— Покажи билет. — вдруг попросила Ага.
— Зачем? — удивился Всеслав.
— Просто так.
Он протянул сине-голубые листочки, свернутые гармошкой. Ага невидяще посмотрела на них, машинально сложила вдвое и хотела было согнуть еще раз.
— Видишь, взял маленькую одноместную каюту первого класса. — Всеслав осторожно вынул билет из дрогнувших пальцев Аги, уложил его в паспорт, спрятал во внутренний карман кителя, — Обошлось в несколько раз дороже, зато, по-моему, куда удобнее, правда?
— Не знаю. Ни разу не плавала на таких больших теплоходах. — тихо ответила Ага, — К Белому Поясу ходят совсем другие суда, а в Черный я никогда не выбиралась. Обычно папа и мама сами оттуда ко мне выезжали.
— Может быть, теперь изменишь своим привычкам? — осторожно спросил Всеслав, — Родители ведь тоже живут на Бацузе?
— Там.
— Вот и приезжайте с Оки к ним и ко мне. Буду всегда рад вам.
— В гости?
— Нет, никто ведь не скажет «погостить», когда собираются к родителям, правда? Говорят: «побывать дома». — сказал Всеслав, стараясь не встречаться взглядом с Агой.
— Говорят…
— А где Оки?
— Сейчас подойдет. Попросила разрешения сходить с твоей квартирной хозяйкой в универмаг на площади.
— Сегодня она с утра на ногах. — покачал головой Всеслав, — Устанет ведь, упрямая девчонка. Хорошо хоть отговорили щенка с собой взять. Совсем бы из сил выбилась.
— Вот они.
Стеклянная дверь зала ожидания распахнулась. Вошли пожилая женщина и коротко стриженая худенькая девочка, прижимавшая к себе яркую большую картонную коробку.
— Что-то купили. — заметил Всеслав.
— Догадываюсь, что именно. — отвечала Ага.
— Старший, — торжественно сказала Оки, — конечно, я не могу подарить такого же хорошего зверя, какого подарил мне ты. Но пусть будет хотя бы этот.
В картонке оказался симпатичный плюшевый енот со священной горы Гэ. На его распашонке было вышито: «Мы тебя любим!» Всеслав повернул игрушку, сработала упрятанная внутри «ворчалка».
— Спасибо, милая моя! — растроганно сказал Всеслав и чмокнул девочку в щеку, — Именно о таком я и мечтал, но не знал, что их делают. Придется теперь ему сидеть на диване и ждать.
— Чего? — удивилась Оки.
— То есть как «чего»? Кто же будет с ним играть? Мы уже почти условились с мамой, что вы приедете на каникулы или, по крайней мере, она отправит тебя к дедушке и бабушке. Ну, и ко мне, естественно. Верно, Ага?
— Верно…
— Чтимые отплывющие рейсом номер «гу сто двенадцать ноль сорок четыре», пассажирско-туристический теплоход «Сияющий», просим приступить к поясной регистрации. — с казенной убедительностью проворковали громкоговорители, — Посадка начинается через десять минут.
Всеслав подхватил чемодан и сумку.
— Пора. — грустно сказал он. — Давайте прощаться.
— До свидания, дорогой мой. Дайте-ка поцеловать вас. — сказала его квартирохозяйка, — Вы замечательный жилец! И на моего сына похожи, к тому же. Эхе-хе, на Бацузу мне уж не выбраться — годы не те, тяжела на подъем. А вот если вновь к нам надумаете, милости прошу. Живите, сколько угодно, и ни о какой оплате не заикайтесь! Не забудьте пакет с пирожками.
— Да куда мне! — запротестовал Всеслав, — На корабле трехразовое питание!
— Такое же вкусное? — с презрительным сомнением спросила старушка.
— Нет. — мгновенно ответил Лунин и уложил пакет в сумку.
— А это от меня. — Ага протянула продолговатый сверток. — В каюте откроешь.
Она быстро обняла Всеслава и почти оттолкнула его.
Помещения морского вокзала. Голографическая реконструкция на основе ментограмм В.Лунина из фондов секции «Саракш» (КОМКОН-2).
— И знай, что я не просто благодарна за жизнь Оки. Ты…
Квартирохозяйка деликатно кашлянула.
— Иди, не то опоздаешь. — сказала Ага.
Влившись в толпу галдящих туристов, увешанных фотоаппаратами, Всеслав проследовал в регистрационный зал. Там в течение сорока минут он перенес уже хорошо знакомые процедуры, сопутствующие перемещению из одного Пояса в другой. Заполнение полудюжины опросных листов, фотографирование, сверка отпечатков ладоней, отмывание синей краски с рук. Потом последовала невнимательная и поверхностная проверка вещей. Всеслав с некоторым напряжением ожидал чего-то похожего на личный досмотр: на груди под рубашкой висело, изображая «карманного доктора» для гипертоников, СМС «Aikon-6030» в кожаном чехольчике.
Однако никто не проявил ни малейшего интереса ни к телесам отъезжающего, ни к содержимому его карманов.
Вооруженных солдат и матросов в здании морского вокзала, разумеется, не было и в помине. Но Всеслав машинально сосчитал кордоны бдительных проверяющих в форме гильдии транспортников: шесть. Мышь не проскользнет.
