осторженно пищит Лиэй, рассматривая, как здоровенный медведь ловит рыбу в прозрачных желтоватых струях бурной речки. Это лишь мы, люди, тратим все свои силы либо на потребление, либо на убийство себе подобных. А звери — они чисты от низменных страстей и желаний. Иногда я им завидую…
…После путешествия чувствую себя совсем другим — полным сил и энергии. Не зря говорят про сакральную силу древних цивилизаций Земли. Ну а Север — это древняя Гиперборея и много кто ещё до неё. Так что… Похоже, что влияние Чужих на меня преодолено. Но беречься надо. И в случае повторения симптомов нужно немедленно будет совершить паломничество на Родину…Проверяю контрольные камеры — что там с экипажем? Всё в порядке. Люди устроены в одном из пристоличных санаториев — бывших пионерских лагерей, и. похоже, что моя кандидатура начинает оправдывать надежды, потому что я вижу необычную бурную суету и в лагере, и вокруг неё. Спутники докладывают, что работа кипит. Все развили бешеную деятельность. Ну, что не делается — всё к лучшему. Так что, удачи, господин Президент Федерации! У тебя самые лучшие, самые умные и умелые кадры, какие только могут быть на Земле. Удачи!..
…Кемпер заходит на посадку, плавно приземляется. Лиэй под впечатлением от путешествия, прыгает от возбуждения. Дёргает меня за рукав. Похоже, что и на неё моя Родина подействовала — я ещё никогда не видел её такой довольной. Но нам пора улетать отсюда. Потому что вид моих людей будет терзать мою совесть. И мне стыдно перед ними. Куда направиться? Включаю генератор случайных чисел, выбираю комбинацию, и, не глядя, начинаю стартовый отсчёт. Прыжок! Мгновения дурноты, безвременья. Наконец все чувства приходят в норму.
— Сканирование диапазона.
Мгновения тишины. Потом ответ кластера:
— Длинные и средние волны. Искусственная модуляция. Короткие волны не используются. Следов теле, головещания нет. Компьютерные сети не обнаружены. Спутники отсутствуют.
— Это где же мы выпрыгнули?
Мгновение паузы. Потом чёткий ответ кластера:
— Уровень цивилизации соответствует одна тысяча девятьсот двадцатому — двадцать второму году земной цивилизации по христианскому исчислению.
…Это что получается? Я в Гражданскую прыгнул?!.
Глава 22
— Можешь уточнить дату?!
Мгновение спустя слышу голос:
— Первое сентября тысяча девятьсот двадцатого года.
Я без сил откидываюсь на спинку командирского кресла в рубке — попал! Впрочем, сам виноват. Ткнул пальцем без оглядки. Теперь расхлёбывай. Ладно. Особых проблем не будет. Нет ни нормальной авиации, ни радиолокации, так что можно уменьшить режим секретности до простой невидимости, будем экономить энергию. Относительно же вмешательства — никакого. Хватит. Ты не Бог, чтобы лезть куда не надо. Просто станем наблюдать и смотреть, кто прав, кто виноват. Ну, если по мелочи, вдруг пристанут, когда спущусь за борт. А сойти надо обязательно, потому что воздействие чужих частиц никто не отменял…
…Мы идём с Лиэй, одетые по соответствующей моде по набережной Севастополя. В бухте мрачно возвышаются стальные корпуса эскадры Антанты, множество различных кораблей под флагами — Доброфлота-. День солнечный, что радует, и солнечные лучи играют на поверхности моря. Общий фон города — относительно ровный. Ожидание, вот что можно сказать о нём. Все чего-то ждут. Чего? Из истории я знаю, что здесь случится через два с небольшим месяца. Войска Красной Армии возьмут Перекоп, и начнётся эвакуация. Потом — красный террор. Ну а дальше особо не вдавался. Все историки обходили этот вопрос стороной. Наверное, как и везде — банды, строительство нового государства рабочих и крестьян, ну и прочее — индустриализация, коллективизация, модернизация… И дочери и мне любопытно всё, но прежде всего люди. Поскольку день тёплый, то народ гуляет, наслаждаясь хорошим днём. Дамы с собачками и — блестящими- кавалерами, в основном в мундирах, хотя попадаются и чиновники в партикулярных платьях, а то и вообще в костюмах. Простой публики мало. Я имею в виду рабочих, крестьян, короче, простонародье. Лица у людей… Честно скажу, совсем другие. Я привык к своему времени, когда генофонд нации очень сильно изменился. И — в очень плохую сторону. Здесь же и сейчас красивое, по моим меркам лицо — норма. Как и ум, написанный на нём, большие чистые глаза, вежливые манеры. Может, оттого, что сейчас большинство составляет — чистая- публика, не слышно ни ругани, ни, тем более, мата, который практически полностью заменил нормальный русский язык на улицах, учреждениях и мероприятиях моего времени. И это не шутка — знаю множество молодых людей, которые просто не понимают литературного языка, зато виртуозно матерятся, заменяя отборной нецензурщиной все другие слова. А тут… Наблюдать забавно, когда подтянутый офицер, перетянутый ремнями, с шашкой на боку и револьвером или браунингом в кобуре на боку, щёлкает каблуками сияющих сапог, затем снимает фуражку, кладя её на локоть руки и низко склонившись, целует затянутую в кружевную, или нитяную перчатку даме в широкополой шляпке с кружевным зонтиком на сгибе локтя, которую сопровождает скромно одетая горничная или компаньонка. И разговоры…
— Ах, Апполинарий Петрович, я слышала, что войска нашего доблестного…
— Что вы, душенька, это всё сказки…
— Но, Владимир Петрович, как вы можете в такое время?..
