Остаток дня мы говорили с учителями и одноклассниками Сенейры. Я думал, что нам придется как-то оправдать свое появление в Академии, но раз ее не было пару недель, они, наверно, все решили, что она болеет. Фериус назвалась моей дальней родственницей и сказала, что подумывает отдать меня в Академию. Учителя вначале смотрели с сомнением – видимо, мы не походили на богачей, которые могли позволить себе платить за учебу, но, как и следовало ожидать, Фериус включила свое обаяние, и все вокруг растаяли. Они признавали Фериус гением – причем каждый в своей сфере, что было невозможно, поскольку эти люди преподавали всё от конструирования сложных механических устройств до стратегической дипломатии. Кстати, я подумал, если Сенейра получала по этому предмету оценки выше двойки, что-то в этой Академии надо было менять.
– Пожалуйста, – умолял преподаватель по конструированию, когда разговор подходил к концу, – леди Фериус, приходите ко мне на семинар, вы могли бы…
– Не «леди», мастер Вестриен, просто Фериус. Боюсь, сегодня не смогу.
Брр. Рейчис прав. Это «не называйте меня леди» уже начинало доставать. Вестриен явно расстроился.
– Надеюсь, вы как-нибудь передумаете.
Фериус чуть наклонила голову.
– Это была бы честь для меня.
Я отметил ее слова: это была бы честь для меня. Фериус обычно старается не лгать и все-таки умудряется сделать так, что собеседник не понимает настоящего смысла ее слов.
– Классный парень, – сказала она, когда мы покинули кабинет мастера Вестриена. – Ни слова не поняла из того, что он там плел.
Я уставился на нее.
– Но ты же беседовала с ним минут двадцать! Обо всем!
– Нет, я не говорила, малыш. Я помогала ему творить музыку.
– Музыку?
Она остановилась.
– В каждой его фразе было важное слово, которое значило для него что-то особенное. Я просто просила его рассказать об этом подробнее. Или спрашивала, как то слово, которое он произнес, повлияло на его мнение. Или интересовалась, какие успехи по его предмету у Сенейры.
– В общем, ты его направляла, а он говорил.
– Все сложнее. В музыке две составляющих, малыш: ноты и тишина. Он играл по нотам…
– А ты была тишиной? Ладно, но чего ты добилась, кроме приглашения на семинар?
– Я узнала то, что хотела узнать.
– И что же?
Она покачала головой.
– Извини, малыш, не хочу заранее влиять на твое мнение.
– На мое мнение о чем?
Она подтолкнула меня в сторону открытой двери в форме арки.
– Вестриен сказал, что компания Сенейры часто собирается в этой аудитории. Я хочу, чтобы ты пошел туда и узнал все, что сможешь, о ней и о том, как она оказалась в Академии.
– Погоди… а ты со мной не пойдешь? Это же ты…
– Не могу, малыш. Я обещала Рози вернуться и присмотреть за домом Трайнов, пока она проводит собственное расследование.
Я внезапно весь напрягся, почувствовал себя неловко и жутко занервничал.
– Но я никого из них не знаю! Они подумают, что я какой-то странный двинутый тип, который…
Фериус толкнула меня в комнату.
– Не забывай улыбаться, малыш.
26Вундеркинды
– Как думаешь, что с ним такое? – спросил светловолосый парень примерно на год старше меня, развалившийся на изогнутом подоконнике в противоположном конце аудитории.
– Он молчит, – сказал кто-то еще, – и просто стоит в дверях. Может, он немой.
Девочка в очках, лет тринадцати на вид – как по мне, так она не доросла еще до того, чтобы учиться вместе с ними, – подошла и уставилась на меня зелеными глазами.
– Почему он так лыбится? Может, он на занятиях по драматизму, а это его домашнее задание?
Три вполне разумные теории, подумал я, стоя на месте, как идиот. Где-то в промежутке между тем, как Фериус научила меня слушать глаза других людей, и тем, как она втолкнула меня в комнату, полную людей, которые знали друг друга, дружили и явно думали, что все они, в отличие от меня, особы важные и интересные, у меня развился практически полный паралич.
Скажи что-нибудь, идиот. Пошевелись. По крайней мере, отойди от двери.
Там, откуда я родом, ребята учатся вместе с той минуты, как войдут в Оазис, и до того дня, когда пройдут испытания посвященных. Неясно, чего я так испугался – я и раньше имел дело с незнакомцами; просто обычно я от них убегал, потому что они швыряли в меня разными предметами. Вести беседы в таких ситуациях было необязательно.
Один из студентов помахал мне рукой.
– Может, он слепой?
Я перешел от попыток изящно смыться к размышлениям, не переживаю ли я самый постыдно глупый момент в своей жизни. И решил, что это именно он.
Почему-то при этой мысли мне стало легче. Я завалил поручение Фериус, и у меня оставалось два пути: уйти с поджатым хвостом и признаться аргоси, что, после сражений с сильными магами и магами, владеющими заклинанием оков разума, после битвы с лучшим другом и победы над лорд-магом – да-да, над лорд-магом! – я не смог справиться с группой подростков (ладно – с группой мажористых подростков). Единственной альтернативой было – попробовать что-то другое.
