сказала беспечно:
— Зайдём?
— Куда? — не поняла сначала Ксюша, потом глаза её испуганно округлились: — Туда?!
И она отчаянно замотала головой в знак полного своего несогласия.
Что ж, этого следовало ожидать.
Настя вздохнула и перевела взгляд с испуганной физиономии подруги на страшную эту избушку. По правде говоря, ей тоже не улыбалась перспектива туда идти… теперь оставалось только дать уговорить себя туда не ходить и после этого удалиться со спокойной, как говорится, совестью прочь, подальше куда…
Но эта дура, Ксюшка, вновь всё испортила!
— Если ты так уж хочешь… — шёпотом проговорила она, — на одну минуточку если… — Ксюша замолчала, вопросительно тревожно посмотрела Насте в глаза и добавила, ещё более понизив голос: — А ты и в самом деле этого хочешь?
Больше всего на свете Насте хотелось дать сейчас Ксюше подзатыльник, хороший такой подзатыльник, увесистый, чтоб потом полдня чувствовала… но она лишь вздохнула обречёно и, понимая уже, какую непоправимую глупость вот-вот совершит и уже совершая её, эту глупость, первой шагнула в сторону полуразрушенной этой калитке, осторожно, придерживая, приотворила её рукой. Калитка, что удивительно, не развалилась при первом же её прикосновении… она только печально скрипнула, пропуская сначала Настю, а потом и Ксюшу во двор…
— Ох, и дура же ты, Настька! — на одном дыхании выпалила за спиной у Насти Ксюша, потом она вздохнула и добавила печально: — И я тоже — дура набитая!
С этим последним утверждением Настя была согласна на все сто процентов.
Входной двери в сенцах не было вовсе, да и само это слово «сенцы» как-то не совсем подходило к дощатой сей пристройке, дырявой и светящейся в прямых солнечных лучах словно решето или, вернее, дуршлаг.
Прямо из пристройки дверь вела в саму избу, но, чтобы войти туда, Насте пришлось сделать над собой ещё одно усилие и толкнуть рукой эту самую дверь, почему-то отворяющуюся внутрь. Протяжно скрипнув, дверь отворилась и Настя вошла в избу. Следом неслышно как тень, внутрь проскользнула Ксюша и тут же остановилась рядом с Настей, тяжело и прерывисто дыша, крепко вцепившись обеими руками в Настину левую руку. Так, в полном и абсолютном молчании, подружки простояли некоторое время, насторожено, испуганно даже осматриваясь по сторонам.