— Никак нет, брат боцман!
— Что за кваканье, вице-матрос?
— Никак нет, не верую, брат боцман!!
И у Болта впервые вздрогнули уголки губ.
Зверская массивная морда Акулы покраснела: — Кто мой заместитель?
— Тот, кого укажете, брат боцман!
— Ты!
— Слушаюсь, брат боцман!
Болт замер по стойке «смирно». Боцман вытер платком потную лысину и тяжело вздохнул:
— Образцовый ответ. Никому не хочется командовать, щенок, но кто-то это делать должен. У тебя начинают становиться на место мозги. Вот я тебя и назначаю. Каждый десантник становится, когда нужно, командиром, даже если он — рядовой матрос. Иди, командуй «отбой», а я посмотрю.
И Болт командовал под присмотром Акулы. Но это не означало, что он получал поблажки. Боцман прописывал вице-матросу Болту дополнительные отжимания, гусиный шаг и ползание, орал на него громче, чем на остальных. Но про остальных тем временем тоже, кстати, не забывал.
Как-то Акула проводил учения «стенка на стенку». Он поделил учебный экипаж на две равных части и раздал патроны, в которых вместо пуль были ампулы с краской.
— Двигаетесь навстречу друг другу с противоположных сторон полигона. Задача — уничтожить врага. Полностью «истреблённый» отряд всю неделю по вечерам будет драить до блеска полковые сортиры. Разумеется, настоящие морские пехотинцы — трудолюбивые ребята, но отхожих мест не чистят. Это дело рабов. Однако вам пока далеко до настоящих десантников. Вы всего лишь вице-матросы, девочки!
После учений плотоядно улыбающийся боцман подсчитывал голубые кляксы на комбинезонах: — Ранен. Убит. Убит. Убит. Трижды убит, крысёныш. Ранен.
Дойдя до Пиявца остановился: — Кру-гом! Где краска? Ты у нас химик? Умудрился стереть?
— Никак нет, брат боцман!
— За товарищей прятался?
— Никак нет, брат боцман!
— Тогда в чём дело?
— Перемещался по-пластунски, стрелял из «положения лёжа», как вы учили, брат боцман.
И Пиявец неожиданно для себя коротко, с прищуром, улыбнулся.
— Хм… Вице-матрос Болт разжалован. Ты — мой заместитель.
Когда наступало время обеда, боцман мерно расхаживал между столами и под тихий звяк ложек рассказывал о традициях «океанских змеев»:
— Убей врага, а сам выживи! Карабин «Гуцзи» — великая сила, но убивает не он, а закаленное сердце десантника. Ваши инстинкты убийц никогда не должны спать. Что написано в «Наставлении для «океанского змея»»? Что вы должны заучить наизусть, сосунки и что давным-давно знаю наизусть я? А? «Инстинкт убийства делает нас неустрашимыми и агрессивными, словно… гм… настоящие подводные змеи. Если слабым и уготовлено когда-либо наследовать вселенную, то сильные отберут её. Предназначение слабых — быть сожранными сильными». Что будет, если мы не сможем убить врага? Он убьёт нас. И тогда вся цена нам — дерьмо. Ведь что морской пехоте не разрешается умирать без особого на то приказа. Мы государственное достояние, притом особо ценное.
Саракш, Лазурная дуга
Борт субмарины «Подруга», Островная империя
03 часа 15 минут, 4-го дня 1-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
Одевшись в серые широкие походные штаны и куртки, морпехи приступили к завтраку. Получив по алюминиевой миске с жирной лапшой, рыбными консервами и мелко крошеным луком, десантники рассаживались за столами, жадно выпивали по трети стакана густого рома, и принимались за еду. Изредка заглядывала в столовую семья большеголовых цзеху. Их на лодке было пятеро. Унюхав лук, звери брезгливо скалились, бормотали ядрёные матросские ругательства, удалялись, стуча когтями по железному полу. Твари держались совершенно независимо и систематически демонстрировали независимость по отношению к «змеям», гадя в их спальном отсеке. Вступать же с ними в конфликт было крайне опасно: силой воли они лишали людей рассудка. Пиявец быстро очистил миску, запил кружкой компота из сухофруктов. Дежурный быстро убрал посуду, вымыл и насухо вытер столы. Пиявец отошел к серой металлической переборке.
…Акула не тренировках нападал палкой локтя в четыре длиной с тяжелыми мячами на концах. Мочалил беспощадно. Все должны были отбиваться карабинами с тренировочными пластмассовыми штыками. Затем боцман велел примкнуть настоящие штыки. Хрюк получил удар в лицо. Выплюнул зуб. И тут же доказал, что хорошо усвоил уроки Акулы: вонзил штык боцману в правую ягодицу. Боцман оглушил Хрюка ударом приклада и тут же на глазах у всех обработал свою рану и наложил повязку.
— Запомнили, кильки? — прошипел он. — Вот так вы должны заклеивать дыры. Сами. В бою не будет смазливых санитарочек в голубеньких брючках. Но кальмар меня сожри! Отыскался же змеёныш, который понял, что такое штык! Он вырастет в крупного «змея». Быть ему боцманом! А пока — назначаю своим заместителем.
Очнувшись, Хрюк едва приметно оскалился окровавленным щербатым ртом, глаз был прищурен.
