«Что они делают?! Он уже не был в Волне!» - она кинулась было за ними, но тут же остановилась. «Всё-таки… всё-таки он навредил им. Его отнесут в город, будут судить…» Она встряхнула головой, провела рукой по лицу – на пальцах осталась тёмная кровь.
На поляне уже никого не было – только растёрзанные тела жабы и ящера. Кесса судорожно сглотнула и отвернулась. «А зверь Волны не убивал никого,» - мелькнула непрошенная мысль. «Даже когда был в Волне…»
Она вышла на берег. Голоса хесков ещё были слышны издалека, но напуганные шонхоры уже забыли страх и снова мелькали над водой, гоняясь за фамсами. Лодка стояла в кустах, и на её бортах повисли медузы.
«И всё-таки…» - Кесса вспомнила, как жабы истекали слюной, столпившись вокруг пленника, и вздрогнула. «Всё-таки надо проследить за ними. Убедиться, что… что никого не съели.» Ей вспомнилась разинутая пасть ящерицы – три ряда мелких, но острых зубов и нити липкой слюны – и она вздрогнула ещё раз. Маленькая эльфийская лодка выплыла на середину реки.
Запах гари слышен был издалека, речной ветер разносил его вдоль русла, и в ветвях тревожно перекликались шонхоры. Насторожилась и Кесса, но никакого пожара не было – только маленький костерок на сухой кочке. Его тщательно завалили мокрым мхом и гнилыми ветками, и он чадил, угасая. На почтительном расстоянии от него огромная жаба синевато-зелёной окраски вертела в лапах самодельное копьё. Вторая, раздув порозовевшее брюхо и привстав, с копьём наперевес следила за плоскохвостым ящером. Тот, роняя слюну из приоткрытой зубастой пасти, бродил вокруг связанного пленника, сопел и недобро косился на жаб-соседей. Они сверкали на него глазами и угрожающе помахивали копьями. Из-за деревьев, отделяющих «опасное» кострище от лагеря болотных жителей, доносились клокочущие и булькающие вопли, слов Кесса не понимала, но голоса были на редкость неприятные. Речница даже потянулась за ножом, но решила, что заклятия летают дальше и попадают метче.
«Они снова поссорились,» - беззвучно вздохнула Кесса, пряча лодку в зарослях. Тихо, стараясь не наступить на ломкую ветку или чересчур сочный лист, она подошла к кострищу. Ни жабы, ни ящерица не видели её, и тем более пришелицу не заметил пленник. Он то бился в путах, пытаясь порвать паутину, то опрокидывался навзничь и замирал. Шесты, к которым он был привязан, воткнули в землю, и тело неловко вывернулось, лежать хеску было неудобно – и он, отдышавшись, снова начинал рвать верёвки. Паутину с него счистили, оставили только на лапах, крыльях и морде. Прилипшие клочья белели в грязной шерсти.
- Еда, - ящерица ткнулась мордой в бок Алгана, перемазав его слюной. – Есссть!
- Пошёл, пошёл вон! – засуетились жабы, наставив на неё копья. – Не есть!
- Это на Семпаль, голова твоя – полено! – одна из них раздулась и целиком порозовела от злости. – Пошёл!
- Ждать долго, - развернулся к ней ящер, и жаба, хоть и была вооружена, испуганно булькнула и попятилась. – Хотеть потроха, мясссо оссставить. Потроха вкусссные.
Он примерился, как всадить зубы в брюхо пленника, но его огрели копьём по макушке, и он сердито зашипел и подался назад.
- Ты не есть! – жабы, переглядываясь и подталкивая друг друга, надвинулись на него. Ящер привстал на четырёх лапах.
- Мы есссть, - шевельнул он раздвоенным языком. – Вкусссные потроха. Я делитьссся!
Хески снова переглянулись.
- Врёшь!
- Не врать, - махнул хвостом ящер. – Делитьссся чессстно! Мы – трое - есссть!
