8 мая и 26 сентября, а также на Страстной седмице, когда читают Евангелие от Иоанна. Во время пребывания в пещере иеромонаха Арсения произошло чудо: 9 марта в день его пострижения в монашество во время Литургии Преждеосвященных Даров истекла вода. Это был явный знак избранничества отца Арсения на апостольское служение. Монахи отбили несколько камней от места, откуда истекла вода, и дали их иеромонаху Арсению «на духовную войну против врат адовых»653.
Важным этапом духовной войны стало создание Союза русского народа. Вместе с делегацией союзников архимандрит был принят Николаем II и передал царю свою брошюру «Выписи тяжких ересей, от которых погибает Церковь и Государство наше». В брошюре осуждалось бездействие архиереев: «От чего невольно приходится думать о них: православные ли они и знают ли они свое православие, и веруют ли в Бога, и признают ли они загробную жизнь. Поистине теряешь веру в их религиозность»654. Архиереи, в чьей религиозности сомневался архимандрит Арсений, запретили его фанатичные проповеди в Михайловском манеже. В ответ Арсений назвал столичное духовенство «нечестивцами» и заявил, что только «ради их грехов и изливает Бог свои фиалы на нашу Россию». В феврале 1906 г. Святейший синод указал сослать обличителя духовенства в Соловецкий монастырь. Черносотенцы с прискорбием восприняли решение синодалов. Газета «Русское знамя» опубликовала статью «Прощай, наш вдохновитель и укрепитель правды и веры», а московский отдел Союза русского народа поднес ему икону «отцу игумену Арсению во дни гонения его за верность Православию и Русскому Самодержавию». Игумен произнес прощальную речь: «Ныне волею духовного начальства моего отправляюсь в Соловецкий монастырь. Поистине пришел сын погибельный, который скоро и царство жидовское возобновит по пророчеству».
По ходатайству черносотенцев Арсений был возвращен с Соловков, но не оставил своих нападок на церковные власти и встал на путь неповиновения. Арсений принял участие в Третьем съезде русских людей в Киеве и, обращаясь к черносотенному залу, объявил: «Отныне подчиняюсь только Царю и вам». Отказавшемуся смириться архимандриту было запрещено совершать религиозные службы. Последней каплей, переполнившей чашу терпения Синода, стала поддержка игуменом «братца» Иоанна Чурикова, окруженного молодыми девицами — «сестрицами» и проповедовавшего праведную жизнь и трезвость. Сначала Арсений уверял, что «братец Иоанн указывает народу путь к истине», но позже разочаровался в «новоявленном лжехристе» и публично покаялся, «что на старости лет и сам впал в жестокое искушение, а чрез меня и другие верующие».
Остаток своих дней Арсений провел на Афоне, где начался его монашеский путь. В те годы афонские монахи разделились на два лагеря: «имяборцы» и «имя-славцы». Последние утверждали, что «имя Бога есть сам Бог». К этому мистическому учению примкнул Арсений. Имяславцы предали анафеме некоторых российских архиереев, которых они считали масонами. В 1913 г. учение имяславцев было осуждено Синодом Русской православной церкви как еретическое, а смута, охватившая святую гору, подавлена с использованием вооруженной силы. Главный гонитель имяславцев архиепископ Никон (Рождественский) вспоминал, что престарелый игумен был разбит параличом, умер не приходя в сознание и был погребен как отлученный от церкви еретик: «Мною лет я знал этого неуравновешенного в духовном отношении человека. Можно было верить его искренности, но нельзя было мириться с его самоуверенностью, доходившею до фанатизма»655.
Такой же самоуверенностью и фанатизмом отличался иеромонах Илиодор (СМ. фуфанов). Он был родом из станицы Мариинская области Войска Донского. В своей автобиографии на английском языке Сергей фуфанов с гордостью писал: «Я родился на берегах Дона, реки народного великодушия, гордости и гнева, чьи взбаламученные волны тихо нашептывали о том, как в давние времена к берегам устремлялись свободолюбивые люди: крепостные, искавшие освобождения, бояре и дворяне, не покорившиеся царской воле, мятежные священники и гонимые раскольники»656. Несомненно, вольная казачья кровь сказалась на дальнейшей судьбе мятежного священнослужителя.
