Он подошёл к большой глиняной чаше, чья ножка, причудливо изогнувшись, врастала в стену. Над сосудом нависала выступающая из камня рыбья голова – серебристая, блестящая, с маленькими плавничками по бокам и выпученными глазами. Из пасти рыбы потекла вода, и эльф подставил под струю каменный шарик, опутанный тесёмками.
«Вода приходит сюда сама,» - покачала головой Кесса. «Кто-то проложил ей дорогу в камне. Удобно…»
Она встала у окна, прикоснулась к краям узкой прорези, закрытой цветными стёклами, - и камни зашевелились под её пальцами, расползаясь в стороны. Стеклянная ширма поднялась наполовину, и в лицо Кессе ударил сырой холодный ветер. Она увидела поодаль синевато-серые базальтовые стены с узкими щелями окон, тёмно-зелёные черепичные крыши, поливаемые дождём, и ветви с серебристой листвой, вознёсшиеся надо всеми строениями. Что внизу, Кесса не видела, - там смыкались, закрывая двор от дождя, лиственные навесы, и под ними что-то шуршало, звякало, изредка фыркало и взрёвывало. Небо тонуло в серо-белесой хмари, и просвета в тучах не было. Кесса вдохнула холодный воздух и растерянно замигала.
- Почтенный Риланкоши! Скажи, какой сейчас месяц?
- Первый день Маринни, - отозвался эльф, перебирающий склянки и камешки. – Ты проспала тринадцатый Семпаль.
- Маринни?! – Кесса опустилась на скамью, ошеломлённо качая головой. – Была же середина Айкени!
- Да, помню, - Риланкоши с трудом сдерживал смех. – А ещё было начало Дикерта, и конец Олэйтиса был тоже. Довольно много разных дней прошло с тех пор, как Миннэн Менкайхизгу пришёл сюда. И вот новая зима на пороге… Хорошее время для сна.
- Первый день Маринни, - прошептала Кесса. – И Речник Фрисс уже пришёл в Кигээл, и все, кто погиб, снова живы… и все они вернулись в Фейр… все, кроме меня!
Она всхлипнула и сердито провела по глазам рукой. «Фрисс, наверное, подумал, что я разбилась насмерть! Как же он расстроился…»
Тканая завеса с шелестом откинулась, пропуская незнакомого авларина, растрёпанного, перемазанного кровью и напуганного до полусмерти. Влетев в залу, он упал на пол – так быстро, что Кесса решила, будто он споткнулся – и опустил рядом с собой шевелящийся свёрток из огромного листа. Наружу торчал плоский оперённый хвост, а с другой стороны норовила высунуться узкая зубастая морда.
- Беда! – выдохнул авларин, рывком разворачивая лист. Лежащее в свёртке существо испуганно забило крыльями. Их было четыре – два побольше, два поменьше – и на каждом – по три изогнутых когтя. Оно рванулось, приподняло окровавленную голову и снова рухнуло на ковёр.
- Вот даже как? – нахмурился Риланкоши, быстро ощупывая крылья и спину существа, и осторожно подул на его шею. Клок кожи вместе с перьями отделился от головы и висел на тонком лоскуте, обнажив мясо, но от дуновения боль, причиняемая раной, как будто стала слабее. Существо повернуло голову набок, слабо заскребло когтями по листу, и он порвался на части. Кесса вздрогнула. «Харайга!» - теперь она вспомнила, на что похоже это создание. «Харайга о четырёх крыльях! Какой демон научил их летать?!»
- Все кости целы, как ни странно, - сказал Риланкоши, поднимаясь с пола и открывая сундук. – И раны неглубоки. Сегодня полежит у меня, потом отнесёшь его в башню, но к соплеменникам не выпускай. Кто так с ним поиграл?
- Он влетел в загон к алайгам, - поморщился молодой авларин, склонившийся над зверем. – Наверное, ему хотели откусить голову.
- Следить надобно за своей живностью, - покачал головой Риланкоши. – Держи, пока я перевяжу его…
Кесса подобралась поближе и присела на скамью. Пернатый ящер снова повернул голову – его сверкающий глаз неотрывно следил за странницей, и дружелюбия в его взгляде не было.
- Отпускай, он уснёт, - сказал Риланкоши, сжимая пасть существа с двух сторон и переворачивая его на спину. Второй эльф посмотрел на вымазанные кровью руки, хмыкнул и пошёл к водяной чаше.
- Вот оно что, - Риланкоши перевёл взгляд на Кессу. – Ещё один поселенец, которому нужно выжечь печать. Этим же вечером и сделаю. Ты уже достаточно окрепла, чтобы вынести немного боли.
- Выжечь? – Кесса поёжилась. – А иначе никак? У меня были рисунки, но стёрлись…
- Поэтому мы печати выжигаем, - эльф оттянул ворот рубашки, показывая небольшой, но витиеватый узор чуть пониже ключицы. – Тут много разных созданий, Чёрная Речница. Лесные шонхоры – не самые опасные среди них.
- Шонхор – так называется этот зверь? – Кесса решилась подойти к спящему существу. Риланкоши положил его в маленький кокон, подвешенный к стене, и ящер, не просыпаясь, убрал голову под крыло.
- А это птица или ящерица? – спросила Кесса на всякий случай. – Оно не сродни харайге?
- Сродни, - кивнул эльф. – И летает прескверно. Однако этот лес не слишком хорош для птиц. Это лесной шонхор. Говорят, они водились и в ваших землях. Но знорки питали к ним такую ненависть, что от них не осталось и пёрышка. Не трогай его – он, как и ты, ранен и напуган.
