Сложно сказать, была ли у мистера Брауна хоть какая-то цель для этого визита. Из-за сорвавшихся планов у него было дурное настроение, и ему просто хотелось выплеснуть на кого-то своё негодование. Чаще всего для этой цели он выбирал именно госпожу. Меня всегда поражало то, с какой благородной гордостью сносит хозяйка все нападки супруга. Никогда, находясь рядом с ним, она не повышала голоса, и только лишь холодность во взгляде, который она обращала на супруга, могла выдать её гнев. Но, говорят, у всего есть предел.
Войдя в спальню госпожи, мистер Браун окинул презрительным взглядом обстановку. Ему никогда не нравилась эта комната. Он считал её старомодной и безвкусной. Как, впрочем, и саму госпожу. В отличие от мистера Вильерса он предпочитал проводить ночи в собственных покоях, а если хозяин желал провести ночь с супругой, то требовал её прихода к себе, а не посещал её сам.
– Ты не пожелала мне доброй ночи, прежде чем отправиться ко сну, – грубо заявил он.
Хозяйка в удивлении посмотрела на супруга, так как прежде он ни разу не жаловался на подобное невнимание с её стороны. Присутствие в комнате окутанного винными парами мистера Брауна было крайне неприятно госпоже. Спальня для неё всегда была местом уединения и затворничества. Это был её мир, её храм. Здесь всё должно было существовать так, как того хотела она. Запах выпитого алкоголя, который источал мистер Браун, вызывал у госпожи приступ тошноты. Ей захотелось, несмотря на бушевавшую за окном бурю, открыть все окна, чтобы впустить в комнату свежий воздух.
Тем не менее, сдержав эмоциональный порыв, она повернулась к мужу и сказала:
– Раньше вы никогда не хотели от меня пожеланий доброй ночи.
– А теперь хочу!
Мистер Браун внезапно схватил со стола серебряный подсвечник и с силой швырнул его через всю комнату. Подсвечник звонко ударился о стену рядом с зеркалом, у которого сидела госпожа, и отлетел в сторону, едва не задев горничную. Свеча, установленная в подсвечнике, выпала и сразу же потухла.
От неожиданности Гвен взвизгнула и отшатнулась. Госпожа даже не шелохнулась. Задумчиво опустив взгляд, она вздохнула.
– Гвен, ты можешь идти к себе, – спокойно сказала она.
– Нет, Гвен, останься, – приказал мистер Браун.
– Гвен – моя горничная, – в голосе госпожи мелькнули стальные нотки. – И я решаю, когда она завершила свою работу. Гвен, ты можешь идти.
– Нет, не может!
Мистер Браун схватил со стола книгу и швырнул её в Гвен. Книга с силой ударила девушку в плечо. От боли и испуга Гвен подскочила и с криками выбежала из комнаты. Она не имела ни малейшего понятия, что делать в подобной ситуации, и сразу же побежала ко мне. Но прежде чем я, прихватив с собой мистера Хилла, успела прибежать в спальню госпожи, там оказался молодой Джордж.
Он жил в покоях, соседствующих с комнатами госпожи и, услышав крики, понял, что матери нужна помощь. С момента отъезда мистера Марлоу и мисс Джоан Джордж искренне возненавидел мистера Брауна. Ему не исполнилось ещё и восьми лет, но он прекрасно понимал, что то, как ведёт себя мистер Браун по отношению к супруге, неправильно и несправедливо.
Джордж вошёл в спальню матери в тот момент, когда окончательно обезумевший мистер Браун набросился на жену, уронил её на пол и принялся душить. Не помня себя от испуга, мальчик схватил лежавшую у камина кочергу, принялся лупить ею мистера Брауна по спине. Сил у него было недостаточно для того, чтобы причинить отчиму ощутимый вред, но их хватило на то, чтобы переключить внимание мистера Брауна с матери на сына. Мистер Браун отпустил шею супруги, одним рывком выдернул из рук Джорджа кочергу и отбросил её в сторону. Кочерга со звоном ударилась о пол.
– Не лезь не в своё дело, мелюзга, – со злостью прошипел мистер Браун. Его глаза были налиты кровью, и сложно было сказать, осознавал ли он вообще то, что делает и говорит. – Хочешь жить в моём доме, иди в свою комнату и не высовывайся!
– Это не твой дом, – возразил Джордж. Он сжал маленькие кулаки и гордо выпрямился. – Это дом моего отца, а ты здесь – никто.
Услышав подобные слова из уст малолетнего отпрыска ненавидимой супруги, мистер Браун едва не захлебнулся от ненависти и злости. Внезапно он взревел, подобно ужаленному копьём дикому зверю, и что было сил бросился на мальчишку. Хозяин повалил его на пол, подмял под себя и с исступлением безумца принялся лупить кулаками. Миссис Браун закричала. Она ещё не успела оправиться после удушья, была слаба и едва дышала, но всё же бросилась на мистера Брауна, пытаясь если не оттащить супруга, то хотя бы укрыть собой Джорджа от безжалостных ударов отчима.
Мы с мистером Хиллом вбежали в спальню госпожи именно в этот момент. Втроём мы сумели оттащить мистера Брауна от Джорджа. Мальчик лежал без сознания, а мистер Браун всё ещё бушевал. Кое-как мы втроём смогли увести его в ближайшую гостиную и заперли там. Мы с мистером Хиллом остались сторожить у его двери.
Джордж не приходил в себя. Госпожу трясло словно от лихорадки. Я позвала Гвен и велела ей срочно отправляться за доктором Гилбертом. Мистер Браун же и не думал успокаиваться. Запертый в гостиной, он пытался выбить дверь, крушил мебель и бросал в стены всё, что попадалось под руку.