Отец фуфанова, дьячок сельской церкви, постарался, чтобы все пять его сыновей получили богословское образование. Сергей фуфанов окончил Новочеркасскую семинарию и продолжил учебу в Петербургской духовной академии. Курсом старше в той же академии учился Георгий Гапон. По воспоминаниям фуфанова, из-за недостатка мест в общежитии Гапон устроился
в лазарете. Труфанов, получив воспаление легких, два месяца провел в лазарете и за это время успел подружиться с Георгием Еапоном. Но когда Гапон пытался привлечь его к своей деятельности среди петербургских рабочих, Труфанов отказался и их дружба охладела. Гапон, вскоре покинувший стены академии, не был единственным студентом, пытавшимся помочь беднякам. Два лета, когда в академии были каникулы, Сергей Труфанов вместо отдыха провел в петербургских трущобах, среди нищих и преступников. Он считал своим долгом помочь несчастным людям, обивал пороги богатых домов, просил деньги на благотворительность и раздавал их беднякам. Вскоре он, однако, пришел к выводу, что его усилия тщетны. Обитатели дна не ценили благодеяний. Однажды он подарил одному босяку свои хорошие сапоги, но через день тот опять пришел босым. «Что случилось с сапогами?» — спросил студент и получил наглый ответ: «Какие сапоги? Тебе, должно быть, привиделось! Никаких сапог я не получал». Зато Труфанов научился разговаривать с бедняками, одеваться, как они, и держать себя так, чтобы не выделяться среди простых людей.
Мечтой Сергея Труфанова было стать монахом. Однако он вспоминал, что родители не одобряли его желания. Оно также не находило одобрения у преподавателей академии. Духовные лица, соприкасавшиеся с Труфановым в стенах духовной академии, отмечали его честолюбие, непомерное для инока. На каждом курсе он подавал прошение о пострижении, но оно дважды отклонялось. По его воспоминаниям, против пострижения был Митя Блаженный, или Митя Козельский, сыгравший немалую роль в его жизни. Козельский мещанин Дмитрий Попов был психически ненормальным и косноязычным человеком, пользовавшимся славой прорицателя и даже принятым при царском дворе, где привечали юродивых. Митя предрек Труфанову, что ему не следует идти в монахи, потому что он все равно женится. На третьем курсе Сергей Труфанов был пострижен и получил имя Илиодор. Он говорил, что во все годы монашеского служения над ним дамокловым мечом висело пророчество Мити Козельского. В конечном итоге оно исполнилось, что свидетельствует о том, что юродивый Митя был если не провидцем, то довольно проницательным человеком, хорошо понимавшим натуру своего друга.
В 1905 г. Илиодор окончил Петербургскую духовную академию. Страна была охвачена беспорядками, и выпускник академии понимал, что на Святой Руси творится что-то неладное. По словам Илиодора, он пришел к выводу, что «России нужна революция, но революция во имя Бога и даже во имя Царя — революция против выродившейся знати, жестокой полиции и продажных судов»657. Мысли Илиодора не нашли отклика у столичного духовенства. Он пытался стать монахом Алексан-дро-Невской лавры, но ему отказали. Тогда он решил попробовать духовное поприще в провинции. Перебравшись в Ярославль, он определился преподавателем в местную семинарию. Настроение преподавателей и учащихся семинарии показалось ему крамольным, но епархиальное начальство не разделяло его обеспокоенности. На встревоженные доклады иеромонаха епископ Иаков ответил: «Не твое дело».
Поддержку Илиодор нашел только у черносотенцев. Ярославль был первым провинциальным юродом, где открылся отдел Союза русского народа, а Илиодор стал одним из первых, кто вступил в его ряды. Выступая на многолюдных митингах, он доказал, что не зря преподавал в семинарии духовное красноречие. Правда, его ораторское мастерство было особого рода. Мало-мальски интеллигентную публику отталкивали как содержание, так и форма его выступлений. Илиодор закончил Петербургскую духовную академию по первому разряду, однако его образование было весьма односторонним. Даже в чисто богословских вопросах Илиодор остался узким начетчиком. Что же касается светской литературы и тем более естественных наук, то он имел о них самое смутное представление Надо сказать, что Илиодор не только не чувствовал недостатков своего образования, но, наоборот, щеголял своим невежеством.
Образованным людям речи иеромонаха представлялись чудовищной пародией. Илиодор нисколько не задумывался хотя бы о внешнем правдоподобии своих заявлений. Слушателей поражала примитивность и абсурдность его аргументов, сочетание высокопарной патетики и трактирной брани. Критики Илиодора, очевидно, не понимали, что он являлся выдающимся мастером демагогии Илиодор чувствовал себя в своей стихии перед простым народом. Он оказывал магнетическое воздействие на крестьян, рабочих, лавочников. Жандармский ротмистр, лично наблюдавший за одной из проповедей Илиодора, обескураженно сообщал в своем донесении: «Я видел слезы у старых жандармов, казаков, городовых и других далеко не слезливых людей. Эта тысячная рыдающая толпа, готовая за своего пастыря о. Илиодора идти, что называется, в огонь и в воду, положить голову на рельсы, заморить себя голодом, производит крайне жуткое, необъяснимое впечатление».
Речи Илиодора были пронизаны шовинизмом и антисемитизмом. Впоследствии он пытался оправдаться, говоря, что ему много лет вдалбливали неправильные мысли: «Меня научили, что только один русский народ имеет право в России питаться хлебом, говорить и веровать по-своему, а всем инородцам можно и должно вместо всего этого совать в зубы кукиш*. Но даже если Илиодора так учили, то он оказался самым прилежн