Один из кладоискателей содрал моховой ковёр с бугорка и ударил по обнажившемуся камню киркой. Посыпались камешки, и он, отбросив кирку, с радостным воплем склонился над ними. Тут же радостный вопль сменился истошным воем – зубастая пасть сомкнулась на его руке и потащила его в воду. Тёмная промоина, до того прикрытая мхом и травой, вдруг распахнулась, выпустив водяную ящерицу. Житель закричал, упираясь в камни, и ударил напавшего по макушке. Тот, кто ходил с копьём, кинулся на помощь, но второе водяное окно открылось в трёх шагах от него, и кладоискатель шарахнулся в сторону. Мгновение спустя пять ящериц выбрались на берег, и жители, побросав камешки, похватали кирки и копья. У ямы окровавленный хеск на четвереньках уползал под корни дерева, ящерица пускала кровавую слюну, но упорно ползла за ним, а воин с копьём пытался отогнать её.
- Ну вот, - буркнул Нингорс. – Докопались.
Две Куаймы, щёлкая зубами, прижали кладоискателей к дереву. Их кололи копьями, били кирками, но редкий удар достигал цели, и ящерицы будто не замечали боли. Раненый житель вскарабкался на выступ в десятке локтей над землёй и оттуда кричал и кидался кусками коры. Кто-то зазевался, и ящерица вцепилась ему в ногу и подмяла его под себя.
- Нингорс! – Кесса вцепилась в жёсткую гриву, и хеск сердито зарычал. – Их сожрут!
- Горе какое, - фыркнул Алгана, встряхиваясь всем телом. В руке Речницы остался пучок чёрной шерсти. За деревом хлюпал мокрый мох – ещё две ящерицы выбрались из болота и сели поодаль, часто дыша и раздувая горло. Куайма, подмявшая под себя ещё живого хеска, вцепилась зубами в древко копья и вырвала оружие из рук воина, тот, растерянно оглядевшись, отступил, и как раз вовремя – пасть сомкнулась там, где только что была его нога. Кесса взглянула на спокойно летящего Нингорса, на проносящиеся мимо ветки старого дерева – и, схватившись за свисающую ветвь, сорвалась в бездну.
- Лаканха!
Ветка, на её счастье, не треснула, и Кесса, цепляясь за сучки и побеги, скатилась вниз и повисла над землёй. Ящерицы извергли белесую липкую жижу, один плевок расплескался по стволу дерева, второй, распавшись на паутинные нити, затянул поляну и залепил пасть Куайме. Та, поражённая водяной стрелой, хрипела и покрывалась багровыми полосами, но никак не могла собраться с силами для плевка.
- А ну, прочь! – Кесса кинула вторую стрелу в ящера, щёлкающего зубами у ног жителей. Вода бесполезно разбрызгалась по поляне – стрела разбилась о прочную шкуру, и Куайма только ощерилась. Тусклые глаза уставились на Кессу.
- Ал-лииши! – водяное окно задрожало, и ящерица, раздувающая горло на краю поляны, полетела вниз. Запоздало выплюнутая жижа опутала голый камень. Внизу захрустели кости – житель удачно попал киркой по черепу Куаймы, но ещё четыре подступили к нему. Ветка, за которую цеплялась Кесса, дрогнула и надломилась, сбросив Речницу к корням. Та, не успев и охнуть, увидела перед собой разинутую пасть ящера и всадила в неё водяную стрелу. Куайма проворно отпрянула, заплевав Кессу зловонной пеной. Речница прикрылась щитом, и тут же лёгкое дерево затрещало от удара чешуйчатой морды. Ком липкой жижи просвистел над головами, ударился о ствол и рассыпался на тысячи белых нитей. Кесса пригнулась, но «паутина» уже прилепила руку к щиту, а щит – к груди. Ящерицы, переглянувшись, бросились вперёд.
