Изучение бумаг барона В.Х.Я. ван Вестрейнена ван Тилландта, члена Высшего дворянского совета, который, судя по его высказываниям, был полностью осведомлён о семейных обстоятельствах Ван Геккерена, также не дало конкретного результата. Его личный архив в Музее книги в Гааге содержит главным образом финансовые документы.
Ничего не дали поиски и в Архиве Дворянского собрания провинции Гелдерланд, членами которого состояло большинство представителей рода Ван Геккеренов. Другие же архивы (бывшего императорского русского посольства в Нидерландах, амстердамского адвоката А. Брюхмана) вообще не обнаружены.
Наконец, за пределами Нидерландов мной был изучен Архив Тюрингии, где хранятся бумаги великой герцогини Софии Саксен-Веймарской и куда, как оказалось, попала часть архива Анны Павловны.
Из упомянутых 58-ми документов более 30-ти были ранее совершенно неизвестны. Одно письмо так и осталось ненайденным. Речь идёт о письме Николая I своему зятю кронпринцу Вильгельму от 15 февраля (ст. ст. здесь и далее) 1837 года, содержание которого «не терпело любопытства почты».[219]
Эти документы прежде всего проливают свет на «усыновление», процедура которого существенно отличалась от обычной. При этом выясняется, что Ван Геккерен и Дантес не были чересчур щепетильны в отношении закона и истины.
Далее из документов становится ясно, почему нидерландский посланник Ван Геккерен после смерти Пушкина был отозван из Петербурга в Гаагу. Гипотеза Н.Я. Эйдельмана о том, что гибель Пушкина послужила лишь поводом, но не причиной этого отзыва, целиком подтверждается.
В некоторых документах делаются намёки на гомосексуальную связь Ван Геккерена с Дантесом. Отдельные замечания в документах из Архива Высшего совета дворянства дали мне повод более внимательно рассмотреть высказанную Гроссманом ещё в 1929 году гипотезу о том, что Екатерина Гончарова была беременна ещё до своей помолвки с Дантесом.[220] В результате я убедился в том, что Гроссман был прав.
Якоб Дерк Борхард Анне ван Геккерен принадлежал к старинному протестантскому дворянскому роду, происходившему из провинции Гелдерланд на востоке Нидерландов. Этот род насчитывал в общей сложности тринадцать ветвей. Нас интересует лишь ветвь Ван Геккерен — Ван Энгхойзен, оборвавшаяся в 1938 году со смертью графини Ван Рехтерен Лимпург, урождённой баронессы Ван Геккерен — Ван Энгхойзен. Её потомки больше не носят имя Ван Геккерен.
Не сохранилось также никаких семейных преданий. Внук последней представительницы этого рода рассказывал мне, что никогда не слышал от отца ничего об истории рода Ван Геккеренов.
Родители будущего нидерландского посланника в Петербурге владели двумя поместьями. Отцу принадлежали обширные угодья между Зютфеном и Арнемом. Неподалёку от местечка Хюммело, в окрестностях Зютфена, стоял замок Энгхойзен, построенный в 1743 году. В 1835 году он был снесён, и на его месте возвели большое здание в итальянском стиле. Во время второй мировой войны оно серьёзно пострадало, и тогдашний владелец решил не заниматься его восстановлением. Мать владела землями вблизи Утрехта и замком Беверверд. Этот замок матери Ван Геккерена существует до сих пор.
В семье родилось девять детей. Двое умерли рано, а из остальных семерых будущий посланник был младшим. Из официальных источников следует, что Якоб Дерк родился в городе Зютфен 28 ноября 1792 года.[221]
Одному из трёх сыновей — Якобу Адолфу — предстояла карьера чиновника. Другие — Хендрик Якоб и Якоб Дерк — должны были посвятить себя военной службе. Итак, будущего посланника ждала военная карьера. Он должен был стать морским офицером и в возрасте 14-ти лет поступил в морское училище, а в 1812 году получил звание младшего лейтенанта французского флота (Нидерланды в то время входили в состав Франции). Архивы Военно-морского флота были частично утрачены, и об этом периоде жизни Ван Геккерена практически не сохранилось никаких сведений. Далее известно, что в 1814 году он служил в полку добровольных егерей принца Фредерика в звании старшего лейтенанта, дослужился до капитана, но вскоре после этого перешёл на дипломатическую службу (Нидерланды к тому времени освободились от французского господства). В 1827 году, в возрасте 35-ти лет, Ван Геккерен становится посланником в Санкт-Петербурге.
Протестант по рождению, Ван Геккерен (в неизвестное нам время и по непонятным причинам) переходит в католичество, что приводит к его разрыву с родственниками-протестантами. Вероятно, именно обращением в католичество можно объяснить тот факт, что Ван Геккерен именовал себя Луи. Не исключено, что он крестился вторично именно под этим именем.