— Уважаемая княгиня, что вы, в самом деле? Наши славные войска…
Лиэй одета соответственно, как положено девочке-подростку: тоже большая широкополая шляпа, соответствующих размеров кисейный зонтик, элегантная сумочка красивого дизайна на локте, лёгкие туфельки-сапожки на высоких каблучках. И когда только научилась на них ходить? Ко мне устремляется патруль, два вооружённых казака с трёхлинейными карабинами за плечами и подтянутый офицерик. Судя по всему — прапорщик военного разлива. Лиэй вскидывает на них глаза, удивлённо хлопает ресницами, и военные невольно отшатываются, непроизвольно крестясь при виде ярко алых глаз.
— Простите за бесцеремонность, уважаемый, будьте любезны ваши документы?
— Папа, что от тебя хочет этот дядя?
Дочь испуганно смотрит на вооружённых людей, спрашивая меня на родном наречии своего мира. Отвечаю ей на нём же, ярко демонстрируя военным, что мы — иностранцы. Авось, проскочит. Начальник патруля при наших словах заливается краской, потом пытается задать этот же вопрос на французском, но я изображаю полное недоумение. Затем задаю ему вопрос на английской мове:
— Что вам угодно, молодой человек?
Теперь очередь офицерика хлопать ресницами, благо, они у него с длинными, как у девушки, ресницами. Да ещё испуганный вид моей дочери… В это время из-за нашей спины слышим женский голос:
— Похоже, господин Ковалёв, что этот господин со столь юной спутницей, из Североамериканских Штатов или Британии. Говорит он на британском наречии, только с непонятным акцентом.
Резко разворачиваюсь — передо мной действительно дама лет тридцати пяти, даже, пожалуй, ближе к сорока, прилично одетая.
— Вы понимаете, меня леди?
Одновременно сдёргиваю шляпу, склоняя голову в поклоне. Дама принимает величественную позу:
— Княгиня Шаховская, Екатерина Петровна, сударь. Или сэр?
Облегчённо улыбаюсь:
— Лекс Торвальд, леди, и моя дочь — Лиэй.
…Ну а чего скрывать то? Да и девочка может запутаться… Продолжаю фразу:
— Из Новой Зеландии. Остров Те Ва́и Пау́наму. У меня небольшое дело, а поскольку моей дочурке доктора прописали отвлечься от обыденности, то мы с ней путешествуем по миру. И сейчас попали в Россию.
И без всякого перехода:
— Что хотят от нас эти военные?
Дама устало вздыхает:
— Проверить ваши документы, мистер Торвальд. Уж слишком вы выделяетесь среди всех.
Кивает чуть в сторону — верно, вокруг нас уже собралась целая толпа любопытствующих. Торопливо лезу в карман жилетки, вытаскиваю оттуда ужасно большой и неуклюжий документ. Протягиваю бумаги прапорщику, тот вчитывается в готические буквы, пытаясь понять, и в дело вновь вступает любезная княгиня:
— Господин из Новой Зеландии. У него какой-то остров с совершенно непроизносимым названием, милостливый государь. Его дочери врачи прописали смену впечатлений, и они путешествуют по всему миру.
Прапорщик настороженно смотрит на меня:
— Когда вы прибыли, и почему не встали на учёт у военного коменданта?
Слушаю перевод, затем вздыхаю:
— Вы, русские, ужасно подозрительны. Прибыл я в данный город двадцать минут назад. Мой авто сейчас будет. Поэтому встать на учёт я не успел. И, к тому же, я гражданин другого государства, не имеющего дипломатических отношений ни с прежней Россией, ни с новыми.
К моему удивлению, Екатерина Петровна переводит сказанное мной очень точно, и прапорщик чуть краснеет, когда слышит — новые России-. Сильно я его уколол. Очень сильно. Он сухо возвращает мне документы, берёт было под козырёк, потом спохватывается:
— Надолго в наши края?
Едва не прокалываюсь, но хватает выдержки дождаться перевода княгини, и только потом ответить:
— Два, максимум, три дня. Потом едем в Стамбул. За нами придёт корабль.
Прапорщик вновь кивает, а я расшаркиваюсь перед леди:
— Благодарю вас за помощь, уважаемая княгиня. Могу ли я вас чем-нибудь отблагодарить? Скажем, пригласит с нами отобедать?
Дама колеблется, но улыбка Лиэй переламывает ситуацию, и она кивает в знак согласия. Благо, на берегу полно заведений. Идём к ближайшему, я выдвигаю дамам стулья, появляется официант, типичный для этого времени — безупречная сюртучная пара, белоснежная манишка, расчёсанные на прямой пробор, блестящие от бриолина волосы. Прошу даму сделать заказ и не стесняться в средствах. Княгиня не ломается, и спустя тридцать минут оживлённого разговора на английском о пустяках, надеюсь, я не прокололся, нам приносят заказ. Сразу достаю толстое портмоне, выкладываю стопку североамериканских долларов, английских фунтов, французских франков и юго-российских рублей. Показываю на них. Глаза официанта вспыхивают, он тянется к франкам, но под взглядом княгини его рука меняет направление и вытаскивает из пачки рублёвок несколько купюр. Затем официант удаляется, а я убираю деньги. И мы все втроём приступаем к трапезе. Еда… Сказать вкусна, значит, не сказать ничего. Короче, да здравствуют натуральные, не испорченные химией продукты и целая экология. Лиэй уплетает так, что слышно, как у неё трещит за ушами. Княгиня более сдержана, по чуть-чуть отклёвывает из стоящих перед ней тарелок. Изображая из с