ость, что это молчание будет продолжаться и впредь?» В свою очередь «Земщина» пустилась в исторический экскурс: «При разборе дела Дрейфуса — этого подлого изменника, поочередно, один за другим, скоропостижно скончались одиннадцать человек свидетелей*896. Черносотенная газета призывала не верить экспертизе: «Многие яды, даже очень сильные и скоро действующие (например, кураре), не оставляют в организме признаков, доступных химическому анализу: уже через несколько часов, сделав свое разрушительное дело, они бесследно рассасываются»897. Откуда мог взяться экзотический яд кураре на киевской окраине, черносотенная газета не уточняла.
После смерти главного свидетеля в руках судебного следствия остался один только Мендель Бейлис Следователь В.И. Фененко и прокурор окружного суда Н.В. Брандорф пытались убедить прокурора судебной палаты Г.Г. Чаплинского в слабой обоснованности обвинения, но тот не поддавался на уговоры. Из Бейлиса пытались выбить признание. К нему подсаживали осведомителей, то ослабляли, то ужесточали режим заключения. Надзиратель, выполнявший в тюрьме обязанности палача, развлекался тем, что по ночам будил Менделя Бейлиса и сообщал, что на рассвете его повезут в карете на Лысую гору и повесят. Палач деловито пояснял, что получит за казнь двадцать пять рублей и вдобавок с удовольствием посмотрит, как еврей будет дрыгать ногами на виселице.
Начатую черносотенцами антисемитскую кампанию подхлестнули события, разыгравшиеся во время торжеств в связи с открытием памятника Александру II. В Киев прибыл Николай II вместе со свитой и почти всеми министрами. Среди почетных гостей выделялся председатель Совета министров ПА Столыпин. Вечером 1 сентября 1911 г. в киевском городском театре в Столыпина стреляли. Он получил две раны. Его брат АА Столыпин писал: «ПА как будто не сразу понял, что случилось. Он наклонил голову и посмотрел на свой белый сюртук, который с правой стороны, под грудной клеткой, уже заливался кровью. Медленными и уверенными движениями он положил на барьер фуражку и перчатки, расстегнул сюртук и, увидя жилет, густо пропитанный кровью, махнул рукой, как будто желая сказать: «Все кончено!*; затем он грузно опустился в кресло и ясно и отчетливо, голосом, слышным всем, кто находился недалеко от него, произнес: «Счастлив умереть за царя!»898. 5 сентября 1911 г. ПА Столыпин скончался. Закончилась целая эпоха, связанная с именем этого государственного деятеля.
Убийцей первого министра оказался Д.Г. Богров — сын богатого домовладел ьца-еврея и внук автора известных «Записок еврея». Газеты расписывали коварство Богрова, состоявшего в анархистской группе и одновременно являвшегося осведомителем киевского охранного отделения. На допросах Богров дал противоречивые показания. Сначала он заявил, что убил Столыпина как вдохновителя реакции. Затем он начал объяснять покушение желанием оправдаться перед анархистами, которые угрожали ему расправой за провокацию. На одном из допросов у Богрова вырвалось, что сначала он намеревался стрелять в Николая II, но после некоторого размышления решил не делать этого из-за опасения вызвать погром. Еще до покушения он говорил одному из эсеров: «Я еврей, и позвольте вам напомнить, что мы до сих пор живем под господством черносотенных вождей. Евреи никогда не забудут Крушеванов, Дубровиных, Пуришкевичей и тому подобных злодеев»899.
Военный суд вынес Д Г. Богрову смертный приговор, который быстро был приведен в исполнение на Лысой горе. При казни присутствовали доверенные лица от черносотенных организаций. Это не помешало им намекать, что поспешная ликвидация убийцы должна была прикрыть разветвленный заговор. Правда, черносотенцы не верили в то, что Столыпин пал жертвой придворной камарильи и тайной полиции, о чем шептались на всех углах. «Русское знамя» объясняло, что Столыпин был убит по решению еврейского кагала якобы потому, что не соглашался выпустить из тюрьмы Бейлиса.
Когда улеглись страсти, поднятые убийством председателя Совета министров, дело Бейлиса вновь выступило на первый план. В этот период большую активность проявил комитет, или комиссия, созданная еврейскими общественными деятелями для защиты Бейлиса. Комитет появился по инициативе присяжного поверенного АД Марголина, сына одного из богатейших киевских воротил. В комитет вошли главный киевский раввин Ш.Я. Аронсон, владелец кирпичного завода М.И. Зайцев, несколько врачей и юристов. Марголин разработал план действий: «Обывательская толща отвергает так называемый метод доказывания фактов путем исключения. «Подай сюда убийц» — таков крик толпы. Вот почему с первого же дня моего участия в деле Бейлиса я твердо решил оставить на сей раз обычный трафаретный путь защиты и искать убийц. На обвинение надо было ответить не обороной, а наступлением — надо было найти действительных виновников»900. В наступательном плане Марголина основная роль отводилась репортеру газеты «Киевская мысль» СИ. Бразулю-Бруш-ковскому, одному из пионеров жанра журналистского расследования в России.