Саракш, Островная империя
Буцах, борт теплохода «Сияющий»
9 часов, 1-го дня 1-ой недели Бирюзового месяца, 9591 года от Озарения
Пока буксировщики разворачивали роскошную тушу «Сияющего», Всеслав стоял на верхней палубе и махал рукой. Но вот теплоход вышел из гавани, оказался в открытом море и взял курс на юго-запад. Яркие огни Хадзесского порта стали медленно тускнеть и расплываться, поднимаясь по завернутому вверх темно-коричневому ночному горизонту. Пассажиры принялись осваиваться, где-то уже звучала музыка, сливаясь с затихающими воплями морских птиц.
Всеслав отыскал каюту № 87, открыл дверь маленьким ключиком, выданным ему при посадке. Помещение было крохотным — не более двух с половиной метров в длину и ширину. До потолочной лампочки можно было дотянуться рукой. Но при этом каюта приятно поражала продуманностью планировки и уютом. Всеслав включил радиотелеприемник. Как и следовало ожидать, велось круглосуточное вещание корабельного узла:
— …будет рад принять ночной бар. Кроме того, кинозал, танцевальный зал и бассейн…
— Спляшем. Всенепременно. А потом — купаться. — пообещал Всеслав, щелкая кнопкой «Выкл.»
Он открыл иллюминатор, постоял, потягиваясь, поместил чемодан в шкаф. Из пакета, врученного его квартирохозяйкой, упоительно вкусно пахло. И Лунин не выдержал.
— Есть на сон грядущий — крайне вредно! — угрожающе сообщил он себе, надкусывая пирожок с рыбьей печенью.
В тяжелом свертке Аги находилась записка и две совершенно одинаковых рамки из коричнево-желтого нефрита, великолепной старинной работы. Не сразу становилось заметно, что узор на них состоял из искусно сплетенных арабесок, рун, соединявшихся в слово «Хагизиси» — «род потомков Хага».
— Сумасшедшая! — возмутился Всеслав, — Отдать фамильную реликвию! Вдобавок, это же целое состояние. Ну, ничего, приеду, отправлю почтой назад.
Но, прочитав записку, задумался:
— «Милый Да! Никто не сможет даже представить себе, как мы к тебе относимся — Оки… и я. Спасибо за все! Пожалуйста, помни о нас. В одну рамку я вставила снимок. Я и Оки прошлым летом сфотографировались на бастионе крепости, вроде бы получилось неплохо. Не хочу ничего советовать и навязывать, но видела как-то в твоем блокноте рисунок гелевым карандашом. Ты сказал: «Моя мама». Кажется, рисунок по размерам как раз подойдет к второй рамке.
Ага»
Всеслав, качая головой и смотря на непроглядно черный круг иллюминатора, машинально дожевал пирожок. Вывалил на постель вещи из сумки, Блокнот оказался на самом дне. Всеслав осторожно вынул из него листок с портретом и аккуратно вставил под тонкое стекло.
— Что ж, — сказал он, — пусть будет так, правда, ма?
Всеслав пробежал наверх по освободившейся лестнице и направился к зданию, сиявшему огромными витринами. Это было роскошное кафе. И в нём ни души. Всеслав сел за столик, аккуратно устроив медвежонка на коленях. Он вообще не хотел выпускать из рук плюшевого друга.
— Не пей сока! — предупредил Мишка, — Нам еще, может быть, долго идти. Лучше молока налей.
— Конечно. Я так и хотел.
Всеслав жевал галеты, запивая теплым, удивительно вкусным молоком. Мишка терпеливо ждал.
— Все? Подкрепился?
— Вроде бы.
— Что ж, пойдем дальше?
— А надо?
Медвежонок выразительно развел плюшевыми лапками.
— Понятно. — сказал Всеслав. — Хотя не очень хочется.
Он вышел из кафе и поплелся по набережной. Любопытно, что теперь на ногах у него были сандалии. Откуда они взялись? Сами наделись?
— Мишка, мне это не нравится. Не помню, чтобы…
— Чего там… Смотри под ноги внимательнее, тут ступеньки стертые.
Всеслав поднялся по узкой лестнице, виляющей между старых акаций и пышных кустов сирени. Впереди в конусах фонарного света виднелась деревянная беседка.
— Её вечерами строили в парке соседи: дедушка Слободан и дедушка Николае. — вспомнил Всеслав. — Они очень любили рукоделие. А я прибегал смотреть, как старики работают. Никаких инструментов с программированием они не признавали, применяли только старинные пилы и точные копии прежних рубанков. Даже кибердворников прогоняли и сами сметали опилки вениками из камыша.
Всеслав вошел в беседку и топнул по толстым доскам пола.
— Нигде не скрипнет. — с почтением признал он. — Мастера. Я завидовал тому, как споро они обращались с молотками и топорами. Доски мне разрешалось подавать, наблюдать — сколько угодно, а вот топоры и рубанки были под строгим запретом: «Обращаться с инструментами, Славко, надо учиться! — назидательно гудел в усы Слободан. — Строить — это большое искусство. Не присматривать, как кибертехники, за железными оболтусами, громоздящими стены, не высиживать дворцы из яиц, как эмбриомеханики, но — строить собственными руками. Так, чтобы пахло землей, краской, свежераспиленными досками.»
— «О, разошелся, морж старый! — подначивал дед Николае, — А для кого вчера кибер бревно разделывал?»
— «Так то дело совсем другое. — возражал дедушка Слободан, — возраст наш с тобой не тот, чтобы стволы по два центнера ворочать.»
Всеслав провел ладонью по деревянной резьбе:
— Молодцы деды!
Мишка вздрогнул и насторожился: