На следующий день произошла расправа над старшей сестрой императрицы Елизаветой Федоровной, великими князьями Сергеем Михайловичем, тремя взрослыми сыновьями великого князя Константина Константиновича — Иоанном, Игорем и Константином, князем императорской крови Владимиром Па-леем и их приближенными, содержавшимися в уральском городке Алапаевске. Их рассадили по подводам, якобы для переезда в другое место, но по дороге свернули к заброшенной шахте и там убили. Когда большевики были выбиты из Алапаевска, медицинская экспертиза показала, что застрелен был только князь Сергей Михайлович, остальных сбросили в семидесятиметровую шахту живыми, а для верности кинули вслед гранаты.
Большевистское правительство возвестило всему миру о казни бывшего императора, заявив, что это произошло якобы после раскрытия контрреволюционного заговора с целью вырвать тирана из рук советов. Цареубийство было ужасающим преступлением в глазах монархистов. Но было бы ошибочно считать, что весь русский народ как один человек содрогнулся при известии о смерти помазанника Божьего. О равнодушии или даже об одобрении убийства свидетельствуют многие лица, в чьей объективности не приходится сомневаться. Так, бывший председатель Совета министров граф В.Н. Коковцов, живший в то время в Петрограде, вспоминал: «В день напечатания известия я был два раза на улице, ездил в трамвае и нигде не видел ни малейшего проблеска жалости или сострадания. Известие читалось громко, с усмешками, издевательствами и самыми безжалостными комментариями... Какое-то бессмысленное очерствение, какая-то похвальба кровожадностью. Самые отвратительные выражения: «давно бы так», «ну-ну, поцарствуй еще», «крышка Николашке». «Эх, брат Романов, доплясался» — слышались кругом, от самой юной молодежи, а старшие либо отворачивались, либо безучастно молчали*1.
Объявив о казни Николая, большевики приняли меры, чтобы скрыть известие о зверской расправе над женщинами и детьми. Официально было заявлено, что Александра Федоровна с детьми якобы находятся в руках Советов и укрыты в надежном месте. Эта ложь прозвучала из уст председателя ВЦИК Я.М. Свердлова даже на заседании Совнаркома. Правду знали только самые доверенные лица из большевистской верхушки. Много лет спустя Троцкий рассказал в своем дневнике о беседе со Свердловым: «..л спросил мимоходом: «Да, а где царь?» — «Кончен, — ответил он, — расстрелян*. — «А семья где?» — «И семья с ним». — «Все?» — спросил я, по-видимому, с оттенком удивления «Все! — ответил Свердлов. — А что?» Он ждал моей реакции. Я ничего не ответил. «А кто решал?» — спросил я. — «Мы здесь
'Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания. 1903-1919. М., 1992. Кн. 2. С 393.
решали. Ильич считал, что нельзя оставлять им живого знамени, особенно в наших условиях»1024.
Показательно, что большевики, с легкостью принимавшие решения об уничтожении ни в чем не повинных людей, впадали в ярость, когда дело касалось их собственной безопасности. В конце августа 1918 г. в Москве был ранен В.И. Ленин, а в Петрограде убит председатель петроградской ЧК М.М. Урицкий. В ответ был объявлен «красный террор». Петроградская «Красная газета» угрожала: «Сотнями будем мы убивать врагов. Пусть будут это тысячи, пусть они захлебнутся в собственной крови. За кровь Ленина и Урицкого пусть прольются потоки крови, больше крови, столько, сколько возможно». Ей вторили московские «Известия»: «Пролетариат ответит на поранение Ленина так, что вся буржуазия содрогнется от ужаса»1025.
На вождя большевиков Ленина покушалась правая эсерка Фанни Каплан, бывшего меньшевика Моисея Урицкого застрелил беспартийный социалист Леонид Каннигесер. Черносотенцы меньше, чем кто-либо, могли быть обвинены в причастности к этим террористическим актам. Тем не менее среди 500 заложников (официальные и весьма преуменьшенные цифры), казненных в отместку за эсеровское покушение, были видные деятели крайне правого лагеря. Ночью 23 августа (5 сентября) на Ходынском поле были расстреляны протоиерей И.И. Восторгов, бывшие министры И.Г. Щегловитов, НА Маклаков, АН. Хвостов. Вместе с ними расстреляли АД. Протопопова, бывшего директора департамента полиции С.П. Белецкого, епископа Селингинского Ефрема, а также ксендза И. Лютостан-ского, автора обличительных трудов о талмуде. Документированного описания казни не сохранилось, но, по некоторым свидетельствам (возможно, апокрифическим), всем жертвам разрешили помолиться и попрощаться друг с другом. Все встали на колени, и полилась горячая молитва, после чего все подходили под благословение духовных лиц. Первым подошел к могиле протоиерей Восторгов. «Я готов», — сказал он конвою. Палач подошел к нему со спины вплотную, взял его левую руку, завернул за поясницу и, приставив к затылку револьвер, выстрелил, одновременно толкнув отца Иоанна в могилу. Другие палачи приступили к остальным своим жертвам»1026.
