Командировочные документы я выправил по всем правилам, но, разумеется, ни в каких поездах мы разъезжать не станем. Тем более, что у тебя от саракшианских железных дорог, вероятно, не лучшие воспоминания… Знаешь пустырь за мясокомбинатом?
— Да.
— Завтра ровно в полночь там опустится глайдер с базы «Саракш-2». На нем за час-полтора долетим до… Вот, посмотри по сканнер-карте… До этого перегона. Там должен ждать Ходуля. Потом — сюда пешком по диагонали, вот тут развязка, это — кладбище военной техники… Запомнил?
Черная Пешка медленно кивнул. Гурон щелкнул зажигалкой под уголком карты, подождал, пока бумага разгорится, бросил ее на уложенную под ветками бересту. Костерок затрещал, синие струйки потянулись вверх.
— Волнуешься?
— Не могу понять. — ответил Всеслав, — Наверное, да. Но, вероятно, следовало бы переживать как-то по-другому… Сильнее, что ли… Не знаю… А ты, гляжу, совершенно спокоен.
— Надоело. — неожиданно объявил Гурон, — Тошно. И все крепнет ощущение, что вся возня с проникновением в Империю никому по большому счету не нужна. Нашему руководству, имею в виду. Ты знаком с Сикорски?
Всеслав сел по-турецки и внимательно посмотрел на Гурона сквозь дымок. Такого разговора он не ожидал:
— Разумеется, о приятельстве речь не идет, но несколько раз виделись. Давно.
— Можно ли считать, что Рудольф все годы после отъезда с Саракша в прежней мере интересуется делами на планете? Ашкара[4]…
— Н-нет… Пожалуй, совершенно равнодушен. — признал Всеслав.
— Можешь ли сказать, что КОМКОНу-2 в целом нужны какие-то акции на Саракше вообще и в Островной империи, в частности?
— Думаю, наоборот, секция «Саракш» будет сокращаться, если вообще сохранится. Правда, Геннадий Юрьевич Комов, по слухам, намерен расширять программу исследования голованов. Но это проходит не по нашему ведомству, а по КОМКОНу-1…
— Ах, вот даже как! Голованов? Сам Комов? Расширять? — недобро поразился Гурон. — Не знал. Надо запомнить…
— Но, похоже, кроме собачьих изысканий ничего не предвидится.
— Они не собаки. — поправил Гурон, — Значит, насколько я понял, Саракш нашим командирам прискучил? Прогулка Каммерера еще двенадцать лет назад внесла окончательную ясность, а? Тогда зачем же сейчас огород городить с операцией «Штаб» и выпихивать нас на Архипелаги?
— Давай раз и навсегда определимся, — предложил Всеслав, — меня никто не «выпихивал». Можно сказать, это я вынудил себя «выпихнуть».
— Да ну? — поразился Гурон, — Чего только во Вселенной не бывает… Но это все равно не снимает вопроса: нужна ли операция «Штаб»? Если необходима, то для чего? Кому? Двигают нас, Пешка, словно… хм… словно пешек, с клетки на клетку, а смысла партии не видно. Нет, пешка не намерена философствовать о смыслах и тайнах высоких материй, просто объясните ей, пешке, что будет, когда она дойдет до конца и сверху прозвучит слово «мат». Добились успеха? Хорошо, отлично, великолепно! В чем он, этот успех?
— Боюсь, что обратился не по адресу. — флегматично ответил Всеслав, — Это тебе к самому Экселенцу на прием надо. А мною движут сугубо эгоистичные побуждения — хочу быть здесь.
— Бог в помощь. А что касается аудиенции у Сикорски — следует, сле-дует поразмышлять.
— «Должностная эти-ка КОМКОНа-2 действительно является подмножеством базовой этики социума — но подмножеством, в котором отсутствует, по крайней мере, одно положение — «я живу в обществе и должен руководствоваться всеми его этическими нормами». Оно заменено положением «я помогаю обществу жить нормальной жизнью, и ради этого могу пренебречь некоторыми его этическими нормами». Повторяю — это не этика социума, это этика в значительной степени внесоциальная в той — же степени, в какой внесоциальны контролирующие социум организации, то есть тот же КОМКОН-2»[5]. — задумчиво процитировал Лунин.
— Понимаю, что ты хочешь сказать. Но принять не могу…
— Не мое. — отрицательно покачал головой Всеслав. — Из статьи Исаака Бромберга, сборник «Red Peace and Global Truth», не то прошлого, не то позапрошлого года издания.
— B БВИ?
— Нет. Печатное издание.
— Кстати о БВИ. Слушай, Пешка, ты никогда не задумывался, насколько реальна возможность ввода в БВИ заведомо ложной информации… Есть же в Большом Всепланетном Информатории система разных уровней допуска. Это вот — для избранных, это — для прочих, но всю картинку, наверное, не получает никто. Не зря ведь, по слухам, в архиве Странника лежат древние… ммм, как их… заккуpапии… — Гурон сморщился, пощелкал пальцами, вспоминая перевод хонтийского слова, — А, вспомнил, ну, папки же для бумаг! А сам он с музейным портфелем таскается — заккуpапия и портфель, они, того, понадежнее будут, чем электронная память БВИ: в той подправят и не узнаешь, как оно там на самом деле…
— Пожалуй… — озадаченно ответил Лунин. — А что это вдруг тебя озаботило?
