В краеведческих исследованиях отмечается, что Илиодор постоянно конфликтовал с местными богатеями, либеральными общественными деятелями и издателями: «По каждому поводу он подавал иск Всего за два года в судах было рассмотрено около 50 дел. 35 исков Илиодор подал против редакторов, были также иски против биржевого комитета и 16 лесопромышленников, против гласных Филимонова, Мельникова, Зайцева». Особую ярость иеромонаха вызывали журналисты. Однажды он произнес пламенную проповедь против газеты «Царицынская жизнь», сказал, что в ней сатанинская воля, что там работают стервятники. Возбужденная его речью толпа жестоко избила учителя гимназии, которого приняли за газетчика. Илиодор сам собирался издавать газету под характерным названием «Гром и молния».
Несмотря на свой духовный сан, иеромонах Илиодор все чаще подчеркивал свои расхождения с церковными иерархами. «Наши духовные пастыри и архипастыри, — проповедовал он перед паломниками, — первые изменники, обманщики и лгуны. Они первые отказались от своих слов и отдали народ на растерзание волкам». Все происходящее на монастырском подворье серьезно обеспокоило полицию. В августе 1908 г. на подворье произошло столкновение верующих с полицейскими. Илиодор изображал дело таким образом, что полиция без всякой причины напала на «молитвенно и религиозно настроенных» людей660. Саратовский губернатор граф С.С. Татищев был иного мнения. Он настаивал на привлечении иеромонаха к ответственности за нарушение общественного спокойствия. ПА Столыпин согласился с ним и просил Синод перевести Илиодора подальше от Царицына.
Однако глава правительства оказался совершенно бессильным перед иеромонахом провинциального монастырского подворья. Конечно, Илиодор, несмотря на свой скромный сан и молодые годы, уже не был неизвестным служителем церкви, судьбу которого могло решить движение пера синодального чиновника. На стороне иеромонаха был влиятельный епископ Гермоген. Все руководители крайне правых организаций считали его деятельность образцом пастырского служения, а черносотенные газеты единодушно объявляли клеветниками его противников. Илиодор был коротко знаком с правыми членами Государственной думы и Государственного совета, к числу его поклонников принадлежал отставной премьер-министр ИЛ. Горемыкин. Сын дьячка был вхож в аристократический салон графини С.С. Игнатьевой и пользовался расположением многих придворных. Все эти силы вступились за Илиодора, когда он заявил, что не подчинится решению Синода.
Сохранившаяся в архиве переписка между министром внутренних дел и обер-прокурором Синода представляет собой удивительную подборку документов661. Раз за разом в течение полугода Столыпин напоминает обер-прокурору Синода П.П. Извольскому о необходимости удалить Илиодора из Царицына. И раз за разом обер-прокурор отвечал, что ни он, ни митрополиты не в силах справиться с мятежным иеромонахом. Илиодор обратился за помощью к Николаю И. Царь, «жалея духовных детей иеромонаха Илиодора», разрешил ему возвратиться в Царицын на испытательный срок. Возвращение Илиодора было триумфальным. Свою победу иеромонах ознаменовал очередным скандалом. Посетив городскую тюрьму, он велел отложить казнь одного из осужденных военно-окружным судом, поскольку тот «производит впечатление не человека, а ангела». Судебные власти были до такой степени выбиты из колеи всем происходившим в городе, что повиновались, хотя речь шла о разбойнике, зарезавшем извозчика в целях грабежа.
Правительство не оставляло попыток утихомирить Илиодора. Товарищ министра внутренних дел П.Г. Кур-лов вспоминал, что они вместе со Столыпиным неоднократно обсуждали вопрос об иеромонахе. Курлов, встречавшийся с иеромонахом, пришел к выводу, что это человек, «который с целью добиться популярности у народа не остановится ни перед какими средствами, и что всякая попытка повлиять на него разумным словом будет бесполезна*. Обеспокоенность полиции вызывали агентурные сведения о настроениях общественности. В одной из агентурных записок говорилось, что враги самодержавия связывают с Илиодором вполне определенные надежды: «Раньше к нему относились не столько враждебно, сколько иронически. Теперь, после «бунта» в отношении церковных и светских властей, устроенного им в Царицыне, левые круги начали относиться к Илиодору с заметным интересом. В пору «бунта» Илиодора в Царицыне высказывалась мысль, что Илиодор может послужить оппозиции, так как при всем своем черносотенстве он может выступить против правительства»1.
В начале 1911 г. Николай II убедился из докладов министра внутренних дел, что Илиодор не выдержал испытательного срока. Синод определил перевести его настоятелем Новосильского монастыря в Тульской епархии. Иеромонах ответил чиновнику, передавшему царскую волю, что он начинает голодовку протеста. На сей раз власти действовали решительнее. Илиодор пытался добраться до резиденции епископа Гермогена, но жандармы отцепили от поезда вагон, в котором он ехал, и под конвоем увезли его к новому месту служения. В написанном по этому поводу «Послании к царицынцам» Илиодор сообщал, что был вынужден покориться грубой силе и «отправиться в землю Тульскую, оскверненную прахом великого богохульника и беспримерного разбойника графа Льва Толстого».
