— Наша стенгазета лучше, — сказал я. — Ты фотографии Валеры видел?
— Видел, — кивнул Виталик. — Голые девицы у него получаются лучше, чем одетые.
Здесь я был вынужден с ним согласиться. Ню Валеры были значительно интереснее пейзажей и портретов. Правда, однокурсниц среди фотомоделей я не замечал.
— Он своих девиц не снимает, — сказал Виталик. — В Литву ездит за натурщицами.
— Откуда ты знаешь?
— Да уж знаю. Ты хохмы для Эдика написал?
— Пишу.
У каждого из нас было свое задание. Я сочинял вопросы-ответы для разминки капитанов. «Из кого выходят лучшие священнослужители?» — «Из преподавателей научного атеизма». Большинство моих хохм Эдик безжалостно отвергал, но я не сдавался.
Минск, по обыкновению, погряз в гнилой зиме. Под ногами хлюпала снежная каша, над Свислочью гулял пронзительный ветер, и я с тоской вспоминал залитый солнцем Хадыженск. Надя, жившая по соседству с родителями, писала, что у них уже весна. Какая она на Северном Кавказе? Мне очень хотелось все бросить и рвануть туда, но я понимал, что это неосуществимо.
Журналистов мы победили. В равной игре до последнего было непонятно, кто возьмет верх, и все решила дуэль капитанов. У Эдика вопросы и ответы оказались смешнее.
— Молоток! — обнял меня Эдик после игры. — Без твоих заготовок я бы поплыл.
— Виталик с Каплуновым тоже участвовали, — сказал я.
— Все молодцы! Поехали ко мне домой, отметим.
— Не могу, завтра тренировка.
Тренировки теперь выручали меня в любых ситуациях.
— Выпьем винца? — предлагал Саня Лисин.
— Тренировка, — разводил я руками.
— Сходим в кино? — дергала меня за рукав куртки Зинка Рожкова из четвертой группы.
— По вечерам я тренируюсь, — осторожно высвобождал я рукав из ее цепких пальцев.
Конечно, если бы в кино позвала меня Наташка Калмыкова или хотя бы Поклонская, никаких тренировок не было бы. Но эти не звали.
Сражение физиков и лириков университета в финале Клуба веселых и находчивых вызвало большой интерес. В большом зале главного корпуса яблоку было негде упасть. По моим подсчетам, у физиков было больше болельщиков.
— Так за них математики, химики и прочие географы. За нас одни журналисты, — сказал Эдик.
— Эти тоже против нас, — сказал я. — Но так даже лучше. Тем громче будет наш триумф.
Эдик подергал себя за бородку и ничего не сказал.
Я развернул транспарант, который по моей просьбе большими буквами написал Володя Петров: «У нас много невест, а у вас зятьков». Зятьков был деканом физфака.
— Сам придумал? — спросил Эдик.
— Сам.
— Вешай прямо на занавес. Виталик, помоги.
Мешая друг другу, мы с Виталиком прикрепили транспарант к занавесу. Физики засвистели.
— Действует! — подмигнул мне Эдик.
Как мы и ожидали, наибольший успех имел номер с княжной. Когда на сцену выплыл символический челн Разина, гребцами которого были длинноногие девицы в мини-юбках, захохотали даже члены жюри. Челн подплыл к краю сцены. «И за борт ее бросает в набежавшую волну…» — завопил Виталик. Он был самый голосистый в нашей команде. Разин-Ленка изо всех сил толкнула княжну. За кулисами меня ловили Валера с Крокодилом, и это вызывало беспокойство. Ни один из них не умел толком поймать даже баскетбольный мяч, не то что человека. Но обошлось — поймали.
— Все, победа чистая! — крикнул Эдик, когда я присоединился к команде на сцене. — Против таких разбойников ни один физик не устоит!
Ноги разинских гребцов действительно смотрелись феноменально, зал целиком был на их стороне.
Жюри посовещалось и объявило победу лириков.
7
— Послезавтра едем в Одессу, ты включен в состав команды, — сказал мне Семёныч после тренировки.
— А что в Одессе? — спросил я.
— Турнир в честь освобождения Одессы от фашистов.
— Какого числа ее освободили?
— Десятого апреля. Выезжаем восьмого.
— В это время там можно купаться?
— Не знаю. — Семёныч внимательно посмотрел на меня. — Мы туда едем не купаться.
— Конечно, — сказал я. — Это я так. Люблю море.
— Ну-ну, — хмыкнул Семёныч. — В конце мая первенство Центрального совета «Трудовых резервов». Одесса — хороший турнир для проверки кандидатов.
— Понятно, — кивнул я.
— Ты в республиканскую команду не попадаешь. Но можешь.
Я снова кивнул. Попадать в эту команду мне не хотелось: в конце мая начиналась экзаменационная сессия в университете.
— Вот талоны на питание, — передал мне конверт Семёныч. — Столовую на Урицкого знаешь?
— Знаю, — сказал я.
Полчаса назад Славик Котолыгин мне рассказал, как обменять эти талоны на деньги. Всех талонов было на тридцать рублей. Ты отдаешь конверт буфетчице, она отсчитывает тебе двадцать семь рублей, а три забирает себе.
— Все так делают, — сказал Славик.
Все так все. Я обменял талоны на деньги и теперь спокойно мог ехать в Одессу. И не только в Одессу. Мне казалось, что я вообще могу отправляться в любой регион нашей великой страны, хоть на Дальний Восток, хоть на Памир, а хоть и в Прибалтику, до которой рукой подать. Но больше всего мне хотелось к родителям в Хадыженск. Манили подернутые сизой дымкой предгорья, поросшие дубами, грабами и кизильником, журчала о чем-то загадочном зеленая вода речки Пшиш, в которой хотелось поймать какую-то особенную рыбу, хохотали во все горло, уставившись на тебя бесстыжими глазищами, смуглые девушки. Из Минска все они представлялись исключительно хорошенькими.
— Тебя там уже кто-нибудь ждет? — спросил Валера, когда я ему поведал о Хадыженске.
— Нет, — сказал я.
Меня там действительно никто не ждал. Ну, может быть, соседка Надя. Но она, во-первых, была замужем за физруком техникума, а во-вторых, на шесть лет старше. Судя по пылу, с которым она обнимала меня, замуж она выскочила недоцелованной.
— Так мне же было восемнадцать, когда встретила Прозора, — скорчила она гримасу, когда я ей сказал об этом. — Не с кем было целоваться.
Я подозревал, что по этой части мы с ней были жалкие третьеразрядники, до мастеров еще пахать и пахать.
А вот в борьбе я уже был кандидат в мастера спорта, и меня ждал турнир в Одессе.
— А я в Вильнюс, — сказал Валера, когда я упомянул об Одессе. — Там лучшие фотографы в Союзе.
— Как-то не так снимают? — спросил я.
— Конечно, не так, — кивнул Валера. — У них полутона, заснеженная пленка при проявлении, девушки без комплексов. Надо было в вильнюсский университет поступать.
— А как же мольфары?
— А что мольфары? — покосился на меня Валера.
— В Вильнюсе их нет. Кто там тучами повелевает?
— Криво-Кривейто, — подмигнул мне Валера. — Между прочим, ни одного мольфара живьем я не видел. А хотелось бы снять.
— Опасно, — сказал я.
— Всюду опасно, — пожал крутыми плечами Валера. — Здесь тоже полно шайтанов, сам знаешь.
Это я знал. В лесах обитали лесовики и пущевики, в болотах — болотяники, в полях навевали сон мары, в озере Свитязь под Новогрудком караулили зазевавшихся парней русалки-свитязянки. И была еще деревня Велин на Днепре, где могилы моего деда Александра и бабы Анны. Дед был кем-то вроде мольфара, об этом мне не раз говорил отец.
Велин манил меня не меньше Хадыженска, но в отдаленной перспективе. Сейчас же я ехал в Одессу.
8
В Одессе наша команда поселилась в гостинице на Дерибасовской.
— Самая знаменитая улица в городе, — сказал Семёныч. — Время до тренировки есть, можете пройтись.
Я в компании тяжеловесов Димы Букина и Коли Быкова прогулялся по Дерибасовской. Наша троица, видимо, смотрелась хорошо. Впереди мальчик-с-пальчик, за ним, как телята на веревке, два бугая. Мне наши тяжи нравились больше мухачей. Во всяком случае, меня они слушались беспрекословно. Видимо, им было лень думать самим. Или их просто не научили думать.
Одесса мне нравилась задолго до того, как я в ней оказался. Путеводителем служили книги Катаева, Ильфа и Петрова, Олеши, Паустовского, Бабеля. Я даже с удовольствием читал некоторые стихи Багрицкого, настоящая фамилия которого была Дзюбин. Немалую роль сыграли и песни Утёсова и Бернеса. «Фонтан черемухой покрылся, бульвар Французский был в цвету…» Короче, Молдаванку и Пересыпь я видел как на ладони.
Мы дошли до памятника Дюку, как здесь называли Ришелье, и спустились по Потемкинской лестнице. Она оказалась не такой уж маленькой.
— А куда это гуляет такой красивый мальчик? — спросил меня внизу какой-то мужчина с тростью.
Мне он показался старым дедом.
— Вот у них спроси, — показал я пальцем на своих спутников.
Мужчина скользнул по ним рассеянным взглядом, хмыкнул и прошествовал, поигрывая тростью, дальше.
«А здесь ловить ворон не стоит, — подумал я. — Город порто-франко, однако».
— Чего это он? — спросил Букин.
Как обычно, он среагировал на происходящее с большим опозданием.
— Спросил, какая сейчас погода, — сказал я.
— Нормальная погода, — задрал голову Букин.
— Солнечная, — согласился с ним Быков.
Над Одессой простиралось безоблачное небо. Щекотал лицо легкий ветерок. Где-то вдалеке шумело море.
— В порт пойдем? — спросил я.
— Зачем? — остановился Букин.
— Смотреть на корабли.
— Можно, — сказал Быков.
— Ладно, — вздохнул я. — В порт пойдем в другой раз.
Провожатые переглянулись и послушно поплелись за мной в гостиницу.
Моей главной задачей было держать вес, и я не ходил ни на обед, ни на ужин.
— После взвешивания съешь бифштекс, — успокоил меня перед сном Семёныч. — Я для тебя отложил.
Я сглотнул голодную слюну и отправился спать.
В спортзал мы поехали на трамвае. Как ни странно, народу в вагоне было немного. Всей командой мы сгрудились на задней площадке. Рядом со мной сидела пятилетняя девочка с бабушкой. Видимо, совсем недавно девочка научилась читать и теперь с удовольствием демонстрировала это окружающим.
— Гас-тро-ном! — объявляла она. — Ап-те-ка! Па-рик…