Плечо к плечу мы с мистером Хиллом сидели на полу, прислонившись спинами к сотрясающейся двери гостиной. Мистер Хилл сжимал в руках кочергу, подобранную в спальне госпожи. Костяшки его пальцев были белы от напряжения.
Мистер Хилл никогда вслух не осуждал решение госпожи выйти замуж за мистера Брауна. Он не стал роптать даже в тот день, когда мистер Браун избил его. Но сейчас, сидя рядом с мистером Хиллом под дверью разбушевавшегося хозяина, я видела взгляд старого камердинера и понимала, что стоит сейчас госпоже сказать только слово, и мистер Хилл, не задумываясь, убьёт мистера Брауна. Возможно, в этот момент я поступила бы точно так же.
Через час прибыл доктор. К этому времени Джордж уже пришёл в себя, но почти не мог двигаться. Он жаловался на головокружение и боль в груди. После осмотра доктор Гилберт сказал, что у Джорджа повреждено ребро. Остальные ушибы были несерьёзны, но один из ударов мистера Брауна пришёлся Джорджу в голову, отчего у мальчика, возможно, случилось лёгкое сотрясение. Мистер Гилберт решил задержаться у нас на несколько дней, чтобы как следует позаботиться о мальчике.
В эту ночь в доме не спал никто. Мистер Браун бушевал почти до рассвета, а затем стих. Вероятно, вызванный алкоголем прилив сил иссяк, и его сморил сон. Утром миссис Браун приказала открыть гостиную. Она выглядела бледной и уставшей из-за бессонной ночи, полной тревог, но, следуя скорее многолетней привычке, чем желанию, привела себя в порядок, должный её положению.
Госпожа хотела поговорить с супругом наедине, но мы с мистером Хиллом наотрез отказались оставлять её одну с этим человеком. Поразмыслив, хозяйка согласилась с нами.
Когда мы, отступив лишь на шаг от госпожи, вошли в гостиную, мистер Браун лежал на диване, закинув неразутые ноги на оббитую персиковой тканью спинку. Он не спал, а, казалось, находился в глубоком раздумье. В комнате царил хаос. Все вещи были разбросаны на полу, несколько стульев сломаны. Остатки их в беспорядке валялись по всей гостиной. Ваза, в которую по обыкновению ежедневно ставились свежие цветы, оказалась разбита. Цветы, так же как и всё прочее, были раскиданы по комнате.
Воздух в гостиной был спёртым и тяжёлым. Едва не задохнувшись от неприятного запаха, госпожа сморщила нос и знаком приказала мне открыть окна. Погода на улице со вчерашнего вечера заметно улучшилась. Буря прекратилась с рассветом, и сейчас за окном ярко сияло солнце. Потоки прохладного воздуха ринулись в пропитанную ядовитым дыханием комнату. Госпожа удовлетворённо вздохнула.
Заметив наш приход, мистер Браун сел. Он не сказал ни слова. Сложно сказать, чувствовал ли хозяин сожаление о том, что совершил вчера, но было очевидно, что находиться сейчас перед нами и перед супругой ему неуютно. Словно страшась посмотреть в лицо госпожи, он упёр взгляд куда-то в нижний край её юбки.
Первой заговорила хозяйка. Узнав, что с Джорджем всё будет хорошо, она заметно успокоилась. Сейчас она снова была прежней – гордой, благородной, строгой. Только бледность лица и морщинки под глазами выдавали тайну её бессонной ночи.
– Мистер Браун, – заговорила она довольно отстранённо, – полагаю, вы не станете возражать против того, что нам с вами нужно поговорить.
Она сделала паузу, но мистер Браун молчал.
– Сегодня ночью я много размышляла о нашей с вами жизни, – продолжила госпожа, так и не дождавшись ответа. – Я пришла к выводу, что, несмотря на то, что мы питаем друг к другу очевидную привязанность, мы всё же не созданы для того, чтобы жить вместе. Я считаю, что нам нужно поселиться отдельно. В Лондоне у мистера Вильерса был дом. Я отдаю его в полное ваше распоряжение. Учитывая ваши увлечения, я убеждена, что в Лондоне вы сможете найти увеселения по своему вкусу. В этом же доме я прошу вас более не появляться. Я уже дала прислуге все необходимые распоряжения на этот счёт. Через час экипаж с вашими вещами будет ожидать у парадного входа, и вы без промедления сможете отправиться в Лондон.
Она замолчала, ожидая ответа. Мистер Браун всё так же не поднимал взгляд. Несколько минут он смотрел в пол, словно бы и не слыша слов супруги. Затем молча кивнул, медленно встал и поплёлся к выходу. У двери он остановился и, обернувшись, спросил:
– Как Джордж?
– Он поправится, – ответила госпожа.
Мистер Браун задумчиво кивнул и вышел.
14 ноября 1858 года. Первый час после полудня.
Женщины – создания удивительной природы. Они могут ненавидеть и одновременно любить. Они могут приставить нож к горлу обидчика, но через мгновение со всё присущей им искренностью простить его.
На то, чтобы госпожа простила мистера Брауна, ушло не одно мгновение. После его отъезда в Лондон они долго не общались. Мистер Браун иногда писал госпоже, но в основном просил денег. В Лондоне он не изменил своих привычек. Брак с госпожой вывел его в высшее общество, но чести ему не прибавил. Хозяин проводил вечера за играми и алкоголем, спускал деньги на продажных дам и вёл себя самым вызывающим образом. Часто он ввязывался в драки, несколько раз участвовал в дуэлях, а однажды, как рассказывали хозяйке её знакомые, едва не был убит.