Всё вокруг на мгновение побелело, и Кесса зажмурилась – слёзы катились градом, красные круги плыли перед глазами. Боль и жар прокатились по телу волной – запястья жгло. Запахло горелым мясом и кипящей болотной жижей. Сквозь алую пелену Речница видела, как ящерицы с яростным шипением кинулись в воду. Их кожа полопалась и почернела, от неё шёл дым, но бежали они быстро – Кесса ещё и подняться не успела, как последний хвост исчез в водяном окне. Паутина, дымясь, распадалась на клочья, два чешуйчатых тела лежали на почерневшем мху. Их хвосты ещё дёргались, но мясо уже не держалось на обугленных костях. Хески-кладоискатели жались к стволу, не выпуская из рук оружие. Их трясло.
Нингорс упал откуда-то сверху, спрыгнул в мох, на лету складывая крылья.
- Шинн! – он навис над Кессой, схватил её за плечи и крепко встряхнул. – Куда ты лезешь?! Ни крыльев, ни зубов, а туда же…
Отражение испепеляющей вспышки ещё догорало в его глазах.
- Нингорс, храни тебя Река, - выдохнула Кесса, обнимая хеска и зарываясь лицом в жёсткую шерсть. – Ты – великий воин!
Алгана растерянно фыркнул.
- Чего?!
- Ты сразился с чудищами, - сказала Кесса, вскинув голову; ей непросто было смотреть рослому хеску в глаза, но объятий она не разжала. – Ты защитил мирных жителей. Я одна здесь не справилась бы!
- Ладно тебе, Шинн, - Нингорс, смутившись окончательно, отодвинул от себя Речницу и сел рядом с ней на траву. – Я не мог тебя тут бросить. Но ты зачем сюда полезла?!
- Чтобы защитить мирных… Ай! Лаканха!
Из-за мохнатого бока она увидела тень за спиной Нингорса – и копьё, летящее в него. Струя воды ударила жителя, и удар прошёл мимо. Хеск развернулся, отталкивая Кессу за спину, и вскинул крылья, но та вцепилась в них мёртвой хваткой.
- Нингорс, не надо! Летим отсюда!
Алгана взвыл, прыгнул вперёд, и Кесса еле успела ухватиться за поводья – крылатый хеск взлетел и стрелой промчался вдоль ствола, кувырком пролетел в ветвях и развернул крылья, когда дерево надёжно закрыло его от дротиков, обломков коры и испуганных воплей.
- Алгана! – кричали внизу. – Зверь Волны! Где он?!
- Мирные жители, говоришь, - хеск повернул к Кессе оскаленную морду. – Защитил, говоришь…
Речница всхлипнула и прижалась к горячему боку.
- Неблагодарные крысы! Только не огорчайся из-за них, Нингорс. Они глупые и трусливые… они просто испугались!
- Эррх, - Алгана встряхнулся всем телом и расправил крылья, уходя из жарких моховых зарослей к облакам. – Не над чем плакать, Шинн. Хорошо, что тебя не ранили. Погнаться за мной они не посмеют.
…Плотная поросль серебристого холга распалась на островки, и могучие папоротники расступились. Внизу из-под векового ковра опавшей листвы проступил зеленоватый камень, и ручьи прорезали в нём неглубокие русла. Тонкие резные листья склонялись над водой, сочные папоротники прорастали из каждой расщелины, и никто не топтал и не съедал их. Даже шонхоры не обжили соседние деревья, только подрастающие микрины стайками носились в тени ветвей, а ещё дальше – там, где воздух странно мутнел и подёргивался рябью – реяли в вышине длиннохвостые Клоа, тёмно-синие от поглощённой энергии. Кесса давно сняла шлем, но её волосы, промокшие от пота, и не думали сохнуть. Нингорс тяжело дышал и порой вываливал язык и хватал воздух пастью. Жара, и без того одолевающая всех, кто спускался в моховые леса, стала невыносимой. Ветер утих, и Кесса, глядя на сеть ручейков внизу, думала, что ещё немного – и вода забурлит и обратится в пар.