— Не «вдруг». И не только это. Ладно, замнем проблему, все равно ни до чего доброго не договоримся. Есть хочешь?
— С моими доходами бедного писаря — и не хотеть! — фыркнул Всеслав, — это у вас, партийных бюрократов разносолы на столах.
— Бутерброды на заднем сиденье. Все — твои. Делюсь с трудящейся интеллигенцией. Лопай, не стесняясь, к завтрашней полуночи ты должен быть энергичен и силен.
Саракш, Хонти.
Пустырь на окраине Ур-Иля, борт глайдера «Лич»
00 часов, 13 дня месяца Фиалок, 9590 год от Озарения
Лунин стоял с рюкзаком за спиной на разбитой бетонной плите и слушал, как опускается глайдер. За полгода глаза уже привыкли к непроглядности саракшианских ночей, но все равно было очень неприятно напрягать зрение, чтобы различить силуэт «Лича». Поэтому Всеслав даже не открывал глаз. На слух ему казалось, что глайдер садится чересчур неспешно, и он старался представить себе, как это происходило бы днем. Получалось очень неплохо. Тогда он безуспешно попытался вообразить, как «Лич» снижается на Земле. Шипение стало громче, глайдер развернулся бортом к пустырю, осел сразу сажени на две и замер на вершине мусорного холма. Двигатель стих, Гурон и Пешка стали вскарабкиваться вверх по склону. Дверца глайдера скользнула под крышу, в кабине загорелся свет.
— Выключить! — мгновенно скомандовал Гурон и панель испуганно погасла.
Прогрессоры устроились на задних креслах, кабина закрылась, глайдер выдвинул стреловидные крылья. Внезапно машина стремительно подскочила и понеслась круто вверх, так, что у Всеслава подкатил к горлу кислый жесткий комок, а тело стало тяжелым и недвижным.
— Что за дела?! — возмутился он.
— Очевидно, датчики засекли чье-то приближение, — с трудом пояснил Гурон, — вот и ускоряемся.
— Ничего себе, ускореньице!
«Лич» выровнялся, бесшумно устремился вперед. Засветились экраны панорамного обзора. На западе было совершенно темно, а на востоке проступила россыпь огоньков. Они вспыхивали вразброс, хаотично, но постепенно сливались в линии — улицы Ур-Иля. Город скрывался в чернильном мраке, огни уже не пробивались сквозь тьму. Вокруг пребывало чугунное небо. Без конца и края, без низа и верха, густо-серое, фосфоресцирующее. Потом началась сизо-фиолетовая стратосфера. А машина все летела вверх и вверх. Только когда смутный клубок света вверху начал напоминать диск Тристара, когда прямо по курсу робко блеснула первая звезда, глайдер прекратил маневры и понесся на запад. В это время окружающая мгла выпустила из себя оранжевую полную луну. Тристар казался таким близким, добродушным и солидным, так ясно вырисовывались все его «океаны» и «материки», что смотреть на саракшианскую луну казалось сущим наслаждением.
Все было так иллюзорно и так необычно и в то же время безмятежно-спокойно, что уже не верилось, что глайдер стремительно несется, а не стоит на месте, что внизу лежит Саракш, и невообразимо далеко есть еще Земля, и что на обеих планетах есть города, леса, реки… Всеслав наслаждался комфортом, покоем и тишиной. Он невообразимо утомился за последние суматошные дни.
— Соскучился по солнцу и луне. — внезапно сказал Гурон. — По звездам — тоже. Скоро забуду, как они выглядят.
— А на Гиганде, на Надежде, что — солнца и звезд не видел?
— Ты не понимаешь. Там — все чужое, не наше…
Некоторое время они молчали.
— Даже если все пройдет благополучно, — вновь заговорил Гурон, — мы окажемся без связи. Причем неизвестно, на какое время.
«Да, — подумал Лунин, — без связи». Насколько все-таки проще было разведчикам, работавшим с доиндустриальными цивилизациями. Для них искусные мастера КОМКОНа-2 монтировали передатчики и приемники в браслеты и медальоны, диадемы и эфесы мечей. Хоть весь увешивайся, словно новогодняя елка игрушками. На Саракше же контрразведки аборигенов в два счета обнаружили бы любое устройство. Более того, медосмотр, произведенный саракшианскими врачами, при помощи зауряднейшей рентгеноскопии тут же выявил бы имплантат в теле обследуемого. Поэтому никаких (!) средств связи для Гурона и Пешки не предусматривалось. Орбитальным средствам инфракрасного сканирования сверхвысокой точности, сосредоточенным, прежде всего, на станции «Саракш-1», предстояло постоянно держать в поле зрения все острова и ожидать, спустя месяц после перемещения прогрессоров на Архипелаги, условленного визуального знака, означающего успех внедрения и готовность в данном районе принять связного. Для Пешки это был большой костер в форме пятилучевой звезды. Гурону же предстояло просигналить зажжением символа в виде квадрата, перечеркнутого диагоналями. Идея принадлежала Всеславу: «При всем хитроумии служб имперской госбезопасности им и в голову не придет, что НАВЕРХУ имеется нечто такое, чему можно сигнализировать, притом столь примитивным способом!»
— А вот что будет, — неожиданно сказал Гурон, — если мы сейчас отключим автопилот, развернем глайдер, возьмем курс на северный полюс, долетим до «Саракша-2» и откажемся участвовать в операции «Штаб»?
— Что случилось? — изумился Лунин.