Они раскланялись. Маркус выждал ещё некоторое время, чтобы убедиться, что Сант ушёл. Только когда снаружи послышался стук копыт, он сдвинулся с места и разлил по бокалам вино.
— Не стой как статуя, — бросил он через плечо и, пока Риана снимала плащ, подошёл к постели и нажал на невидимую пружину. Из остова кровати выскочил маленький ящичек, в котором лежала малахитовая шкатулка. Маркус открыл её, вздохнул с облегчением и поставил на стол.
— Похоже, это место ненадёжно, — заметила Риана. Она стояла у стола, принюхиваясь к одному из бокалов.
Маркус последовал её примеру.
— М-да… Остролист…
Он аккуратно вылил вино обратно в графин и, открыв окно, выбросил бокал. Затем подошёл к стене и, нажав ещё одну потайную пружину, достал бутыль коньяка и две рюмки.
— Меня всё ещё беспокоит смерть управляющего. Та, что случилась сразу после того, как ты пришла в себя, — сказал патриций и искоса посмотрел на Риану.
— Убийца очень близко, — сказала Риана задумчиво. — А что с этим кольцом?
Маркус сел в кресло, и Риана последовала его примеру. Патриций разлил коньяк, и они сделали по глотку.
— С кольцом… что же с ним, чтоб лемуры его забрали. Видишь ли, я не знаю. Кольцо оставил мне отец. Он очень дорожил им. Он приказал хранить его и не то что не давать никому в руки, даже не показывать.
— Интересно.
— Да не очень. Мы живём на руинах многих древних городов, и все они хранят свои тайны. А больше всего тайн — у Вечной Империи.
— Не все тайны становятся причиной убийств. Могу я взглянуть на кольцо?
Риана приготовилась к долгим уговорам, но Маркус просто кивнул в сторону шкатулки.
Риана взяла в руки ларец, открыла и замерла. Кольцо было недорогим по меркам даэвов. Тонко свитое обрамление из серебра и опал с гравировкой.
— Ты же знаешь, кто мог делать такие кольца? — сказала Риана и поспешила прокашляться, заметив, что голос хрипит.
— Понятия не имею, — Маркус с недоумением посмотрел на рабыню.
— А откуда оно у твоего отца — ты знаешь?
— Он привёз его из северной кампании. Кажется, их было три. И двое друзей, молодых офицеров, тогда любили похвастаться чужеземными безделушками. Нет, постой-ка… — Маркус замолчал. Риана терпеливо ждала. — Нет. Не три, кажется, четыре. Фолс, Сант, Флавий и мой отец.
Риана вздохнула.
— Кольцо это сделали валькирии. И это не украшение. Такие кольца носили… талах-ар… ты бы назвал их жрецами. Взгляни на гравировку. Это кольцо открывает дверь, на которой такой же рисунок.
— Старое кольцо и старая дверь… какое значение это может иметь теперь, когда валькирий нет?
— Не знаю, — Риана пожала плечами, спина её внезапно ссутулилась.
Она снова увидела перед собой низкие влажные своды камеры и плеть в руках палача.
«Я хочу знать ответ», — услышала она. Ответ… на вопрос, который она давно забыла… на вопрос, который не мог иметь значения теперь, когда валькирий нет…
— В любом случае я не собираюсь отдавать ему кольцо, — заявил Маркус. Риана улыбнулась.
— Я поступила бы так же.
— Вот только у него Клемента… это немного усложняет дело.
— Я могла бы попробовать вытащить её, — сказала Риана, задумчиво покручивая в руках кольцо.
Маркус с подозрением посмотрел на неё.
— Риана… кто ты? Ты что-то не похожа на тех валькирий, что я видел.
Риана пожала плечами.
— Те валькирии, что ты видел, наверняка выросли на римских кухнях, доедая объедки.
— А ты?
Риана посмотрела на Маркуса с лёгкой насмешкой.
— Я могла бы рассказать. Но разве ты не хотел спать?
Раскинувшийся за стенами город начинал просыпаться. Дворцы и фонтаны тонули в рассветной дымке. Воздух был холоднее и плотнее, чем обычно. Он проникал в самую глубину лёгких, при каждом вдохе. Первые прохожие плотнее кутались в длинные плащи и спешили скрыться между колонн. Густой утренний туман висел над улицами, так что трудно было поверить, что ещё несколько часов назад в этих окнах пылали огни, струились реки вина, слышались страстные стоны и пьяный смех. Город был невинен, как новорожденный младенец, и также свеж.
Риана представила, как расправляет крылья и, оттолкнувшись от земли, кругами поднимается вверх. Там, над крышами особняков, нет густого белого одеяла, воздух прозрачен и чист.
Озеро тумана расстилается внизу, а в нём, как на островах в бурном океане, возвышаются семь холмов. То тут, то там виднеются отдельные здания и самые высокие монументы. Ещё не тронутые лучами солнца, их тёмные силуэты чётко вырисовываются на фоне размытой белизны тумана. Целые кварталы утонули в этой дымке вместе со всеми, кто их населял.
В гордом одиночестве гигантским утёсом нависает над туманом купол Пантеона. Неподалёку взмывает вверх, пронзая сизую пелену, стройный силуэт египетского обелиска — памятник древним фараонам и всего лишь стрелка в гигантских солнечных часах, сооружённых для императора.
Со всех сторон это озеро облаков окружает оправа изумрудных лесов. Извилистая расщелина Тибра пронизывает его насквозь.