К концу второго месяца хищно ухмылялись с прищуром уже все. Всем было начхать на целость рыл, все были выдублены. И теперь, когда боцман Акула начинал выворачивать из вице-матросов душу, те лишь орали: «Я счастлив, брат боцман! Прошу добавки, брат боцман!» Когда Акула рычал: «Ну, теперь, доченьки, — пятьдесят хоровых подтягиваний на турнике. А потом — бегом марш!», по физиономиям пробегала мгновенная ухмылка и коротко суживались глаза.
Акула довольно сопел — учебный экипаж становился независимым. «В морской пехоте великой Островной империи не служат бездушные механизмы. — учил боцман. — В нашей морской пехоте живут убийцы, которых самих не убить, бойцовые псы, не ведающие страха. Это в Чёрном или Жёлтом Поясах есть выбор: делать то — делать сё. Рад, что вы поняли: у нас всё иначе».
Выходных в учебном экипаже не было. Два последних дня недели отличались лишь тем, что не было изматывающих тренировок, вице-матросов водили в баню, они замачивали свои камуфляжные комбинезоны в мыльном порошке, отстирывали и наглаживали. Боцман Акула, стараясь не прихрамывать, расхаживал в отсеке бытового самообслуживания вокруг стола и лениво рассказывал, что ему хочется сделать с вице-матросскими задницами и со щетками для стирки, которые попали в корявые ручонки, растущие из этих задниц. Только всем было на него начхать, все выдубились до хруста.
— Десантник, — наставлял боцман, — это образец аккуратности. Из трупа морского пехотинца кровь должна стекать в маленькие опрятные аккуратные лужицы, чтобы не портить палубу. Вышибленные мозги обязаны оставаться в каске. Форма морпеха должна служить образцом для любого гражданского и даже военного. И еще — от «океанского змея» не должно отвратительно смердеть.
— От «океанского змея» должно восхитительно смердеть. — тихо добавлял Клешнявый. Он пользовался неписаным матросским правом четырехсотлетней выдержки — во время постирушки матросские рты не заперты.
Как раз таким днем большой постирухи был предпоследний день пребывания на острове Ходзе. в Цуки-ко, лагере двухмесячной подготовки будущих рядовых морской пехоты Островной империи…
Акула скомандовал: «Завтра вы превратитесь в морских пехотинцев. Приготовиться к отбою… Отбой!»
Саракш, Лазурная дуга
Борт субмарины «Подруга», Островная империя
03 часа 50 минут, 4-го дня 1-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения
Столовая «Подруги» в промежутках между приёмами пищи служила, как водится, кают-компанией. Понятно, что стены были декорированы глянцевыми плакатами военно-патриотического содержания. Плакаты приходилось долго выдерживать, прежде чем вывесить здесь: едкий запах типографской краски не добавлял ничего приятного в спёртую атмосферу подводной лодки. С плакатов изливались обращения быть бдительным наяву и во сне, жестокосердным к врагам империи, истреблять и порабощать материковых недочеловеков и усердно соблюдать личную гигиену. Напротив места, занятого сейчас Пиявцем, висел самый большой плакат. На нём «…было синее море, из моря выходил, наступив одной ногой на черный берег, оранжевый красавец в незнакомой форме, очень мускулистый и с непропорционально маленькой головой, состоящей наполовину из мощной шеи. В одной руке богатырь сжимал свиток с непонятной надписью, а другой — вонзал в сушу пылающий факел. От пламени факела занимался пожаром какой-то город, в огне корчились гнусного вида уродцы, и еще дюжина уродцев окарачь разбегалась в стороны»[2]. Однако же, вместо того, чтобы посоветоваться с настоящими героями-белофлотцами, живописец, видимо, руководствовался своей фантазией. И в итоге наворотил такого… Особое недовольство у Пиявца вызывали субмарины, изображенные без торпедных люков — зрелище, взывающее к праведному гневу любого моряка. Тем не менее, несмотря на сомнительную достоверность в деталях, плакат продолжал висеть на стенке кают-компании, хоть как-то разнообразя унылую окраску стен.
…Похожие плакаты украшали плац в день выпуска. Тысяча сто семь будущих морских пехотинцев стояли навытяжку на бетонке, подтянутые и загорелые, в наглаженных комбинезонах, начищенных до бликов высоких шнурованных ботинках и новеньких касках. Автоматические карабины «Гуцзи» прижаты к груди.
Они прогрохотали хором старательно выученные наизусть слова присяги и боцманы учебных экипажей, пожав каждому руку, со словами «Благодарю за службу» вручили матросские петлицы, которые предстояло пришить на воротниках вместо вице-матросских белых ленточек. Акула зачитал приказ, согласно которому пять человек из его экипажа (в том числе и Пиявец) награждались дополнительным комплектом парадного обмундирования. Кроме того, боцман приколол ему на грудь значок «Стрелок третьего класса» и объявил благодарность за лучший результат экипажа по стрельбе.
Во время парадного прохождения, гордый и подтянутый Пиявец шёл правым направляющим, неся белый штандарт экипажа.
Фрегат-лейтенант — начальник лагеря подготовки лично запел, а строй тут же подхватил:
— Нам служить пришла охота — цухэй!