érison. Pour ce qui en est de l'offre de l'argent que vous me faites encore, je vous déclare que je n'en veux pas! Vraiment mon cher vous n'êtes pas raisonnable, vous vous agitez si vite que je crains presque de vous parler de moi. Soyez tranquille. Je suis encore loin de me faire enterrer et nous aurons tout le temps de dépenser un jour ensemble l'argent que vous m'offrez toujours de si bon cœur, et pour le moment j'ai de quoi me tirer d'affaire.
De nouveau des aventures dans notre régiment. Dieu sait comment ça finira cette fois. Ces jours derniers Serge Troubeskoy et deux autres de mes camarades, après avoir soupé plus que copieusement chez le restaurant qui se trouve à la campagne, en rentrant ces messieurs se sont occupés à démolir le devant de toutes les maisons le long du chemin; vous pouvez penser quel bruit ça fit le lendemain. Aussi les propriétaires ont été se plaindre au comte Shernicheff qui a fait mettre ces messieurs au Corps de Garde et a envoyé un rapport à Sa Majestéà Kaluka. Voilà d'une: voici l'autre; dernièrement à une représentation au théâtre Alexandra, l'on a jeté d'une loge où se trouvaient des officiers de notre régiment un gondan rembourré de petits papiers à une actrice qui avait le malheur de déplaire, vous pouvez penser quel tumulte ça fit dans le spectacle, aussi fit-on un second rapport à l'Empereur: et si l'Empereur se rappelle ce qu'il nous a fait dire avant de partir, que s'il arrivait la moindre histoire au régiment, il ferait passer les coupables à l'armée, certainement je ne voudrais pas être à leur place, car voilà des pauvres diables qui auront leur carrière arrêtée pour des farces qui certainement ne sont ni drôles ni spirituelles et le jeu n'en valait pas la chandelle.
Puisque je vous ai parlé du théâtre, il faut que j'entre un peu avec vous dans les coulisses et que je vous raconte tout ce qui s'est passé depuis votre départ. Le beau Paul et La Ferrière, guerre à mort! et ceci pour un soufflet que ce dernier a reçu de l'autre; les flâneurs racontent ceci de différentes manières, mais la véritable version est celle qui narre qu'ils sont jaloux l'un de l'autre touchant l'amour de la vieille Istomina, car l'on prétend qu'elle veut abandonner Paul pour La Ferrière. D'autres racontent que Paul l'avait surpris à une fenêtre et regardant à travers un trou pour voir comment lui, Paul, gagnait ses appointements auprès de ses amours. Bref, comme j'ai dit plus haut, la paire des soufflets s'en est suivie et l'on a eu toutes les peines du monde à faire rejouer La Ferrière; car il prétend qu'un homme comme lui ne peut paraître en public qu'après s'être baigné dans le sang de son ennemi.
L'histoire du pauvre Vernet se trouve beaucoup moins drôle. Tous ses vieux péchés l'ont empoigné: et où cela; le malheureux a le tout au bout du nez; aussi les médecins ont déclaré qu'il le perdrait, je vous assure que ça me fait de la peine pour le pauvre diable, car lui y perdra un meuble très précieux, et nous un acteur qui était amusant quelquefois.
J'ai ma pauvre Epouse qui est dans le plus grand des désespoirs, la pauvre femme vient de perdre il y a quelques jours un enfant et se trouve menacée de perdre l'autre; c'est vraiment affreux pour une mère et moi avec la meilleure volonté du monde, je ne parviendrai pas à les remplacer. C'est ce que me prouve l'expérience depuis une année entière.
J'ai toujours oublié de vous dire que le Docteur me questionnait toujours pour savoir ce que les médecins avaient fait avec vous: si ça ne vous donnait pas trop d'embarras je vous prierais de me dire en quelques mots quelle est la cure qu'on vous a fait suivre, et quelle espèce d'eaux vous ont fait le plus de bien. Moi au reste le peu que j'ai pu lui dire d'après vos lettres lui ont fait dire déjàà différentes reprises qu'il avait parfaitement compris votre maladie.
[il manque la fin de la lettre]
Петербург, 1 сентября 1835
Дорогой мой, вы большое дитя. К чему настаивать, чтобы я обращался к вам на «ты», точно это слово может придать большую ценность мысли, и неужели, когда говорю «я вас люблю» — я менее чистосердечен, чем если бы сказал «я тебя люблю». К тому же, видите ли, мне пришлось бы воздерживаться от этого обращения в свете, ведь вы занимаете такое положение, что молодому человеку вроде меня не подобает быть бесцеремонным. Но вы — совсем другое дело. Я уже давно просил об этом, когда вы так обращаетесь ко мне, это прекрасно; впрочем, это не более чем мои обычные рассуждения, и Бог свидетель, не мне жеманиться перед вами.
