782. Переселенческая политика также вызывала недоверие крестьян. Я.Г. Данилюк обращался к Думе с недоуменным вопросом: «Нам предлагают переселение в Сибирь, но помилуйте, господа, переселяться может тот, кто обладает денежными средствами, но как же нашему голодному и холодному крестьянину, у которого за душой ни копейки, как же ему переселяться?.. Чтобы по пути помереть голодной смертью?»783
Свои требования правые крестьяне изложили в проекте 42-х. Этот аграрный проект (когда его подписали еще несколько депутатов, он стал называться проектом 47 или 48) был внесен в Думу еще в марте 1908 г. Он был выдержан в монархическом духе и являлся наследием исключенного из Думы правого депутата Г.К. Шмидта, взявшегося за его разработку в демагогических целях784. Вместе с тем суть проекта состояла именно в принудительном отчуждении земель, которыми предполагалось наделить малоземельных крестьян. Конечно, предложения, внесенные монархистами, грозили лишь небольшому числу владельцев, которым к тому же еще необходимо было заплатить.
Вместе с тем предусматривалось введение прогрессивного налога на помещичьи имения. Когда проект еще только редактировался, часть крайне правых депутатов предложила священникам поставить подписи под этим документом. Совещание священников-депутатов 5 марта 1908 г. выявило полный разброд во мнениях. Если епископ Евлогий (умеренно правый) заявил, что поднимать вопрос об отчуждении бессмысленно, ибо отчуждение никогда не будет признано правительством, то священник Н. Гепецкий (умеренно правый) в принципе соглашался на принудительное отчуждение. Священники все же отказались подписать проект, но общее замешательство чувствуется в словах епископа Евлогия, который «признал, что аграрным вопросом для духовенства создавалось такое положение, что лучше бы ему не быть в Думе»785.
Неповиновение рядовых членов обеспокоило и председателя фракции крайне правых А.С. Вязигина. Черносотенная газета «Свет» напечатала его письмо, обращенное к крестьянам. Вязигин, впрочем, упирал больше на то, что прогрессивный налог разорит дворянство786. Сложно было останавливать крестьян таким доводом. Правые крестьяне не только разработали и внесли в Думу законопроект, но и также попытались было навязать Думе его обсуждение. В разгар прений по столыпинской аграрной реформе правые крестьяне потребовали, не оканчивая бесполезные дебаты, перейти к обсуждению проекта 42-х.
12 ноября 1908 г. Государственная дума из-за отсутствия ряда уехавших обедать делегатов большинством в 5 голосов поставила в повестку следующего заседания проект, шедший вразрез с правительственной политикой. О неожиданных результатах голосования газета «Свет» сообщала таю «...правые крестьяне... рассудили иначе паны, дескать, не хотят отдавать землю крестьянам. И нестройной толпой ринулись на усиление рати революционеров*787.
С точки зрения противников самодержавной монархии, думские прения подтверждали, что крестьяне, независимо от оттенков, выступали как одно политическое направление в аграрном вопросе. Анализируя ход аграрных дебатов, В.И. Ленин писал: «И то обстоятельство, что в черносотенной Думе, выбранной на основе избирательного закона, специально подделанного в пользу помещиков по указаниям объединенного дворянства, при господстве самой отчаянной реакции и бесшабашного белого террора, — что в такой Думе 42 крестьянина подписали подобный проект, это лучше всяких рассуждений доказывает революционность крестьянской массы в современной России»788. По словам В.И. Ленина, правые крестьяне и священники Титов, М.С. Андрейчук, Я.С. Никитюк и другие «выражают революционность крестьянской массы бессознательно, стихийно, сами боясь не только договорить до конца, но даже и додумать до конца...»789
Руководители союза и фракции приняли самые решительные меры для усмирения «взбунтовавшихся* мужиков. «Мы уверены, — писало черносотенное «Вече», — что «крестьянская партия» скоро поймет, как она попала в «волчью яму» кадетского лукавства»790. Правым крестьянам пришлось уступить. Проект 42-х был передан в земельную комиссию и затонул в бумажном море. Однако это положило начало разрыву. Постепенно большинство правых крестьян перекочевало к националистам, которые выступали примерно с тех же позиций, но не столь открыто и громогласно, как крайне правые помещики. Во время второго министерского кризиса в марте 1911 г. из фракции крайне правых ушли последние крестьяне.