Долгое время не было точных сведений об обстоятельствах гибели основателя Союза русского народа А.И. Дубровина. Большая советская энциклопедия сообщала, что он был расстрелян осенью 1918 г. «за антисоветскую деятельность». Сравнительно недавно исследователи, имеющие доступ к Центральному архиву ФСБ, обнародовали материалы, проливающие свет на судьбу вождя черной сотни1027. В мае 1917 г. Дубровин был освобожден Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства, не нашедшей нарушения уголовных законов в его политической деятельности. Однако у Чрезвычайной комиссии, созданной большевиками, на сей счет имелось иное мнение. Удивительно, что Дубровин довольно долго избегал ареста. Он переехал в Москву и служил врачом в Лефортовской советской амбулатории. В октябре 1920 г. Дубровин был арестован сотрудниками Особого отдела ВЧК в Москве по обвинению в том, что «с 1905 по 1917 г. являлся председателем «Союза Русского Народа», который боролся с освободительным движением в России». Доставленный на Лубянку, он пытался апеллировать к следователям и судьям в одном лице, выражая надежду, что «предержащее советское правительство стоит выше мести людям за прежние убеждения и деятельность». Но судьба его была предрешена заранее. Следственное дело № 4118 в отношении АИ. Дубровина свидетельствует, что его допрашивали на Лубянке лично В.Р. Менжинский и МЛ. Лацис. Уже через день после предъявления обвинения следователь Особого отдела ВЧК Фельдман, называя Дубровина «гнусным стариком», который «производит отвратительное впечатление на всех, кто с ним сталкивался», вынес заключение по делу и предложил расстрелять бывшего председателя Союза русского народа. На следственном деле Дубровина имеется и резолюция небезызвестного Генриха Ягоды, разрешающая поставить вопрос на рассмотрение Президиума ВЧК 21 апреля 1921 г. Президиум ВЧК постановил расстрелять Дубровина. Сведений о дате приведения приговора в исполнение и месте захоронения в Центральном архиве ФСБ России не имеется.
Еще меньше известно об обстоятельствах гибели ближайшей сотрудницы Дубровина казначея Главного совета Союза русского народа ЕА Полубояриновой (расстреляна в Петрограде), председателя фракции крайне правых IV Государственной думы профессора С.В. Левашова (убит или расстрелян летом 1919 г.), бывшего председателя Московского губернского отдела Союза русского народа Н.Н. Ознобишина (взят в заложники и расстрелян в 1918 г.), одного из руководителей московских монархистов М.В. Гйевушева, председателя Одесского отдела Союза русского народа графа АИ. Ко-новницына (расстрелян в своем имении в 1919 г.), председателя Отечественного патриотического союза В.Г. Орлова. Репрессии коснулись черносотенных идеологов и публицистов. Приват-доцент Б.В. Никольский после революции читал лекции в военно-научной секции Всеобуча, но это его не спасло. В 1919 г. он был взят в заложники и расстрелян. Его богатейшая библиотека была конфискована и разделена между несколькими государственными книгохранилищами. В 1919 г. был расстрелян П.Ф. Булацель. В Харькове расстреляли бывшего председателя фракции крайне правых АС Вя-зигина. По постановлению Петроградской чрезвычайной комиссии были расстреляны бывшие сотрудники «Русского знамени» И.В. Ревенко, Л.Н. Бобров, В.Н. Мухин, АД Гарявин, НА Ларин и другие. Вместе с ними расстреляли художника Луку Злотникова, кандидата в члены Главной палаты Союза Михаила Архангела и автора обложки «Книги русской скорби».
Расстрел Л.Т. Злотникова и сотрудников «Русского знамени» был связан с прокламацией «каморры народной расправы». В мае 1918 г. «Правда* опубликовала полученное по почте «Предписание Главного Штаба «Каморры Народной Расправы» всем представителям домовых комитетов». Текст гласил: «Милостивый государь. В доме, в котором вы проживаете, наверное, есть несколько большевиков и жидов, которых вы знаете по имени, отчеству и фамилии. Знаете также № № квартир, где эти большевики и жиды поселились, и № № телефонов, по которым они ведут переговоры. Знаете также, может быть, когда они обычно бывают дома, когда и куда уходят, кто у них бывает и тд. Если вы ничего этого не знаете или знаете, но не все, то «Каморра Народной Расправы» предписывает вам немедленно собрать соответствующие справки и вручить их тому лицу, которое явится к вам с документами от имени Главного Штаба «Каморры Народной Расправы». Справки эти соберите в самом непродолжительном времени, дабы все враги Русского Народа были на учете, и чтобы их всех, в один заранее назначенный день и час, можно было перерезать».
Чекисты быстро вышли на автора прокламации, которым оказался Злотников. Он признался, что отпечатал прокламацию на пишущей машинке и заказал печать «каморры*. Он заявил на допросе в ЧК «Вся организация «Каморры Народной Расправы» заключается лишь во мне одном: я ее председатель, я ее секретарь, я и распространитель*. Однако он категорически отказался назвать место, где печатал прокламации, а также фамилии людей, которым передал прокламации.