863.
По мнению бастовавших студентов, их однокурсники-академисты были штрейкбрехерами. Правые студенты различных факультетов собирались группами и шли на лекции, причем случалось, что слушатели историко-филологического отделения прилежно переписывали математические формулы, а студенты-медики конспектировали лекции по юриспруденции. Правительство ценило такую демонстрацию лояльности. Во время забастовок с академистами пять раз встречался председатель Совета министров. В феврале 1911 г. Столыпин попросил делегацию академистов «передать товарищам, чтобы они не падали духом, что университет закрыт не будет ни под каким видом и желающим учиться будет предоставлена возможность учиться, для чего правительство не остановится ни перед какими мерами»864.
Черносотенцы требовали изгнания преподавателей, не согласных с идеями академического движения. «В настоящее время, — писала газета одесского отдела Союза русского народа, — когда загрязнена почва для насаждения академизма, Министерство народного просвещения должно поступить круто и не стесняться удаления из университетов профессоров, как руководителей юношества, которые в вышеуказанном отношении не соответствуют задаче чистого академизма, и заменить их подходящим элементом. Если подходящих ученых людей не хватит в России, то можно пригласить в крайнем случае соответствующих профессоров из-за границы»865. Открывшийся в дни студенческих забастовок VII съезд Объединенного дворянства принял резолюцию, выражавшую горячее одобрение академистам. Под выкрики «Верно! Правильно!» Пуришкевич призвал высылать бастующих студентов на срок до 8 лет. «Во главе высшей школы, — говорил Пуришкевич, — должен стать диктатор для упорядочения университетской жизни и оздоровления профессорского состава». Он разработал целый комплекс мер, призванных укрепить спокойствие в системе народного образования. От его программы веяло откровенным обскурантизмом. Хотя страна остро нуждалась в кадрах интеллигенции, Пу-ришкевич считал необходимым сократить количество учебных заведений и численность студентов — «я скажу, что всякое создание нового университета есть шаг к облегчению появления революции на окраинах». В традициях «указа о кухаркиных детях» он предлагал: «...надо парализовать поступление тех элементов, которые не имеют никакого нравственного, никакого умственного права получать образование».
Правительство начало чистку высших учебных заведений. Из Московского университета было исключено около тысячи студентов. В Петербурге был арестован весь коалиционный комитет. Ректоры университетов были вынуждены подать в отставку. Передовая профессура покидала высшую школу в знак протеста против произвола властей. Протестовали общественные и научные организации. Среди протестующих была группа богатейших московских предпринимателей и финансистов, совокупный капитал которых составлял полмиллиарда рублей. По этому поводу один из правых студентов восклицал: «Как эти Рябушинские, Морозовы и пр. не понимают, что в случае переворота они все будут повешены, а в лучшем случае станут низшими». Националист М.О. Меньшиков развил эту мысль в газете «Новое время»: «Вас повесят первых — не за какие-нибудь преступления, а за то, что вам кажется добродетелью — просто за обладание тем полумиллиардом, которым вы так кичитесь»866.
Весной 1911г. студенческие выступления начали затихать. Занятия возобновились почти во всех учебных заведениях. Определенную роль в подавлении забастовок сыграло академическое движение. Кадетская «Речь» даже писала, что без студентов-академистов правительство не в состоянии было бы что-либо предпринять867.
После студенческих забастовок были предприняты усилия для укрепления и расширения академического движения. В марте 1912 г. в Петербурге был созван всероссийский академический съезд. Делегатов прислали 25 учебных заведений. Съезду придавалось большое значение. Приветственные телеграммы направил председатель Совета министров В.Н. Коковцов и четыре министра. 78 делегатов-академистов были приняты Николаем II в Царском Селе Был создан академический союз, издавался его печатный орган «Вестник студенческой жизни». Наряду с академическим союзом активизировался Всероссийский союз русских студентов, призывавший в свои ряды патриотическую молодежь.