— Ты никогда не спишь.
Голос патриция разорвал наваждение, и Риана вздрогнула, услышав его за спиной.
— Боюсь, — признала она, — если бы кто-то задумал убить тебя секунду назад — я вовсе не успела бы воспрепятствовать ему.
— Ничего, — на лице Цебитара, приближавшегося к ней со спины, мелькнула улыбка. Патриций остановился и замер со своей невольницей плечом к плечу. — Думаю, ничего страшного не случится, если ты расслабишься на пару минут.
— Иногда мне кажется, что ты расслабляешься за нас двоих.
Маркус ответил звонким смехом, в котором, однако, не слышалось и тени веселья.
— Я ведь патриций, — ответил он. — Наше дело — почивать на лаврах отцов.
Риана не стала отвечать. Она прекрасно понимала, что Маркус прав, и в то же время, хотя знала его не так уж долго, чувствовала, что сам патриций Цебитар неуловимо отличается от других.
— О чём ты думала? — спросил Маркус раньше, чем Риана успела подобрать подходящие слова.
На мгновение Риане захотелось ответить резкостью — никто, кроме наставника, которого она давно потеряла, не был вправе требовать с неё ответ на подобный вопрос. Однако через секунду это желание прошло и, повинуясь неожиданному порыву, она произнесла:
— Я думала о том, каким увидела бы этот город, если бы могла взлететь.
Маркус молчал. Отвёл взгляд от Рианы, которую разглядывал с того самого момента, как открыл глаза, и посмотрел на покрывавший город туман.
— Сомневаюсь, что он был бы красивей, чем сейчас.
— Ты не прав, — Риана вздохнула и раньше, чем поняла, что говорит, добавила: — Если бы я могла, я бы тебе показала…
Она не успела поймать сорвавшиеся с губ слова, но тут же замолкла, а Маркус задумчиво посмотрел на неё.
— Ты не можешь летать? — спросил он.
Риана покачала головой.
— В плену, — сказала она, — мне сломали крыло.
Маркус молчал. Он снова смотрел в окно, чтобы только не видеть глаз Рианы.
— Я бы хотел, — глухо сказал он, — увидеть тебя до того, как это произошло.
Риана горько усмехнулась. Качнула головой и опустила глаза.
— Не надо, даэв. Не пытайся сделать вид, что мы можем быть кем-то, кроме врагов.
Маркус сглотнул и промолчал.
На некоторое время в комнате повисла тишина.
— Я не помню, чтобы относился к тебе, как к врагу, — заметил Маркус наконец.
— Ты — нет. Но я знаю, на что способен твой народ. Я никогда не поверю ни одному из вас.
Маркус стиснул зубы и снова долго молчал. Он знал, что Риана права, и от того злость становилась только сильней.
— Хочешь сказать, что ты лучше нас? Думаешь, я не знаю этого имени — Помпейская Псина?
Риана вздрогнула. Зрачки её на мгновение расширились, но на Маркуса она не посмотрела.
— Ты оставляла за собой кварталы, сгоревшие до тла. Кварталы, полные людей, которые не заслужили смерть.
— Таков был приказ! — Риана оборвала его и когда повернулась, ни тени сомнения уже не было в её глазах. — Я была рождена из крови и огня. Крови, пролитой вашим народом. Крови наших поэтов и художников, в которых вы увидели хороших рабов. Из огня, который разжёг твой народ. И я тоже знаю историю, Цебитар. Я знаю, что тот, кто начал эту войну. Тот, кто предал нас и захватил Лиру Вен в плен — носил имя твоей семьи.
— Я не отвечаю за свою семью! — оборвал её Маркус.
— О нет, даэв. Ты продолжение её. Ты гордишься тем, что ты Цебитар. Даже сейчас я вижу эту гордость в твоих глазах. И как бы ты не старался сделать незаметным тот факт, что я твоя рабыня — я остаюсь рабыней. В какие бы тряпки ты меня не разодел, я всё равно продолжаю тебе принадлежать. И тебе никогда не придёт в голову дать свободу мне — или тем, кого вы захватили до и после меня. Тем, кто вообще не мог за себя постоять.
— Тот, кто слаб — не заслуживает свободы! — Маркус наконец не сдержал ярости и ударил кулаком по стене.
Риана медленно покачала головой.
— А тот, кто убивает и порабощает — не заслуживает её вдвойне. Нам с тобой никогда друг друга не понять.
— Почему же ты всё ещё здесь? — злая улыбка скользнула по губам патриция. — Разве мало у тебя было возможностей сбежать?
— Куда я побегу? — Риана отвернулась от него и несколько секунд молчала, силясь проглотить вставший в горле ком. — Мой народ мёртв. Мой мир погиб. Я не нужна больше никому. Никому, кроме… — она запнулась, не решаясь выговорить: «тебя».
Снова наступила тишина.
— Я не хочу быть твоим господином лишь до тех пор, пока ты не найдёшь того, кто более устраивает тебя, — сказал Маркус наконец. — Если не способна дать мне верность — уходи прямо сейчас.
Теперь уже Риана молчала. Так долго, что Маркус не выдержал и отступил.
— Я прикажу подать завтрак, — сказал он. Отвернулся и направился к дверям.
Ели они в молчании — сидя по разные стороны стола. Риана старалась не поднимать глаз на слугу, который прислуживал им. Она не любила слуг и не чувствовала