. Иногда на защиту избиваемых вставали целые селения. Крестьяне села Голая Пристань (Таврическая губерния) «с дубинами в руках встретили падких до лакомого куска хулиганов других сел и, когда те начали громить магазины, вступили с ними в борьбу»302. В Елисаветграде 13 русских пекарей отнимали у громил захваченное: «Были случаи, когда рабочие эти, отнимая грабленое, подвергались избиению нагайками со стороны казаков; и под ударами этих казацких нагаек они отнимали грабленое имущество»303. Факты дружественной поддержки были многочисленными. Елисаветградские газеты напечатали письма-благодарности евреев 337 русским соседям, которые помогли им во время погрома. Нерусское население по-разному реагировало на мольбы о помощи. В Херсонской губернии, по сообщению газет, евреи пытались найти защиту немецких и чешских колонистов, но не встретили ни малейшего сочувствия304.
В демократических кругах высказывалось подозрение, что октябрьские погромы были организованы высшей властью: «Самая грандиозность всероссийской организации контрманифестаций со всеми их возмутительными вариантами доказывает, что это дело властной руки, имеющей возможность распоряжаться государственными, но не слабыми частными средствами»305. Непосредственным вдохновителем и руководителем погромов общественное мнение с редким единодушием называло ДФ. Тфепова. Утверждалось, что товарищ министра внутренних дел хотел «посильнее хлопнуть дверью» после ухода в отставку из-за несогласия с манифестом 17 октября. Однако эти обвинения представляются беспочвенными. Д.Ф. Трепов был одним из инициаторов подписания манифеста, настойчиво предлагая императору пойти на уступки в целях сохранения монархии.
ДФ. Тфепова обвиняли в том, что он закрыл глаза на незаконную деятельность своих ближайших сотрудников, которые оборудовали тайную типографию в здании Департамента полиции. Типография, печатавшая провокационные листовки, действительно существовала. Но она начала свою работу в декабре 1905 г., т.е. после отставки ДФ. Т^эепова и октябрьских событий. Правда, в литературе высказывалось предположение, что «наличие такой организации после октябрьских дней делает весьма вероятным существование ее и в предоктябрьские дни»306. И хотя это лишь ничем не подтвержденное предположение, оно зачастую выдается за установленный факт.
Александр Солженицын с сарказмом замечал в своей книге «Двести лет вместе»: «Однако лжеверсии присохли так присохли, а особенно на отдаленном Западе, откуда Россия виделась всегда в черном тумане, а пропаганда против нее звучала отчетливо... какую энциклопедию ни возьми, вот израильскую на английском языке: «С самого начала эти погромы были инспирированы правительственными кругами. Местные власти получили инструкции дать погромщикам свободу действий и защищать их от еврейской самообороны». Вот нынешнюю израильскую на русском языке: «Организуя погромы, русские власти стремились™»; «Власти хотели физически уничтожить как можно больше евреев». Так не местных властей преступное попустительство, а хитрейшая задумка центральной власти?» Писатель дал свой ответ: «Там, где царь оказался слаб защитить свою власть законно, а правительство вовсе смялось, — мещанство, мелкое купечество, но даже и рабочие, железнодорожные и фабричные, самые-то устройщики всеобщей забастовки, — возмутились и стихийно стали на защиту того, во что оставалась вера, — а пляска изде-вателей была им оскорбительна. По неруководимости, покинутости и отчаянию этой толпы — ее гнев и разряжался яростью жестокого, уничтожающего погрома»307.
В дореволюционной прессе также появились сведения, что погромы были делом рук черносотенных организаций, среди которых называлось русское собрание и общество хоругвеносцев. На этих сведениях следует остановиться особо. Обвинения были выдвинуты в записке горнопромышленника ФА Львова, составленной для С.Ю. Витте. Не дождавшись ответа от тогдашнего главы правительства, ФА Львов передал свои разоблачения петербургской газете «Наша жизнь»308. В записке говорилось, что «адский план огнем и мечом утвердить на Руси самодержавие» был составлен «генералом от Исаакиевского собора» Е.В. Богдановичем при содействии членов Русского Собрания, причем прямыми пособниками являлись 103 представителя бюрократической верхушки. В записке утверждалось, что Е.В. Богданович полтора года разъезжал по всем главным городам страны. Он создал из членов общества хоругвеносцев боевую дружину, делегаты которой («сотейники») в начале октября съехались в Петербург, чтобы получить инструкции. «Сотейников* задержала в столице всеобщая забастовка. По сообщению ФА Львова, хоругвеносцам помог случай. 14 октября забастовщики выпустили санитарный поезд, на который охранное отделение тайком посадило «сотейников». Хоругвеносцы прибыли в Москву, откуда и начались погромы, «...где по телеграфу с лозунгом «За царя» и дополнительными, по вдохновению и глядя по обстоятельствам».