Нингорс камнем упал вниз, но у самой земли развернулся и мягко опустился на лапы, распахнутыми крыльями замедлив падение. Стряхнув Кессу со спины, он склонился к ручью и, зачерпнув воды, вылил себе на загривок, а после опустился на четвереньки и стал жадно лакать.
- Нуску Лучистый! – Кесса, опомнившись от изумления, дёрнула хеска за крыло. – Нингорс! Разве это пьют?! Вот, возьми водяной шар…
Сернистый пар клубился над ручьём. Речница неосторожно вдохнула – и поморщилась от горечи на языке. Нингорс фыркнул, но шар принял – и, осушив его, снова зачерпнул из ручья.
- Вода как вода. Мокрая, - проворчал он, утирая усы. – Вкус другой, но для питья годится.
- Это горький яд, а не вода, - покачала головой Кесса. – Ядовитая соль пополам с хаштом.
Хеск пожал плечами. Он уже забыл о ручье – его взгляд остановился на стене мутнеющего воздуха. В ней таяли очертания раскидистых деревьев, рассыпавшихся от древности стволов и моховых кочек, - тот же лес, что у горького ручья, но что-то странное было в нём. Кесса чувствовала, как по коже струится жар, а сердце бьётся всё чаще.
- Венгэтэйя, - чёрный мех на загривке Нингорса поднялся дыбом, и хеск негромко зарычал, оскалив клыки. – Кажется – до неё один прыжок…
- Это большая граница? – тихо спросила Кесса – ей было не по себе. – Раньше они такими не были!
- Границы уплотнились, когда началась Волна, - отозвался Нингорс, подходя чуть ближе к стене мутного воздуха. – Один раз я пролетел сквозь неё. Повторять не буду. Хватайся за меня крепко, Шинн. Я проложу путь.
Глава 22. По старым следам
Вязкая дремота навалилась на Кессу, и не было сил шевельнуться. Она лежала, уткнувшись в тёплую шерсть, и слушала отдалённый гул – размеренные удары сердца. Сладковатый запах папоротника, нагретого солнцем, и землянистый влажный дух грибной поросли навевали странные видения, и Кесса покачивалась на волнах между сном и явью – пока опора под её головой не зашевелилась, и жёсткие усы не коснулись лица.
- Вставай, Шинн, - Нингорс, сняв её голову со своего плеча, силком усадил Речницу. – Такой сон не на пользу.
Кесса сонно мигнула и провела рукой по глазам.
- Граница… Мы перешли её? – невнятно спросила она – язык едва ворочался во рту.
- Да, - Нингорс перевернулся на брюхо и потянулся, разминая лапы и крылья, а потом рывком поднялся на ноги. – Теперь вставай. Надо найти еду.
Кесса поднялась на мягких непослушных ногах, кое-как наколдовала водяной шар. Страшно хотелось пить – и едва она смочила язык, проснулся ещё и голод.
- И верно, - пробормотала она, копаясь в сумке. – Ага, грибы, рыба… Нингорс, ты будешь рыбу?
- Дай ещё воды, - попросил хеск, презрительно фыркнув на припасы. – Что ты ешь, детёныш? Так ты на крыло не поднимешься. Надо…
Не договорив, он жестом велел Кессе замереть – и сам пригнулся, расправляя крылья, несколько раз с присвистом втянул воздух и оскалился в усмешке. Сквозь кусты, объедая на ходу сочные побеги, пробиралось стадо алайг.
Ветер ударил Кессе в лицо – Нингорс взлетел. С громким воем он бросился за ящерами, и они, испуганно взревев, кинулись прочь. Кусты затрещали. Алайги отчаянно трубили в завитые рога, и сверху им отвечали воплями потревоженные стервятники. Нингорс с воем и лающим хохотом летел, едва не задевая кусты, и ревущее стадо убегало от него всё быстрее. Зелёная вспышка на миг озарила лес и угасла. Один из ящеров, нелепо взмахнув хвостом, повалился набок. Нингорс приземлился рядом с ним и протяжно завыл. Алайги, ломая серебристый мох, бросились в чащу и с хрустом и плеском исчезли в ней.