83. ЛА Тихомиров подчеркивал, что существовавшие до сих пор фаланстеры и коммунистические общины потерпели крах. То же самое, по его мнению, произойдет и в случае установления во всем мире диктатуры пролетариата. «Последователям Фурье, Оуэна или Луи Блана легко было при первом же разочаровании уйти в «старый строй», чтобы жить там на своей воле и зарабатывать втрое больше. Если же повсеместная «диктатура пролетариата» все захватит в свои руки и принудительно заключит человечество в рамки социалистического строя, то уходить будет некуда. Однако такая безвыходность положения не спасет социалистическое общество от внутреннего банкротства и нищеты»84.
ЛА Тихомиров утверждал, что социализм не сможет выдержать испытания прежде всего как экономическая система: «При уничтожении личной собственности, а стало быть и свободного труда, энергия деятельности людей, а стало быть и производительности труда, должны неизбежно упасть. Поэтому обещание социализма дать все необходимое членам будущего общества в большем количестве, чем при свободе, совершенно неисполнимо»85. О будущем пролетарском государстве он писал: «Семья — самый интимный уголок самостоятельности человека — упраздняется. Власть же «начальства» безмерно усиливается. Прежде пролетарий имел единоличного «хозяина». Теперь «хозяином» делается общество, т. е. в действительности люди, подчинившие себе мысль пролетария, те самые владыки партии, социалистическая интеллигенция, которой пролетарий еще в «старом строе» подчинил свой разум. Власть этого общества возрастает безмерно. Прежде пролетарий был подчинен людям часть дня. Теперь он подчинен вечно. Прежде он самостоятельно распоряжался хоть теми грошами, которые получал от своего эксплуататора. Теперь он ничем не распоряжается самостоятельно»86.
Крайне правые не выделяли пролетариат в особый класс и, конечно, не признавали его особой исторической миссии, что было одним из главнейших тезисов марксистского учения. Но ЛА Тихомиров видел особенности пролетариата и перечислял их прямо по марксистской литературе. Разница состояла в том, что для марксистов такие качества, как отсутствие у пролетариата собственности на средства производства, организованность, дисциплина и сознательность, были преимуществами, а под пером монархиста превращались в недостатки. Дисциплина, писал ЛА Тихомиров, хороша только для революционного боя. Труд на громадных предприятиях, к управлению которых пролетарий не имеет никакого отношения, превращает его в простого исполнителя. Так же механически пролетариат усваивает социалистическое сознание, выработанное интеллигенцией.
Совсем иной облик имели ремесленники и крестьяне — независимые, инициативные и творческие труженики. Крайне правые правильно представляли взаимоотношения пролетариата и социал-демократии. Рабочий — песчинка в партии. Протоиерей Е. Аквилонов писал: «Еще нет и не было на свете такого деспотического тирана, который требовал бы себе настолько слепого, унизительного и бессмысленного послушания, которое принуждены оказывать «товарищи-пролетарии своим властолюбивым вождям. На социал-демократическом знамени начертана «свобода», а под ним дрожит замирающая от страха неволя»87.
Критикуя капитализм и социализм, крайне правые предлагали идти самобытным путем. Но указанный ими путь являлся тем же самым капитализмом, отягченным феодальными оковами. Открещиваясь от западного мира и революции, черносотенцы видели спасение в исконно русских принципах. В самом сжатом виде эти принципы сформулировал НА Энгельгардт, который на одном из монархических съездов предложил вместо обширной и невразумительной программы начертать на черносотенном знамени «несколько кратких и сильных выражений, которые приятны русскому слуху: «Россия для русских! За Веру, Царя и Отечество! За исконные начала: Православие, Самодержавие и Народность! Долой революцию! Не надо конституции! За самодержавие, ничем на земле не ограничиваемое!»88
Трехчленная формула «теории официальной народности», созданная С.С. Уваровым и МП. Погодиным в царствование Николая I, дожила до царствования Николая И. Другое дело, что в эту формулу вкладывалось различное значение и в черносотенной среде также имелись различные взгляды. На это указывал архиепископ Антоний (Храповицкий) в уже упоминавшемся письме к НА Бердяеву: «Леонтьев, Катков, Победоносцев и значительная часть членов «Русского собрания» и главарей «Союза русского народа» очень резко различаются от другой части этих учреждений и от первых славянофилов, также от Достоевского и Рачинского. Правда, те и другие держались за николаевскую идейную триаду, те и другие объединяются в одни и те же общественные учреждения, но между их убеждениями и симпатиями лежит огромная пропасть».