Поскольку ФА Львов не раскрыл источников своих разоблачений, проведем собственное расследование. Факты, приведенные в его записке, частично подтверждаются. Летом 1905 г. староста Исаакиевского собора генерал ЕВ. Богданович действительно совершил длительную поездку по южным губерниям «в целях отдыха» — не очень убедительное объяснение в устах 75-летнего старца. Судя по черновикам писем Е.В. Богдановича царю, генерал еще в августе прозрачно намекал на предстоящие погромы: «..л вынес такое впечатление, что каждая минута на юге и юго-западе может ознаменоваться такими побоищами, перед которыми совершенно побледнеют все прежние еврейские погромы»309.
Не относится к вымыслу и поездка хоругвеносцев в Петербург. В делах Департамента полиции сохранилась переписка о поездке в столицу делегации московской добровольной народной охраны. Напомним, что она была создана после убийства народниками императора Александра II и часто называлась хоругвеносной по одному из своих подразделений. В дневнике Николая II от 10 октября имеется следующая запись: «Принял на ферме депутацию в 10 чел. от Московской добровольной охраны. Трогательные люди непременно хотели увидеть Алике и маленького — и достигли своего*310. Действительно, хоругвеносцев задержала в Петербурге железнодорожная забастовка. Сохранилось письмо одного из ближайших сотрудников Д.Ф. Трепова заведующего особым отделом Департамента полиции Тимофеева от 15 октября к генералу Н.Н. Левашеву, в котором излагалась следующая просьба: «По имеющимся сведениям сегодня в 1 час. ночи в г. Москву отправляется санитарный поезд... смею попросить не отказать в зависящем распоряжении о разрешении приема на означенный поезд 10 депутатов Московской добровольной охраны... которым необходимо быть завтра в Москве*311. Нет сомнений, что просьба была выполнена, так как газеты сообщали, что уже 18 октября хоругвеносцы докладывали о беседах с царем на собрании московской монархической партии.
Однако в записке заметны явные преувеличения. Генерал Е.В. Богданович имел обширные связи во властных сферах, однако никоим образом не являлся всемогущим человеком, который по мановению руки мог начинать и прекращать погромы. Столь же преувеличенными были представления о возможностях хоругвеносцев. По логике записки выходило, что погром должен был прежде всего начаться в Москве, где хоругвеносцы имели массовую опору. В Москве прошел ряд патриотических манифестаций и столкновений с революционерами, но черносотенцы не стали хозяевами города. Два месяца спустя, когда Москва оказалась охваченной декабрьским восстанием, на забаррикадированных улицах древней столицы не было замечено хоругвеносцев, которые оказали бы сопротивление вооруженным мятежникам. Это говорит о том, что хоругвеносцы на самом деле не являлись сплоченной и боевой организацией, какой они выглядели в глазах посторонних. Что касается телеграфных депеш начинать погромы, то таковые не зафиксированы ни в одном из сотен населенных пунктов, переживших погромы. Впрочем, бастующие телеграфно-почтовые служащие вряд ли пропустили бы подобные приказы. То же самое относится к мифическим эмиссарам из центра. В Киевской, Черниговской и некоторых других губерниях отмечались случаи прибытия погромных агитаторов, но они всегда приезжали из ближайших городов, уже подвергшихся разгрому. На наш взгляд, погромы имели стихийный характер. Об этом свидетельствовали многие современники вплоть до Льва Толстого. Писатель, который стал для черносотенцев одним из главных врагов, говорил о погромах: «Это грубое выражение воли народа»312.
Из кого же состоял этот народ, столь грубо выразивший свою волю и совершивший расправу, которая даже на сухом языке судебно-следственных документов именовалась «проявлениями нечеловеческой жестокости»? В памяти современников остались диаметрально противоположные воспоминания о погромщиках. Для одних погромщики были толпой хулиганов и преступников, для других — богобоязненным народом, вставшим на защиту поруганных святынь. Например, сравним воспоминания двух женщин — НД Санжарь и З.В. Араповой. Первая имела демократические убеждения и вспоминала о погроме с содроганием: «Пьяные, дикие толпы перебегали от дома к дому. И свое делали. Брань, вой, свист, треск выбиваемых стекол. Крики избиваемых и убиваемых И нет нигде полиции, только стражники на лошадях изредка и безучастно разъезжают... И артель киевских мясников вся была на погром и приглашена и мобилизована»