— Печально скорее то, что ты осквернила могилу моего прадеда. Между прочим, только за это следовало бы снести тебе голову. Шелли тоже, но я укоротил бы его прежде всего за самовольное оставление службы.
— Боги!.. — простонала я, накрыв ладонями пылающие щёки. — Мне так стыдно! Я хотела извиниться, но забыла. Забыла! Мы взяли лишь лепесток, а оно… а он… вдруг р-р-р-раз! И рассыпался.
Мои оправдания были более неказистыми, чем поступок. Я избегала смотреть на Константина, поэтому не сразу сообразила, что слышу… смех? Наверное, когда отняла руки от лица, я выглядела устрашающе. Иначе как объяснить то, что мой собеседник поднял ладони в мирном жесте.
— Я не злюсь на самом деле, — с улыбкой сказал он, — отец расстроился, это да. Но беднягу давно следовало погрести, а все эти тёмные штучки, бррр…
Мне на ум снова пришло слово, каким я привыкла его называть. Но мне ли жаловаться на его отношение к инциденту?
— Николас сказал то же.
— Значит, есть мозги. Хорошо, что остались на плечах.
Он снова рассмеялся.
Всё же Кольдты, кроме Сэм, — психи. Мы тут о жизни и смерти, а ему весело.
— Что?! — не сдержала раздражения.
— Ничего, — сдавленно проговорил он, прижимая к губам кулак. — Видела бы ты лицо Бальтазара, когда мы спустились. Таким кузена я ещё не наблюдал. Мне пришлось заставить его оставаться на месте, чтобы не бросился вслед за вами.
Это было не смешно, если задуматься. Но, представив, как Бальтазар мечется по склепу, а Константин и господин Грант ловят его, словно бешеного быка, я тоже прыснула, даже не пытаясь скрыть свою реакцию.
В покоях Саманты было тихо. Только ухала за окном ночная птица. Отбивали секунды часы. Как и предрекал Мануэль, девочка крепко спала. Сам управляющий читал в кресле у её постели какую-то книгу. Он поднял голову, едва мы переступили порог.
— Господин Скотт, — позвал Константин, потирая затёкшую шею. — Будьте добры, проводите нашу гостью, покажите где что и свободны. Я хочу побыть с дочерью. Наедине.
— Господин… — управляющий прижал руку к груди, поклонился. Он бросил краткий взгляд на девочку, прежде чем обратиться ко мне: — Прошу следовать за мной, госпожа.
— Я не… — начала было, но силы на возражения иссякли. Госпожа так госпожа. Причем вежливая, желающая хозяину дома:
— Спокойной ночи.
Константин не отвёл глаз от бледного личика, лишь махнул рукой. Жест мог означать одно из двух: «Да-да, спокойной и всё такое» или «Иди уже… спать».
Я и пошла, точнее — совершила марш-бросок в сопровождении Мануэля в гостевое крыло, проклиная масштаб особняка, а заодно Кольдтов с их богатством. Я могла бы съесть десяток ужинов, и все бы рассосались от вознесения из столовой на третий этаж и дальнейшего путешествия из восточного крыла в западное.
День был непростой, ноги гудели страшно, позвоночник удерживал корпус с трудом, глаза чесались и наверняка покраснели, голова тоже предавала, отяжелев. Самочувствие скакнуло по шкале вверх, как только я узрела отведённые моей особе покои.
Основную часть пространства занимала кровать из тёмного дерева, с резными столбиками и бархатным балдахином. Кто-то положил на неё походный ранец, который я оставила в комнате Сэм перед ужином. Были тут и столик с пуфиком, и плюшевая кушетка, и небольшая гардеробная и, самое приятное, просторная ванная комната, а посередине неё — она. Белоснежная королева ванн с лепниной и золочёными ножками-рожками. Я передумала проклинать финансовую состоятельность Кольдтов.
— Надеюсь, вас устраивает? — справился Мэнни.
— Господин Скотт, это великолепно! — просияла я.
— Вода подогрета. Если вам больше ничего не нужно, разрешите удалиться.
— Конечно, спасибо за всё.
— Это вам спасибо, — он осторожно коснулся моей руки, — за девочку. Доброй ночи, госпожа!
— Доброй, Мануэль.
Не успел управляющий покинуть помещение, я бросилась в райские кущи, что сулили небывалое наслаждение и не подвели. После омовения отыскала в ранце нижнюю рубашку. Ура, будет в чём спать! Коричневый костюм и алая сорочка обосновались в гардеробной.
И вот настал момент, когда можно было с чистой совестью, с разбегу и со стоном удовольствия броситься в ворох подушек и одеял. По дороге в блаженную темноту сознание споткнулось о факт, что за ужином я так и не спросила Константина о грифоньей крови и дате похода на Землю. Вылетело из головы. Но почему? Не это ли было самым важным? Я бы всласть истерзала себя вопросами, но сон побеждал и не таких любителей рефлексии.
Коротая ночь у постели Сэм, Константин мог спросить себя, пришлась ли ему по вкусу внешность девушки, броская, словно у дочерей пустыни, но не столь грубая, как у них. А характер? Раздражал? Или поражал стойкостью, не свойственной молодой особе? Его мысли могли течь в этом направлении остаток ночи до утра, если бы он не отключился, едва коснувшись затылком спинки кресла. С рассветом пришёл новый день и новые заботы, и он не успел обдумать ночной разговор.