Черносотенцы подчеркивали, что русский народ связан не просто с христианством, а с православием — «единой истинной, апостольской и отеческой церковью». Крайне правые требовали сохранить господствующее положение православной церкви в России. Миссионерская деятельность дозволялась только официальной церкви. «Инославным и иноверным исповеданиям, — провозглашал Союз русского народа, — предоставляется полная свобода отправления их обрядов и религиозной жизни, но пропаганда этих исповеданий безусловно воспрещается во всей Империи»89.
Черносотенцы пользовались поддержкой некоторых старообрядческих общин, чем вызывали раздражение православного духовенства. Так, священнослужители протоиерей Иоанн Восторгов и архимандрит Макарий отказывались принимать в Московский отдел Союза русского народа представителей неединоверческих старообрядческих церквей. Следует отметить терпимое отношение крайне правых к католикам и лютеранам. Черносотенцы заявляли, что Союз русского народа «из иноверцев выражает свое особое благорасположение содержащим Магометов закон». Одно время разрабатывался план создания дочерней организации под своеобразным названием «Мусульманский союз русского народа из казанских татар». Проект устава, одобренный руководителями Союза русского народа, предусматривал оказание содействия в строительстве медресе и мечетей. Председатель Уфимского отдела Г.А. Бусов подчеркивал: «Союз русского народа находится в самой тесной связи с мусульманами и считает их своими братьями». В Казанской губернии Белебеевский и Давлекановский отделы Союза русского народа приняли решение беспрепятственно принимать мусульман и бесплатно выдавать им значки Союза. Поскольку союзный значок имел христианскую символику, отделы ходатайствовали о вручении мусульманам, вступившим в Союз русского народа, особо разработанного значка с цитатой из Корана, повелевающей правоверным чтить Аллаха и царя90.
Крайне правые осознавали, что церковь потеряла значительную часть своего авторитета. Монархическая партия констатировала, что православная церковь не находится на должном уровне и не руководит духовной жизнью и нравственностью. Основной порок заключался в казенном характере церкви. «Православие в России стало ведомством особого лишь министерства с канцеляриями и присутствиями, а пастыри церкви — чиновниками, все более и более отдаляющимися от народа», — сокрушался черносотенец СС Володимиров91. Последователь славянофильства А. Васильев разработал целую программу реформ: «Восстановление патриаршества, обращение к соборному началу, возобновление деятельности и живого общения с другими Православными церквями оживят и одухотворят и нашу церковную жизнь, исцелят многие наши общественные язвы и, быть может, восстановят духовную целость Русского народа и всего Православного Востока»92.
Гораздо больше внимания по сравнению с православием было уделено второму символу трехчленной формулы, т. е. самодержавию. Защищая монархию, черносотенцы обрушились на демократические принципы. Они пытались доказать, что сторонники демократии не понимают сути государственной власти, испытывая слепое преклонение перед большинством голосов. Но в решении сложных государственных вопросов более правильную позицию может занять опытное и образованное меньшинство. В рассуждениях черносотенцев скрывалось противоречие. Ведь монархисты доказывали, что они говорят и действуют от имени многомил-
лионной «черной сотни*. В этом случае демократические процедуры только укрепили бы монархию. Но в том-то и дело, уверяли черносотенцы, что свобода слова, собраний, наконец, прямые или косвенные выборы не выявляют волю народа. «Как бы ни устраивалась система выборов, народная масса всегда участвует лишь в слабой доле в голосовании»93.
Черносотенцы с готовностью подчеркивали недостатки буржуазной демократии. Лидеры союза русского народа подсчитывали, сколько тысяч франков требуется французскому гражданину для избрания в парламент. Правые газеты неоднократно печатали рассказ Марка Твена «Как меня выбирали губернатором», в котором сатирически описывались нравы американской избирательной кампании. Не только выборы, но и выборные учреждения не удовлетворяли черносотенцев. С их точки зрения, слово «демократия» было обманом. В этом они вполне присоединялись к обер-прокурору Синода КП. Победоносцеву, который называл конституцию «великой ложью нашего времени» и писал в своем «Московском сборнике»: «Если бы потребовалось истинное определение парламента, надлежало бы сказать, что парламент есть учреждение, служащее для удовлетворения личного честолюбия и тщеславия и личных интересов представителей». КП. Победоносцев называл конституцию «великой ложью нашего времени», а представительные учреждения, о которых мечтали либералы, вредной говорильней. «Если бы потребовалось истинное определение парламента, — писал он, — то надлежало бы сказать, что парламент есть учреждение, служащее для удовлетворения личного честолюбия и тщеславия и личных интересов представителей»