Первая версия, которую выдвинул репортер, оказалась несостоятельной. Он пошел по проторенному пути, обвинив в преступлении родственников Ющин-ского, ранее уже обвинявшихся газетчиками в совершении убийства. Бразуль внес только одну новацию, указав на причастность к убийству некоего Павла Мифле, слепого (!) гармониста. Впоследствии Бразуль-Брушковский цинично объяснял, что не верил в виновность публично оклеветанных им лиц: «Сведениям этим я лично в сильной степени не доверял и если решился опубликовать их, то с тактической целью вызвать ссоры и недоразумения среди преступного мира и создать этим путем более благоприятную почву для собирания сведений по делу»901. Первое заявление Бра-зуля-Брушковского не остановило судебную машину. Обвинительный акт был утвержден, подготовка к процессу продолжалась.
Однако комитет по спасению Бейлиса не собирался прекращать свою деятельность. В помощь Бразулю-Брушковскому был привлечен бывший пристав Красовский — тот самый, кто отличился гримированием отчима убитого и историей с латинской запиской. По ходу расследования он несколько раз круто менял свое мнение. Когда его поймали на фальсификации улик, он покаялся перед начальством, был прощен и начал разрабатывать ритуальную версию. Затем он снова изменил позицию и стал доказывать невиновность приказчика. Прокурор судебной палаты потребовал заменить пристава, подчеркивая, что «по негласным имеющимся у него, Чаплинского, сведениям считает несомненным, что Красовский изменил свой образ действия единственно под влиянием получения им денежной взятки от еврейской колонии»902. К моменту привлечения к частному расследованию пристав сам находился под следствием за многочисленные служебные злоупотребления. Впрочем, он сохранил обширную сеть платных осведомителей, благодаря которым были добыты сенсационные материалы.
В мае 1912 г. газета «Киевская мысль» опубликовала статью Бразуля-Брушковского о результатах частного расследования. Теперь журналист объявлял убийцей Веру Чеберяк, мать мальчика Жени Чеберяка, скончавшегося при странных обстоятельствах. Вера Чеберяк пользовались лихой славой на Лукьяновке. Ее квартира была воровским притоном, который посещали подозрительные субъекты то в одежде чернорабочих, то в сюртуках, а то и в студенческих тужурках. Сюда свозили краденое барахло. Рассказывали, что во время погрома 1905 г. в притоне Чеберяк скопились груды товаров из разграбленных магазинов. Когда в Киев нагрянула сенаторская комиссия, хозяйке пришлось побросать рулоны шелка в печь, на которой она готовила пищу. Блатные потешались, что таких дорогих котлет не отведать ни в одном ресторане. Соседи, намекая на каторжные знакомства Чеберячки, прозвали ее «Сибирячкой».
Бразуль-Брушковский утверждал, что «Андрей Ющинский был свой человек в воровской квартире Веры Чеберяк Мальчик исполнял разные поручения членов воровской шайки, переносил краденые вещи и неоднократно ночевал у Чеберяк». Но весной 1911 г. шайка пережила несколько провалов. «Доискиваясь причин провала, члены шайки обратили внимание на слова сына Веры Чеберяк, который рассказал, что «Андрюша — Домовой (Ющинский) во время ссоры с ним угрожал доносом сыщикам, что блатные (воры) принесли Чеберяковой краденую кассу»903. Воры решили учинить кровавую расправу с доносчиком. Когда Андрей зашел в квартиру своего приятеля, его схватили. Мальчика кололи швайками, допытываясь, что он успел рассказать полиции. Затем Андрея убили, а чтобы отвести следы, по предложению одного из членов шайки Бориса Рудзинского, «расписали шкета под жидов», т.е. придали убийству вид ритуального. Тело Ющинского несколько дней держали в квартире, а потом скрытно вынесли и спрятали в пещере.
Статья Бразуля-Брушковского произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Версия подтверждалась многочисленными свидетелями, ускользнувшими от внимания официального следствия и обнаруженными частным расследованием. По личному распоряжению И.Г. Щегловитова дело было передано на доследование. Министерство юстиции командировало в Киев следователя по особо важным делам НА Машкевича, который начал с допросов Веры Чеберяк. Она сообщила, что адвокат Марголин тайно встречался с ней и от имени комитета по спасению Бейлиса якобы предлагал 40 тысяч рублей за письменное признание в убийстве Андрея Ющинского. Адвокат будто бы уговаривал ее: «Вы не бойтесь, в случае чего самые лучшие защитники вас будут защищать, а еще лучше мы вам дадим чистый документ и вас днем с огнем не найдут»