Глава 16. Чудо
Из-за ночных посиделок я проснулась позже, чем привыкла. Дневной свет, уже не такой яркий, как ранней осенью, а блёклый, с трудом пробивался сквозь тяжёлые портьеры. Во всём чувствовалось приближение заморозков. Главная достопримечательность поместья — клёны — сбросили почти все листья, укрыв корни шуршащим пледом. Из водоёмов исчезла летняя зелень, и местное озерцо стало братом-близнецом неба, что имеет такой насыщенный цвет лишь в сухие холодные дни. Абсолютный штиль…
…Баюкал гостевое крыло особняка. С рассветом жизнь сместилась вниз. На верхнем этаже осталась только тишина, тонкий аромат лаванды, искушение роскошью.
Такие, как я, с детства приучены делать всё быстро и по расписанию. Через пятнадцать минут, потраченных на умывание, одевание и «колосок», я прикрыла дверь в свои временные покои. Коридор пустовал. Не то чтобы мне нужна была толпа помощников, но подсказка, куда податься, не помешала бы. Я решила, что точно не ошибусь, если пройду по хребту дома — лестнице.
Мне повезло. Я как раз миновала пролёт с картиной, когда заметила женщину. Та перебегала из одного конца холла в другой, никак не ожидая встречи с утренним призраком. Она подпрыгнула на месте, взвизгнув. Дрожащие пальцы легли на строгий ворот платья. В карих плошках испуг потихоньку сменялся узнаванием. Я тоже признала её — это была одна из слуг, что подали нам ночью ужин.
Придя в себя, женщина по местному обычаю поклонилась.
— Простите, госпожа, я запамятовала, что у альтеора гости, и ваше пристрастие к… в одежде… напомнило кое-кого… — она бросила взгляд мне за спину, туда, где навечно застыла Кристина. — Не сочтите за глупость, мне почудилось, будто леди Кольдт сошла с полотна.
Я обернулась на картину. Сравнить меня с высокородной красавицей — глупость, это верно, но не смущать же и без того от меня пострадавшую.
— Сожалею, что напугала вас.
— Ах, что вы, что вы!.. Вечно ношусь, старшая служанка всё-таки! — её глаза горделиво блеснули. — Вот и случаются конфузы. То ногу подверну, то вазу задену, а был давеча один случай… Да что это я?! — одёрнула она сама себя. — Вы же наверняка голодная! Принести вам завтрак, или желаете присоединиться к господину и леди Саманте?
— Желаю присоединиться. Проводите? Я плохо запомнила дорогу вчера, слишком устала.
— Конечно, госпожа. Меня, кстати, Ханной звать. Прошу, прошу… — торопила она, увлекая меня за собой.
— А я Кара, — это всё, что мне удалось вставить в суетливый поток её речи.
В столовой в меня вонзились две пары изумрудных глаз. На том же краешке огромного стола, у которого мы с Константином вопреки всем правилам здорового питания наедались на ночь глядя, под узорным покровом из свежей зелени разлеглась многоокая яичница. К моему приходу идеальный некогда круг уже потерял несколько областей. В фарфоровой паре что-то дымилось. Судя по «усам» на детском личике, в одной из чашек было какао. Меня же, как мышонка на аромат сыра, влекло к другому сосуду — вместилищу божественного кофейного духа. Приступ жажды стал очевидным для всех. Как часто бывает в таких случаях, в столовой стало необычайно тихо, стоило мне громко сглотнуть. Вилка Сэм звякнула о пол, когда та выпорхнула из-за стола, чтобы обнять мои ноги.
— Пойдёшь гулять? — острый подбородок ткнул бедро — это она подняла лицо вверх, а я будто нашла гладкие стёклышки среди ракушек на берегу моря.
В комплекте с зелёными радужками шёл медно-русый цвет волос, что делало Сэм похожей на Константина больше, чем прежде. Вот как должна была выглядеть маленькая Кольдт без примеси фригонской крови. Мои ладони легли на пухлые щёчки.
— С такой красоткой хоть на край света!
Саманта вернулась за стол, а Ханна споро накрыла мне напротив девочки, по правую руку от хозяина дома. Служанка плеснула в мою чашку из кофейника, и я решила бы, что вознеслась в рай, если бы не чересчур широкий ассортимент столовых приборов.
В прошлый раз обстановка была неформальной, теперь я это понимала, а при свете дня — три вилки слева от тарелки, три ножа плюс ложка — справа, наверху — коротенькие ложка, вилка, нож. Может, сделать вид, что не голодна? При одной мысли в желудке запели киты. Кинула кислый взгляд на Константина. Тот вопросительно вскинул бровь. Так выглядит безнадежность. Я снова вперилась в стол.
Сэм Гэмджи * вынес Фродо из извергающегося вулкана. У меня была своя верная Сэм. Пальчик напротив потыкал в самые длинные и по совместительству первые от краёв тарелки вилку и нож. Я стрельнула глазами в тосты и масло. Мне указали на отдельную тарелочку и широкий плоский нож на ней. Снова глянула на Константина. Заметил ли? Мужчина невозмутимо прихлёбывал из чашки, думая о чём-то своем. Я одержала победу над тостом и, хрустнув им в последний раз, пошутила:
— Что, и ты пойдёшь гулять?
— Да, — последовал короткий ответ.
Кто не был глух и нем во время еды, поперхнулся кусочком сухого хлеба и судорожно пытался запить е