Да пес с ним. Если я и провалю дело, так по крайней мере пущу в ход весь свой арсенал. Я выбрал наугад – девушку с короткими кудрявыми черными волосами, державшую на коленях огромную книгу. Как и остальные, она внимательно смотрела на меня, но пока что не произнесла ни слова. Я встретился с ней глазами и прислушался, мысленно отсчитывая секунды… одна… две… повернулся к остальным и прижал палец к губам.
– Шшш.
– Он только что шикнул на нас? – спросил парень на подоконнике. – Ты хотя бы учишься здесь?
– Я учусь прямо сейчас, – сказал я.
Малявка, та самая, в очках и с зелеными глазами, спросила:
– А что ты изучаешь?
Я снова взглянул на девушку с книгой, исполнился всей доступной мне уверенностью и непринужденностью – клянусь, если бы у меня за спиной была стена, я бы коснулся ее попой, плечами и головой для уверенности, – и сказал:
– Искусство.
В комнате послышались стоны вперемешку со взрывами смеха. Я позволил этой волне прокатиться по аудитории, подошел к девушке и протянул ей руку.
– Келлен, – сказал я.
Она одарила меня кривой улыбкой, и я понял, что она считает меня слегка нелепым, но все равно пожала мне руку.
– Крессия, – произнесла она с певучим гитабрийским акцентом. – Ты всегда такой странный, Келлен?
Не пропустив ни такта в музыке, я сказал:
– Всегда. Честное слово.
Кто-то похлопал меня по плечу и прошептал так, что услышали все:
– Друг, если ты ищешь любви, ты на ложном пути. Крессии… мы не по вкусу…
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что он имеет в виду. Когда до меня дошло, смеялись практически все, включая Крессию. Ладно, заметка для будущих попыток пофлиртовать: не приударять за девушками, которым нравятся другие девушки.
Парень на подоконнике поднял руку так, словно держал бокал.
– За… Келлен, да? За Келлена, парня, осмелившегося сделать попытку, обреченную на трагическую развязку.
– За Келлена! – провозгласили остальные.
Я ухмыльнулся и отвесил несколько поклонов.
Потом все пошло не так уж плохо. Я произвел впечатление романтичного дурака, пусть и странноватого, но зато не какого-нибудь отморозка. Когда они убедились, что я умею не терять головы, они мною даже заинтересовались. Следуя методу Фериус, я отвечал почти на все вопросы встречным вопросом, позволяя ребятам говорить, подмечая, что для них было важно, играя роль тишины в музыке, которую мы создавали вместе. Вскоре мне это уже почти нравилось.
Я продолжал притворяться дальним родственником Сенейры, и по вопросам, которые мне о ней задавали, пытался больше узнать о ней самой и о ее семье. В целом студенты вроде хорошо к ней относились, разве что один и тот же разговор шел по несколько раз – как припев, в котором почти не было разнообразия.
– Не могу дождаться, когда она вернется, – сказала одна из девушек. – Конечно, она пропустит много занятий, но к концу семестра все равно будет первой по всем предметам.
Раздалась пара смешков, напоминавших ударные в нашей музыке.
Еще один студент вступил в разговор, не теряя ритма.
– Сенни удивительно талантливая. Она отлично успевает по всем предметам. Ей, кажется, даже заниматься не надо.
Крессия, которая нравилась мне все больше, стала контрапунктом к этой мелодии.
– Вас, ребята, насквозь видно! Келлен, – она указала на меня, – просто вежливо не подает виду. Вы всерьез думаете, он не понимает, что вы тут издеваетесь над его… кто она тебе?
– Четвероюродная сестра, – сказал я. Крессия явно мне не поверила. Еще одна причина ею восхищаться.
Толлер, который, видимо, прирос к подоконнику, сказал:
– Ладно, Кресс, все знают, что Сенейра гений, но у нее есть некоторые преимущества.
Остальные смотрели на меня, ожидая моей реакции. Инстинкт подсказывал мне согласиться и надеяться, что так я им больше понравлюсь. Инстинкты мне обычно врут.
– Преимущества? – переспросил я, а потом расхохотался, будто в жизни ничего смешнее не слышал.
– Что? Что я такого сказал? – смутился Толлер.
Я не ответил и просто улыбнулся.
– А… понял, – он показал на себя и других. – Ты имеешь в виду, раз мы все…
Я кивнул.
– Ладно, это справедливо.
– А ты? – спросила Линди, малявка в очках. – Ты собираешься поступать в Академию?
Я не знал, как лучше ответить. Я думал, что неплохо умею выкручиваться, но почему-то мне было неловко врать им больше, чем нужно. Вспомнив, что Фериус сказала мастеру Вестриену, я ответил совершенно искренне:
– Это была бы честь для меня.
Крессия с громким хлопком положила книгу на один из столиков и, подойдя ко мне, обошла кругом, словно я был скульптурой, которую она оценивала.
– Интересно, какой же предмет должен изучать наш Келлен?
– Конструирование, – предложил Толлер. – У него такой вид, как будто он всегда пытается понять устройство вещей.