Вместе с тем роль академических корпораций и правых студенческих организаций никак не соответствовала тому значению, которое придавало им правительство. Либералы, даже самые умеренные, не отделяли академические корпорации от черносотенных союзов. Кадет В А Маклаков отмечал: «Академическое движение вышло филиальным отделением Союза русского народа. Появилась «правая» профессура, опиравшаяся на «правых» студентов и получившая покровительство в «правом» правительстве. Наше многострадальное студенчество осталось до конца тем же, чем было всегда: чувствительной пластинкой, на которой обнаруживалось настроение общества и ошибки правительства»868. Академисты не пользовались уважением в обществе. Газеты сообщали: «Бывшие академисты жалуются, что хотя их охотно принимают на государственную службу, но сослуживцы и даже само начальство чуждается их, всячески издеваются над их «академическим» прошлым и та»869.
В то же время далеко не все черносотенцы разделяли увлечения академическими корпорациями. Дуб-ровинцы, в отличие от сторонников Пуришкевича, с беспокойством указывали на аморфную политическую платформу академистов. «Русское знамя» подчеркивало, что «неопределенность, расплывчатость идей академизма породила многочисленные течения»870. Всероссийский Дубровинский союз подвергал критике так называемых «пассивных академистов», которые, в сущности, исполняли основной завет корпораций — не вмешиваться в политику. Еще большую опасность, по мнению дубровинцев, представляло «неоакадемиче-ское течение», близкое по духу к октябристам.
«Русское знамя», ссылаясь на правый журнал «Гражданин», повторяло, что Пуришкевич «главною приманкою для поступления в боевую ассоциацию академистов сделал грубое искушение личными выгодами. Деньги и шансы на карьеру стали главными двигателями к поступлению в ассоциацию академистов»871. Дуб-ровинская газета печатала на своих страницах письма студентов, в которых говорилось: «Все несчастье в том, что академисты с самого основания привыкли получать солидные субсидии, привыкли быть на содержании»872. Дубровинцы указывали, что академические корпорации слишком слабы, чтобы оказать серьезное сопротивление даже в аудиториях, не говоря уж о борьбе за стенами высших учебных заведений. Более того, «Русское знамя» обращало внимание на то, что «некоторые социал-демократические студенческие организации постановили использовать так называемые академические организации для нужд социал-демократии, пройдя в них под видом академистов»873. Описывая волнения в Военно-медицинской академии в ноябре 1912 г., дубровинцы подчеркивали: «Самая страшная вещь в происшедшем сопротивлении закону в военно-медицинской академии есть соучастие «правых» членов академического союза студентов, состоящего под разлагающим попечительством Пуришкевича, также в преступном проявлении неповиновения»874.
ГЛАВА VIII Кровавый навет
Кровавый навет — это обвинение евреев в совершении ритуальных убийств. С древних времен подозрение в совершении тайных изуверских обрядов преследовало еврейский народ. В средневековой истории Европы известно множество ритуальных процессов. Инквизиционный суд почта всегда вырывал у обвиняемых евреев признание в совершении ритуальных убийств. Но надо помнить, что точно так же под пытками у немцев, итальянцев, испанцев вырывались признания в колдовстве, сношениях с нечистой силой и т. п. Ритуальные дела не обошли стороной и Россию. XIX век запомнился Вепиж-ским, Саратовским, Кутаисским и другими делами. Каждое из них тянулось годами, иной раз десятилетиями, втягивая в свою орбиту сотни свидетелей, подозреваемых, обвиняемых и посторонних людей. Ни в одном из ритуальных процессов, кроме Саратовского, евреи не были признаны виновными. Но и Саратовское дело, начатое в середине XIX в. еще дореформенным судом, породило справедливые сомнения в беспристрастности следователей и судей.
Делу Бейлиса посвящена огромная литература самого противоположного направления875. Киевский процесс послужил основой для нескольких художественных произведений876. Автору тоже доводилось писать об этом запутанном клубке уголовных преступлений и политических интересов и личных амбиций877, надеюсь, что в будущем мне удастся опубликовать отдельную работу по данной теме. Здесь же будет изложена в основном политическая подоплека событий.
Дело, которое еще никто не связывал с именем Менделя Бейлиса, началось в 1911 г., в канун праздника Пасхи. В одной из пещер на киевской окраине Лукьяновке было обнаружено тело 12-летнего ученика Софийского духовного училища Андрея Ющинско-го. Судебно-медицинская экспертиза установила, что Ющинскому было нанесено