Чёрная сабля (Яцек Комуда)
Общая информация
Оригинальное название: "Czarna szabla", Jacek Komuda
Перевёл на русский: Александр Свистунов, 2025 год
Другие мои переводы и актуальные новости ищи в моём телеграм-канале @lacewars
Аннотация:
Фантазия фантазией, а жить нужно.
В этой истории не будет ни очередного безупречного рыцаря без страха и упрёка, ни взмахов белоснежным платочком из окна башни. Будет кровь, впитывающаяся в землю. Пот, высушенный порывистым декабрьским ветром. Будут слёзы, когда чёрный дым от горящих усадеб застилает глаза.
Будет и старинная честь, гласящая, что слово стоит дороже любых денег. Чувство справедливости, не позволяющее отвернуться от незаслуженной обиды. Фантазия, гонящая по бездорожью среди ночи или заставляющая гулять в корчме на распутье до самого утра. Будет та особенная лихорадка, которую может вызвать в мужчине лишь исключительная женщина.
В этом повествовании будет всё, что можно описать двумя словами: шляхетская Речь Посполитая.
Эта книга — путешествие во времени, из которого не хочется возвращаться.
Волчица
1. Изгой в затруднительном положении
– Он уже трахает её?
– Янкель не подал знак!
– Тихо, мужики! - прошипел Колтун, проталкиваясь сквозь толпу. Он высморкался на землю из правой ноздри, вытер нос рукой, а руку - о посеревший ватный зипун. Затем плюнул на руки и схватил топорище. – Сейчас вылезет, говорю вам. Как появится, бейте его по башке. По башке, мужики! Бейте сколько влезет!
Они прижались к необструганным брёвнам, сгорбились в подсенях еврейского кабака на главной площади в Лютовисках.
– Ой, страшно, – набожно прошептал Ивашко и перекрестился по-православному, справа налево. – Ведь он шляхтич, ясный пан. А кто на господина руку поднимет, того в Перемышле конями разрывают, а палач кожу сдирает и члены четвертует...
– Какой он шляхтич, – фыркнул Колтун и с беспокойством заметил, что толпа крестьян заметно поредела. – Вне закона он, сукин сын! Сам слышал, как его объявляли на рынке в Перемышле. Такого убить не грех!
– Страшный он! – пробормотал Янко, музыкант из кабака Янкеля. – Характерный мужик. А как выскочит, как саблей взмахнёт, сразу головы полетят. Полетят головы, ой, говорю!
– Смотри, как бы ты в штаны не наложил. А что он – чёрт?
Снова кто-то отделился от толпы. Колтун тихо выругался.
– За него награда есть, слышали? Две тысячи червонцев даёт пан староста Красицкий. Видели столько золота разом, сукины дети?
– Две тысячи? Боже милостивый. Это сколько бы за это репы было! - сказал придурковатый Хохол, который служил у Янкеля на конюшне за миску похлёбки и поношенную одежду. Он наклонил деревянные вилы и натянул меховую шапку глубже на глаза.
– Репы? До конца жизни сало жрать будешь, дурак!
– А я вам говорю, это настоящий чёрт. Глаза как у лешего горящие, когти как у упыря...
– Глянь-ка под ноги, не обмочил ли ты лапти, – насмехался Колтун. – Проверь, не прыгнул ли он к тебе в хату и не трахает ли твою Евку! По башке бить, говорю, сколько влезет. А как на землю упадёт, проверить, дышит ли, и сразу вязать его! А ты, Янко, от дверей отойди, трусы нам не нужны. Сами награду поделим.
– Тихо! - прошипел Ивашко. – Смотрите, не подаёт ли Янкель знак.
Сзади загремели конские копыта. Колтун почувствовал, как крестьяне, сгорбившиеся за ним, начинают прижимать его к деревянной стене кабака. Кто-то застонал, кто-то другой убежал; Колтун услышал удаляющиеся шаги. Он обернулся и замер.
К кабаку подъехали три всадника. Неспешно спустившись на землю, они привязали своих коней к коновязи и направились к зданию, не обращая ни малейшего внимания на кучи конского и коровьего навоза. Они шагали прямо по грязи, не замечая луж. Крестьяне, завидев их, расступались, словно по волшебству исчезая за углом кабака или прячась за поленницами дров. Колтун сразу смекнул, что к чему. Это были не просто мужики из ближних Лютовиск или Хочева... Перед ним стояли важные птицы. Разбойники с большой дороги? Или, может, знатные господа, решившие поживиться на чужой стороне? А вдруг и вовсе лихие вояки из какой-нибудь кварцяной хоругви?
Первый из прибывших оказался низкорослым и коренастым мужчиной со сломанным, кривым носом. Его глаза, острые и цепкие, как у хищной птицы, смотрели на мир из-под полей огромной, ржавой мисюрки, надвинутой на лоб. Во взгляде читались презрение, спесь и какая-то безбашенная удаль – у Колтуна от этого взгляда даже ноги подкосились. На боку у шляхтича висела сабля внушительных размеров в черных, украшенных серебром ножнах, а рядом красовались кинжал и пистолет. Жупан на нем был порван, грязен и, казалось, насквозь пропитан навозом и дорожной пылью. И все же, под лучами солнца поблескивал золотой ринграф с изображением Богородицы, висевший на шее у этого головореза.
Второй разбойник был высок и худ, как жердь. На нем были короткий рейтрок и рейтарские сапоги, доходившие до колен. Длинные, лоснящиеся от жира усы ниспадали до самых плеч. Грудь пересекал ремень от бандолета, небрежно перекинутого за спину, а на боку покачивался тяжелый палаш с богато украшенной, хоть и тронутой ржавчиной, гардой.