Одна из жаб подозрительно огляделась по сторонам и очень медленно отвела копьё от ящеричьей пасти.
- Нет ножа – как есть? – недовольно забулькала другая.
- Шшшш, - ящер, привстав, посмотрел на заросли, за которыми скрылся лагерь, и тихо зашипел. – Шшшкура? Я прокусссить. Дальшшше – мягкое. Ссстоять тут, отсссюда не видно!
Жабы пошлёпали к кустам, хвостатый хеск засопел и потянулся к мохнатому боку пленника, чтобы проверить шкуру на прочность. Связанный хрипло взвыл, дёрнулся, и ящер зашипел, получив по носу. Алгана был огромен – вдвое выше ростом, чем Кесса, и вчетверо шире в плечах, и, даже скрученный по рукам и ногам, он оставался очень сильным.
- Хаэй! – крикнула странница, перешагнув через кострище. Трое охранников подпрыгнули на месте и развернулись к ней, судорожно втягивая воздух и раздувая горловые мешки.
- Не вздумайте его есть! Это существо – моя добыча, - сказала Кесса так громко и уверенно, как только могла. – Я его ранила, и я вернула вам разум! Мне нужна моя доля.
- Шшшто?! – вскинулся ящер. Его хвост ударил по кустам, ломая ветки.
- Ранила? – озадаченно переглянулись жабы. – Да, да, да! Она ранила его в нос, пустила ему кровь! Она ранила зверя Волны! Надо делить по-честному.
- Молчать! Нашшша еда! Еда Куайма! – ящер переполз через пленника и угрожающе разинул пасть. Жабы забулькали.
- Это ты молчи! – одна из них огрела его копьём по лапам. – Это не твоя еда! Существо говорит правильно!
«Куайма,» - Кесса, вспомнив рассказы эльфов, запоздало похолодела. «А это – Куай! А меня предупреждали с ними не болтать…»
- Быть сссмелым, - махнула хвостом Куайма, надвигаясь на жаб. Те выставили вперёд копья. Кесса растерянно огляделась – и наткнулась взглядом на Алгана. Тот не корчился и не выл, и глаз из-под заляпанного паутиной века смотрел осмысленно. Вытянувшись во всю длину, хеск поднёс к пасти связанные лапы. Его выступающий из-под губы клык коснулся липких пут.
- Я хочу говорить с вашим вождём! – сказала Кесса, шагнув к охранникам. – Где он?
Ящер, прижавший жаб к кустам, шарахнулся назад, Куай, приободрившись, погрозили ему копьями.
- Да, вождь, - один из них махнул палкой в сторону лагеря. – Наш вождь, вождь Куай! Ты найдёшь его…
- Шшшшш! – хлестнула хвостом Куайма. – Вашшш?! Вашшш не быть вождём! Никогда! Вашшш – еда, быть еда, быть болотная грязь! Нашшш, Куайма, нашшш вождь быть там! Говорить с Куайма!
- Куаймы – дикие и глупые! – жаба надулась и побагровела, её копьё свистнуло над мордой ящера, зацепив его гребень. – Как с вами говорить, если вы говорить не умеете?
- Ссстать умным? – ящер качнулся с лапы на лапу и рванулся вперёд, но отпрянул, напоровшись на копья. Кесса открыла рот, но шум крыльев и резкий ветер в спину прервал её мысли. Ошмётки тлеющего мха и ещё не остывшие угли дождём осыпали болотных жителей. Крылатая гиена, сбросив путы, взлетела и без единого звука исчезла в ветвях папоротников. Куайма, опрокинутая на спину, яростно шипела, жабы барахтались и булькали во весь голос, белесый дым затянул прибрежные заросли. Кесса бросилась к кустам – по счастью, лодка была не привязана.