Высшие власти почувствовали себя спокойнее. Столыпин, принимая перед отъездом в Саратов нового губернатора П.П. Стремоухова, напутствовал его словами, что после выдворения Илиодора задачи губернских властей существенно облегчились. Но не прошло и двух недель, как Илиодор в светском платье, в парике и гриме бежал из Новосила. По некоторым сведениям, бегство иеромонаха было подстроено политическими соперниками Столыпина. Премьер-министр переживал трудные дни, связанные со вторым министерским кризисом, и любое столкновение полиции с черносотенцами только усугубляло его положение. Действительно, товарищ министра Курлов — тайный недоброжелатель своего патрона — отдал охранному отделению необъяснимое распоряжение не препятствовать отъезду Илиодора.
«Царицынское сидение» Илиодора продолжалось двадцать мартовских дней 1911 г. и прогремело на всю Россию. Иеромонах вместе с сотнями фанатичных приверженцев заперся на монастырском подворье и объявил, что выдержит длительную осаду за каменными стенами. Он обращался к монархическим организациям с требованием защитить свободу верноподданного: «У нас отнимают право говорить; за этот грех скоро придет время, когда на митингах опять заговорят ораторы, безусые мальчишки, злобные иудеи и поведут народ на убийства и грабежи*. Сам Илиодор спешил высказать все, что накопилось у него на душе. Он возвестил пастве, что царь находится в руках жидомасонов, из которых самый опасный — Столыпин. По мнению иеромонаха, единственным способом борьбы с заговором было еженедельное дранье министров розгами. Столыпина он предлагал пороть на конюшне сугубо — по средам и пятницам, чтобы тот помнил постные дни.
Хотя Столыпин отразил нападки на реформаторский курс и удержался во главе правительства, ему пришлось вновь уступить в борьбе с черносотенным проповедником. Еще в феврале премьер-министр просил царя повременить с отставкой нового обер-прокурора Синода Лукьянова, последовательного противника Илиодора. Столыпин писал: «Если уход обер-прокурора состоится теперь же немедленно, то этот дерзновенный монах будет громко приписывать эту отставку себе. Так ее поймут все». Тем не менее Илиодор получил высочайшее разрешение остаться в Царицыне, а обер-прокурор Синода был вынужден впоследствии покинуть свой пост.
Мягкость и уступчивость властей имели свое объяснение. Илиодор, пусть и в карикатурной форме, защищал великодержавные принципы. Столыпин с горечью говорил губернатору Стремоухову: «Ужасно то, что в исходных своих положениях Илиодор прав, жиды делают революцию, интеллигенция, как Панургово стадо, идет за ними, пресса также, да разве Толстой, подвергнутый им оплеванию, не первый апостол анархизма, но приемы, которыми он действует, и эта безнаказанность все губят и дают полное основание оппозиции говорить, что она права»662.
После снятия осады с монастырского подворья Илиодор был вызван на аудиенцию в Царское Село.
Он вспоминал, что Николай II невнятно процедил несколько слов: *Ты... вы._ ты... не трогай моих министров». Но это ироническое описание Илиодор позволил себе гораздо позже. Непосредственно после аудиенции иеромонах с благоговением поведал пастве о милостивом приеме и внимании августейших особ. Среди народа распространился слух, что Илиодор на самом деле побочный брат царя. Вообще, похождения черносотенного проповедника служили живой иллюстрацией истории XVII в. Яростные обличения иеромонаха напоминали послания протопопа Аввакума, а «царицынское сидение» — восстание Соловецкого монастыря. То обстоятельство, что все это происходило в XX в., доказывало, что на одном географическом пространстве было два временных измерения и параллельно с Россией эпохи модернизации существовала патриархальная Русь.
Словно в давние времена, толпы паломников стекались на подворье в ожидании чуда. Илиодор всерьез приписывал себе дар чудотворца: «Есть неоспоримые факты, что я, живя среди нас, творил чудеса, исцелял больных, предсказывал события за целые года вперед...» Иеромонах возглавил своеобразный крестовый поход по Волге. Высадившись в Казани с полуторатысячной свитой своих приверженцев, он шествовал по улицам под возгласы: «Прочь с дороги! Русь идет!» Закрытый кафедральный собор в Самаре дал ему повод произнести следующее пророчество: «Дверь заперта! Архиерей спит! Попы наши спят... Спят на шелковых подушках и мягких перинах в то время, когда враги наши не спят. И они проспят! Храм этот будет разрушен язычниками и если не будет разрушен, то в нем, вместо святыни, будут поставлены идолы, и храм сделается идольским капищем...»