Хотя я не слишком спешу подчиниться первому из ваших двух пожеланий (при том, что хочу этого), зато второго послушаюсь с большей охотой и впредь стану подробнее рассказывать о своём здоровье. К сожалению, сейчас мне придётся сообщить не очень приятные новости, я ведь только что поднялся с постели, где провалялся 4 дня. В квартире у меня было так сыро, что я уже довольно давно чувствовал недомогание, и в этом состоянии поехал на бал на Водах, откуда вернулся в коляске, поскольку у меня уже начался жар. В результате на следующий день Задлеру пришлось поставить мне 4 банки, и он страшно боялся, не схватил бы я воспаление лёгких. Но он столько приложил забот, что страхи его совершенно оставили; ну, а я чувствую себя вполне хорошо, только доктор запрещает выходить из комнаты и велит соблюдать строжайшую диету. Ем я один рыбный бульон, да чуточку варёных фруктов, а пью только смородиновый сироп; когда же мы покончим с этой болезнью, сразу примемся, как говорит Задлер, за судороги, и я стану аккуратно сообщать вам о своём выздоровлении. Относительно денег, что вы снова предлагаете мне, заявляю, что я их не хочу! Право, дорогой мой, вы неблагоразумны, вы так скоро приходите в волнение, что я прямо-таки боюсь рассказывать о себе. Успокойтесь. Мне ещё далеко до похорон, и у нас ещё будет предостаточно времени, чтобы вместе потратить деньги, которые вы столь великодушно предлагаете, пока же у меня есть, на что уладить свои дела.
В нашем полку опять приключения. Бог весть, как всё окончится на сей раз. На днях Сергей Трубецкой[66] и ещё двое моих товарищей более чем обильно отужинали в загородном ресторане и на обратном пути принялись крушить фасады пригородных домов; можете представить, какой шум случился назавтра. Владельцы явились с жалобой к графу Чернышёву[67], а он приказал посадить виновников на гауптвахту и направил рапорт Его Величеству в Калугу. Это одно. А вот другое: на днях, во время представления в Александрийском театре, из ложи, где сидели офицеры нашего полка, бросили набитый бумажками гондон в актрису, имевшую несчастие не понравиться им. Можете вообразить себе, какой переполох это вызвало в спектакле. Так что Императору отослали второй рапорт, и если Император вспомнит свои слова перед отъездом, что, случись в полку малейшая история, он переведёт виновных в армию, то я определённо не хотел бы оказаться на их месте, ведь карьера этих бедняг будет погублена, и всё из-за шуток, которые не смешны, не остроумны, да и игра эта не стоила свеч.
Коль скоро я заговорил о театре, надо нам с вами заглянуть за кулисы, и я расскажу, что нового произошло после вашего отъезда.
Между красавчиком Полем[68] и Лаферьером[69] война насмерть, и всё из-за пощечины, полученной последним от первого; бездельники-завсегдатаи рассказывают об этом на разный лад, но истинной является версия, что они ревнуют друг друга из-за любви старухи Истоминой[70]; утверждают, будто она намерена бросить Поля ради Лаферьера. Другие рассказывают, что Поль застал Лаферьера у окна подсматривающим в щёлку, как он, Поль, получает награду от своих возлюбленных. Короче, как я и писал, за этим последовала пара оплеух, и Лаферьера с огромным трудом заставили продолжать играть на сцене, поскольку он полагает, что такой человек, как он, может предстать перед публикой, только омывшись кровью врага.
История бедняги Верне[71] выглядит гораздо неприятнее. Все его старые грехи вцепились ему — и куда? Они у несчастного на кончике носа, врачи объявили, что носа он лишится, и я уверяю вас, мне жаль беднягу, ведь потеряет он бесценнейшую вещь, а мы — актёра, который порой нас веселил.
Бедная моя Супруга[72] в сильнейшем отчаянье, несчастная несколько дней назад потеряла одного ребёнка, и ей грозит потеря другого; для матери это поистине ужасно, я же, при самых лучших намерениях, не смогу заменить их. Это доказано опытом всего прошлого года.
Я всё забывал сказать, что доктор постоянно расспрашивает о том, что же с вами делали врачи; если это не слишком вас затруднит, я попросил бы описать в нескольких словах, что за лечение они назначили и какие воды благотворней всего подействовали на вас. Впрочем, даже то немногое, что я смог рассказать, вычитав из ваших писем, позволило ему на второй или третий раз объявить, что он совершенно разобрался в вашей болезни.
[конец письма отсутствует]
Бал на Водах, о котором пишет Дантес, состоялся в субботу 24 августа. На нём были и сёстры Гончаровы. Александра Николаевна пишет брату Дмитрию 14 августа: «В субботу нам обещают ещё один бал на водах; мы уже там были на трёх очаровательных балах, и я думаю, это будет закрытие сезона, поскольку двор уже уехал; они были там один раз и поэтому все туда ходили в надежде их увидеть». (Вокруг Пушкина. С. 222.)
X
Pétersbourg, le 5 Sept[embre] 1835
Donc mon cher ami, je suis tout à fait rétabli de mon mal; il ne me reste plus qu'un peu de toux qui ne fait que me gêner sans me faire souffrir. Le Docteur qui sort de chez moi m'a assur