«Это всё наяву,» - Кесса украдкой ущипнула себя, но зелёные стены, папоротниковые ковры и спящий ящер с четырьмя крыльями остались, где и были. «Я в настоящем эльфийском замке, и тут меня знают. И это настоящие авларские эльфы, те, кто говорит со всеми живыми… Река моя Праматерь! Даже Речник Фрисс этому не поверит!»
За окном что-то взревело, Кесса бросилась к нему, но увидела внизу только навесы, а на стенах – лишь струи дождевой воды и серебристые листья. Риланкоши едва заметно поморщился.
- Надобно соблюдать осторожность, - пробормотал он. – Холодный ветер за окном, знорка. Прикрой его. Там закололи алайгу, ничего страшного в этом нет.
В коконе, почуяв чужую смерть, зашевелился шонхор, открыл зубастую пасть, попытался высвободить крылья. Авларин легко подул на него, издав несколько щёлкающих звуков. Ящер затих.
- А большая у вас крепость? – спросила Кесса. – Я видела из окна много стен и башен.
- Тут многим хватает места, - кивнул Риланкоши. – Даже зимой.
- А зимой вас становится больше? – слегка удивилась «Речница».
- Многие из лесных жителей зимуют у нас. Тут теплее… и спокойнее, - усмехнулся авларин. – Лесные дома по зиме пустеют. И ты, судя по всему, тоже будешь зимовать у нас.
«Зимовать…» - Кесса растерянно усмехнулась. Ей было не по себе – настолько, что по коже ползли мурашки. «Я всегда зимовала только в Фейре… А тут даже не пещера!»
- Мне надо вернуться на Реку, - нерешительно сказала она. – Там мои родичи… и Речник Фрисс. Я не думала, что уйду… так надолго.
- Холодные дожди уже идут, - пожал плечами Риланкоши. – А за ними с неба потечёт хашт, и он же поднимется из земли. Пятнадцать или двадцать дней – и явятся Хелигнэй, воины льда. Куда ты пойдёшь, и куда успеешь уйти? Ты не шонхор, чтобы перезимовать в дупле.
…Холодный дождь всё лил за окном. Кесса сквозь дрёму слышала, как стекает по стенам вода, и как колышутся за башнями широколистные папоротники. Завеса снова качнулась, пропуская в залу эльфа, одетого в чешую.
- Риланкоши! Когда мы увидим тебя в Зале Чаш? – усмехнулся пришелец, ставя на сундук большой круглый сосуд на четырёх лапах и выкладывая рядом пару коротких двузубцовых лезвий. – Питья не принёс. И вот ещё кое-что, для тебя и для раненых. Вот бы ты чаще выбирался из норы!
- Зачем бы? Вы, Дети Намры, без меня уже и с алайгой не справитесь? – нахмурился Риланкоши. – Даже здесь был слышен крик. Кто не уследил?
- Всему сразу не научишься, - пожал плечами чешуйчатый эльф. – Чёрная Речница! На ногах и в полном здравии? Скажу княгине Миннэн. Тебя-то мы увидим в Зале Чаш? Я зову тебя за стол Детей Намры. И еда, и питьё там хороши!
- Благодарю, - склонила голову странница. – Меня зовут Кесса.
- Иллингаэн, - авларин, согнув пальцы, легко прикоснулся ими к груди. - Угощайся. Свежайшее мясо, сам хотел съесть!
Шонхор, выбравшийся из кокона, перепрыгнул на край водяной чаши – свёрток, брошенный Иллингаэном на её дно, сочился кровью, и ящер с хриплым криком потянулся к нему. Риланкоши схватил существо за бока и затолкнул обратно в кокон.
- От Иллингаэна всегда шум и переполох, - поморщился он. – Всё их семейство такое – хоть внуки, хоть правнуки.
Кесса, забыв о кровавом свёртке, удивлённо присвистнула.
- Сколько же ему лет?
- Да немного, - проворчал Риланкоши. – Держи. Тебе сейчас надо есть!
Он протянул ей кусок тёмного окровавленного мяса, не тронутого ни огнём, ни кипятком. Кесса едва не выронила его на ковёр.
- Это кусок алайги? – спросила она, обнюхивая полученное. – Вы… едите мясо сырым?
- В ваших краях мы так делать не стали бы, - хмыкнул авларин. – Но тут не гостила сияющая смерть, и земля чище. Ешь, это печень алайги. Достаётся не каждому.
Шонхор, жадно проглотивший остатки мяса, теперь терзал окровавленные листья и вылизывал чашу. Рана, протянувшаяся по его шее и голове, почти уже закрылась, но кожа осталась голой – перья и не думали проклёвываться. Кесса сосредоточенно накручивала на двузубцовую вилку «белесую тину» - авларскую лапшу. Кусочки рублёного папоротника норовили упасть на пол, тёмно-розовая жижа, пахнущая рыбой и яртисом, плескалась на дне горшка, нарисованные на нём листья и существа притягивали взгляд, отвлекая от еды. Риланкоши уже насытился и ушёл к окну, в зале повеяло мокрым моховым лесом. Дождь так и шёл, не затихая ни на миг.
- Кесса Скенесова, Чёрная Речница?
Негромкий голос послышался за спиной, и странница обернулась. У двери стояла жёлтоволосая эльфийка, и её одежды были расшиты серебряными листьями.
- Силы и славы! – кивнула Кесса. Она хотела встать, но отвлеклась на лапшу, намотанную на вилку, махнула про себя рукой и осталась, где сидела.
- Всё так, как написано в книгах, и как рассказывают очевидцы, - покачала головой авларинка, опускаясь на скамью. – И верится с трудом… Говоришь, ты искала Ксилию Болотный Огонёк?
- Её оружие… Она сама не вернулась за ним, - Кесса немного робела. – Мастер Звигнел просил отдать лук ей. Жаль, что я опоздала…