- Ал-лииши!– Речница прыгнула внутрь, подхватывая весло. «А у меня-то крыльев нет!» - подумала она, пригибаясь и ныряя вместе с лодкой под низко склонённые ветви. Колдовское течение набирало скорость и подбрасывало странницу на гребнях волн, за спиной рокотали и шипели, - и оглядываться Кесса не стала.
…Лодка чуть продвинулась вперёд – и легла на плоские камни, мутная водица Карны – точнее, обмелевшего ручья, уже недостойного имени реки – лениво плескалась о её борта. Кесса шагнула в воду, окунувшись по щиколотки, и осмотрелась.
- Вот и истоки, - прошептала она, глядя на сеть ручейков, раскинувшуюся среди кустов зелёного холга, низкорослых папоротников и подушек изумрудного мха. Дальше плыть было некуда.
- Прощай, - сказала она, выталкивая лёгкую лодку на стремнину – туда, где вода ещё доходила до колена. – Возвращайся в Меланнат – и передай мою благодарность княгине Миннэн!
Почти невесомая лодочка закачалась на волнах в полушаге от мели, и Кесса шагнула к ней, чтобы дотолкать до глубокой воды – но судёнышко проскользнуло мимо камней, заблестело на солнце, одеваясь серебряной чешуёй, плавники вытянулись из боков, корма обернулась хвостом. Ещё мгновение – и сверкающая рыба, темнея и покрываясь мхом, опустилась на дно и помчалась вниз по течению, вспенивая за собой воду.
Кесса шла вверх по течению ручья – он не спешил исчезнуть во мху, и слоистый камень, размытый горькой водой, похрустывал под ногами. Там, где он раскалывался, проступали гладкие бока яркой гальки. Она была повсюду – в корнях водяных трав, в ползучих мхах, на дне ручья, но странница, утомлённая дорогой, уже не смотрела на камешки. Моховые подушки проседали, чёрная жижа чавкала, облепляя сапоги, и стоило задеть прибрежное деревце, как сверху шмякалась медуза или гроздь её икры. А там, где земля – по крайней мере, на вид – была твёрже, сплетались ветвями гигантские мхи. Кесса знала, как сцепляются их ветки, и как их разъединить, не пытаясь обрубить упругие отростки, но тянула до последнего – ей совсем не хотелось забираться в холги.
«Земля тут ровная,» - странница остановилась, высмотрев поваленное дерево – на нём можно было отдохнуть, почти не намокнув. «Значит, вся вода течёт вниз, к Бездне. А я иду вверх… Интересно, далеко до границы?»
Многоголосый рёв, переходящий в вой, раздался в десятке шагов от неё. Мимо, ломая кусты и вздымая фонтаны грязи, брели алайги, одна другой больше. Вожак, ступив в воду, остановился и заревел, вскидывая голову, увенчанную алым гребнем – свёрнутой раковиной. Ему ответили. Существа, тяжело переминаясь с лапы на лапу, склонились над ручьём. Кесса досадливо вздохнула и съёжилась на поваленном дереве. Ей казалось, что она тонет в горячем вязком иле, - полдень давно миновал, но на вечернюю прохладу не стоило и надеяться. «Напьются – уйдут,» - думала Кесса, лениво щурясь на стадо ящеров. Существа не замечали её – как не заметила её и чёрная харайга, выглянувшая из-за дерева. Зубастая пасть приоткрылась, ящер тихонько скрипнул и качнул ярким хохолком. Сородич из кустов ответил ему. Третье яркое пятно мелькнуло в зарослях по ту сторону ручья. Кесса подобрала камешек, прицелилась в ближайшего хищника – и опустила руку.
Где-то вдалеке тоскливо и протяжно завыл Войкс. Его голос Речница узнала и здесь – ни один зверь холгов не кричал так. Кесса поднялась, подобрала дорожную суму и двинулась к кустам, обходя стадо алайг по широкой дуге. Войкс не умолкал – он учуял поживу, и теперь ничто не могло сбить его со следа…