До нас дошёл рассказ Александры Араповой о том, что Ван Геккерен и Дантес познакомились в Германии. Она пишет: «Проезжая по Германии, Дантес простудился <…>, недуг быстро развился, и острое воспаление приковало его к постели в каком-то маленьком захолустном городе<…>. Поломка дорожной берлины вынуждала его (Геккерена) на продолжительную остановку. Во время ужина, стараясь как-нибудь развлечь или утешить своего угрюмого недовольного постояльца сопоставлением несчастий, словоохотливый хозяин стал ему описывать тяжёлую болезнь молодого одинокого француза, уже давно застрявшего под его кровом. Скуки ради, барон полюбопытствовал взглянуть на него, и тут у постели больного произошла их первая встреча».[222]
В ходе знакомства выяснилось, что они дальние родственники: по материнской линии оба вели свою родословную от графини фон Вартенслебен. У них также нашёлся общий знакомый — тогдашний прусский посланник в Гааге. Итак, они решили продолжить путешествие вместе. 8 октября 1833 года пароход прибыл в Кронштадт, и Дантес поселился на Галерной улице в Петербурге.
Ван Геккерен чувствовал себя в Санкт-Петербурге довольно одиноко, ему не хватало общества, о чём он писал министру иностранных дел Ферстолку ван Сулену, жалуясь в тех же письмах на довольно низкий культурный и интеллектуальный уровень петербуржцев.[223]При этом ему явно доставляло удовольствие общество Дантеса, который довольно скоро, как я полагаю, перебрался в резиденцию нидерландского посланника. Уже 21 декабря 1833 года отец Дантеса пишет письмо Ван Геккерену и благодарит его за то, что тот принял участие в судьбе сына.[224]
Два года спустя Ван Геккерен решает совершить большое путешествие по Западной Европе. Врачи считают, что ему не очень подходит петербургский климат, и поэтому советуют временно оставить российскую столицу. Пребывание в Западной Европе он использует для официального закрепления своих отношений с Дантесом и принимает решение усыновить его. Для этого он посещает родных Дантеса в Сульце, во французском Эльзасе, где отец Дантеса даёт своё согласие на усыновление.[225]
Из переписки Жоржа Дантеса с Ван Геккереном мы знаем, что нидерландский король Вильгельм I поначалу противился этому усыновлению.[226] Дело в том, что в данном конкретном случае официальное усыновление считалось невозможным, поскольку не соблюдались требуемые законом условия: Ван Геккерен в то время ещё не достиг необходимого для подобного шага пятидесятилетнего возраста. Не удовлетворялось и ещё одно требование: по закону усыновляемый должен был прожить с приёмным отцом не менее шести лет. Король долгое время колебался, не желая связывать себя конкретными обещаниями.[227] Однако в конце концов решение было принято, и 24 декабря Ван Геккерен сообщает о полученном согласии.[228]
Заручившись поддержкой короля, Ван Геккерен приступает к переговорам со своими родственниками, на часть из которых вся эта история производит весьма странное впечатление, но большинство всё же не возражает.
Далее Ван Геккерену надо преодолеть формальные юридические препоны, в связи с чем он обращается к амстердамскому адвокату Брюхману, который придумывает комбинацию, имеющую такие же юридические последствия, что и официальное усыновление. Брюхман составляет два прошения на имя Вильгельма I, которые официально подаются 11 апреля 1836 года. Ван Геккерен и Дантес просят короля не об усыновлении, а о зачислении французского дворянина Дантеса в нидерландское дворянство и о предоставлении ему права носить имя и пользоваться гербом Ван Геккеренов. При этом приводятся два довода: уже давно существующие между Ван Геккереном и Дантесом отношения отца и сына, а также желание Ван Геккерена оставить своё состояние в наследство нидерландскому, а не французскому подданному.
Вильгельм I поручает рассмотреть прошения министру юстиции Ван Манену и Высшему совету дворянства. Доводы Ван Геккерена представляются им неубедительными. Уже в то время ходили слухи о его гомосексуальных наклонностях. Один из членов Высшего совета дворянства задаётся вопросом: какие же всё-таки причины могли побудить барона Ван Геккерена предоставить барону Дантесу такие привилегии?[229] Некоторые из многочисленных родственников Ван Геккерена, как явствует из семейной переписки, также имеют на этот счёт особое мнение[230], однако все они тем не менее дают согласие на усыновление.[231] Между тем для отказа не существовало веских юридических оснований. Можно было только затянуть процедуру рассмотрения данного дела. Министр юстиции Ван Манен обращает внимание короля на то, что Дантес не является нидерландцем и что он должен сначала получить нидерландское подданство.