Законопроект о введении земства в западных губерниях привлек правых крестьян прежде всего поправкой о снижении избирательного ценза. Это привело бы к более широкому участию крестьян в съездах землевладельцев, что, в свою очередь, обеспокоило правое крыло Государственного совета. По мнению В.В. Шульгина, Государственный совет отверг законопроект именно из-за снижения ценза: «Секрет полишинеля, что эта, именно эта причина есть основная, решающая. Этого уменьшения, этой демократизации так испугались русские дворяне»791. Так или иначе, но правые крестьяне восприняли отклонение законопроекта как вызов со стороны помещиков. Выражая общее мнение своих земляков, депутат М.С. Андрейчук говорил: «Эта вся каша заварилась от этих самых помещиков»792. Правые крестьяне предъявили фракции ультиматум: «...если до пятницы (т. е. до 11 марта. — С.С.) фракция правых не выскажет своего осуждения действиям правой группы Государственного совета, они также уйдут от своих руководителей-дворян, ибо тогда будет ясно, что дворянство не хочет поддерживать интересы крестьян»793. 18 марта 1911 г. шесть правых крестьян покинули фракцию.
Черносотенцы восприняли разрыв как закономерный акт. Заявление фракции, принятое по этому случаю, гласило: «...уход вышепоименованных шести лиц является лишь естественным завершением длинного ряда их действий, ясно показывающих, что по своим убеждениям вышедшие из состава правой фракции, кроме Я. Данилюка, стоят ближе к левым партиям, чем к правым»794.
Выступая в Русском Собрании с докладом о внутри-думской жизни, В.М. Пуришкевич признал, что расчеты на черносотенных представителей от народа не оправдались: «В Думе они попали под множество влияний, сбивающих их с толку. Левые ораторы развратили крестьян вызывающим обращением своим к министерской ложе, пошлыми и дерзкими речами подорвали в них уважение к власти. Раньше не только уважавшие земского начальника, но считавшиеся даже и с урядником, теперь они ни во что не ставят и министра»795. Большевистская «Звезда* прокомментировала признания В.М. Пуришкевича: «В стране, где, как в России, 27 833 помещика владеют 62 миллионами десятин земли, где 699 помещиков-феодалов имеют в своей собственности 21 миллион десятин земли и где огромной многочисленной крестьянской массе «куренка и то негде выпустить», — в такой стране даже вами облюбованные и благонадежные мужички, поскольку они не окончательно порвали с крестьянством, не могут не поворачивать против контрреволюционных помещиков. И этим объясняется то, что даже правые мужички «гадят» Пуришкевичам, Марковым 2-ым, Бобринским, Дурново»796.
Еще труднее было фракции крайне правых и всему обновленческому направлению удержать в повиновении рядовых членов черносотенных организаций. Упорное нежелание обновленцев даже касаться вопроса о земле привело к открытому столкновению на съезде русских людей в мае 1912 г. Только что основанная большевиками «Правда» была одной из первых газет, обративших внимание на разногласия, вспыхнувшие на монархическом съезде: «О земле зашла речь в связи с предложением союзников увеличить содержание духовенству. Крестьяне, жалуясь на обременительные для них поборы духовенства, решительно высказались против того, чтобы увеличивать жалованье священникам, по их выражению, «и без того жиреющим потом народным». А один из крестьян громогласно заявил, что, в случае увеличения жалованья духовенству, нужно церковную землю продать малоземельным крестьянским обществам. Это заявление, поддержанное одобрительными возгласами остальных крестьян, вызвало страшный переполох среди союзников»797.
Марков заявил, что он не позволит касаться вопроса о земле, будь то церковная или помещичья. В результате монархический съезд покинули уполномоченные от 20 крестьянских отделов. В заявлении этих делегатов говорилось, что крестьяне убедились в том, «1) что стремление руководителей съезда, их взгляды на интересы крестьян-монархистов противоречат интересам русского крестьянства, 2) что наши нужды и желания им чужды и оставлены в пренебрежении, 3) засыпая нас потоками речей разных хитроумных ораторов своего направления, нам, уполномоченным от крестьян, мешали высказаться»798. Но и те из крестьян, кто не решился покинуть съезд, испытывали похожие чувства. Председатель одного из крестьянских подотделов впоследствии с горечью вспоминал о выступлениях лидеров Союза русского народа: «Ну прямо всяких выводов сыпали — речи, все работай, трудись, всякого заставляют ублажать, а с крестьянина хотели бы живьем кожу содрать»