Третий оказался самым молодым из компании. Гладко выбритое лицо его покрывали шрамы и язвы, явный признак французской болезни. Одет он был в жупанчик из домотканого сукна.
– Что вы тут делаете, мужичьё?! – рявкнул шляхтич в мисюрке, дыша злостью и пивом. – Кого ждёте? Или на страже стоите?
Толпа крестьян уже сильно поредела. Колтун с тревогой отметил, что с ним осталось лишь несколько самых смелых, да и те медленно отодвигались на безопасное расстояние.
– Ты! – грозно ткнул пальцем в Колтуна разбойник. – Ты нам скажешь. Есть ли в корчме знатный шляхтич?
– А ты куда, шельма?! – крикнул высокий в сторону Янка-музыканта, который хотел улизнуть боком. – Сиди на заднице, когда пан спрашивает!
– Помилуйте, ясные паны! – завыл Янко и упал на колени. – Скажу, скажу, всё скажу!
– Есть ли в корчме пан Бялоскурский? – голос вожака, привыкший повелевать, не терпел возражений. Колтун живо смекнул, что спорить с ними – себе дороже. – Говори, не то высеку! Да еще сам плеть в зубах притащишь!
– Честное слово! Честное слово! – заскулил Янко. – Всё скажу, только не бейте! Пан Бялоскурский в алькове. Сейчас Ядзьку имеет. Или уже поимел... – добавил тише музыкант.
Шляхтичи переглянулись и громко захохотали. Высокий подкрутил ус.
– По домам, мужичьё! – рыкнул низкий. – А если кто из хаты вылезет, шкуру спущу!
Не нужно было повторять дважды. Крестьяне разбежались как стадо цыплят. Хохол поскользнулся, лапти разъехались под ним в грязи, и он рухнул во весь рост, ударившись башкой о коновязь. Ивашко схватил его за плечо, поднял на ноги.
– Ну, господа! – сказал сифилитик. – Обнажим клинки и за дело!
– Пойдём, потолкуем с паном Бялоскурским.
Высокий поплевал на огромные ладони и схватился за палаш. Тот в мисюрке положил руку на эфес сабли. И они двинулись к двери. Сифилитик распахнул ее ударом ноги, и вся троица скрылась внутри.
Колтун выглянул из-за угла, присел на корточки и навострил уши.
– Бей! Убивай! – взревел чей-то голос в чреве корчмы. Колтун услышал грохот, от которого волосы встали дыбом, свист сабель, звон сталкивающихся клинков, грохот опрокидываемых столов, лавок, разбиваемых мисок и Бог знает чего ещё.
– Слева, Рукша! Слева! Бей. Да ровнее!
Кто-то громко захрипел, с грохотом рухнул на пол, и звон стали стал тише.
– Сукин сыыын! – завыл чей-то голос. Колтун вздрогнул, когда узнал, что кричал самый молодой из разбойничьей компании.
Крик перешел в сдавленный стон, потом в хрип, и всё стихло. Колтун почувствовал, как холодный пот оросил его лоб. Плечи задрожали.
Внутри корчмы послышались шаги. Вдруг дверь со скрипом распахнулась. Мужик замер...
В дверях стоял коротышка со сломанным носом. Сабли при нем не было, он обеими руками держался за живот. Из ужасной раны хлестала кровь, заливая одежду, капая на грязный пол, на сафьяновые сапоги...
На негнущихся ногах шляхтич сделал шаг, потом еще один, еще... Колтун увидел в его глазах смертельную бледность. Разбойник пошатнулся, упал на колени в лужу навозной жижи, а затем рухнул лицом в грязь, задрожал, захрипел и замер.
Колтун перекрестился. Он дрожал так, что зубы стучали, как кастаньеты. Однако он пересилил себя и переступил порог. Шёл согнувшись, сгорбившись, с топором в руках. Просторные сени были пусты. Дверь в гостевую комнату была распахнута настежь.
Колтун ступал едва ли не на цыпочках. Осторожно выглянул из-за дверного косяка. Увидел большую комнату, устланную коврами и гобеленами. Стол был перевёрнут, стулья и лавки изрублены ударами сабель и палашей, ковры сорваны со стен. Разбитые кувшины и серебряная посуда валялись на полу.
Двое разбойников лежали на полу бездыханными. Самый высокий, разрубленный наискось – через висок, грудь и шею – лежал навзничь в луже крови, которая все увеличивалась. Сифилитик сидел, привалившись к стене, из его груди торчала окровавленная рукоять рейтарского палаша. Колтун с ужасом узнал оружие, принадлежавшее самому высокому из бродяг.
В комнате находился еще один человек. Высокий, с длинными седыми волосами, одетый в жёлтый шёлковый жупан, украшенный алмазными пуговицами. Он лежал, опираясь о край кровати, правой рукой держался за окровавленный бок, а левой пытался опереться, чтобы встать. Не сумев этого сделать, он застонал от боли. Колтун сразу узнал его. Это был его милость пан Мацей Бялоскурский, изгнанник, бродяга и смутьян, который годами ускользал от старост и бургграфов из Саноцкой земли.
Понимая, с кем имеет дело, Колтун задрожал, но не убежал. Он стоял как вкопанный, сжимая в руках топор.
Бялоскурский заметил его и, скривившись от боли, поманил его к себе.
– Мужик, – прошипел он, – иди сюда!
Колтун сделал шаг вперёд. И тогда в его голове блеснула предательская мысль. Одним прыжком он бросился к пану Бялоскурскому. Остановился, встретившись с ним взглядом.