Среди пришедших проводить Ирен таких случайных «скорбящих» не было. Люди выглядели даже не подавленными, а раздавленными горем. Грязь под ногами, угрюмое сивое небо, сероватые брызги ледяной кашицы, падающие сверху, идеально вписывались в безотрадную картину.
Одна из створок тяжелой бурой двери под вывеской «Трупохранилище» приоткрылась, в щель выглянула невзрачная востроносая тетка и деловито, как на складе, выкрикнула:
— На Морозову у кого документы?
От группы провожающих отделилась Полина и поспешила к двери, на ходу открывая сумочку. Переговорив о чем-то с «кладовщицей», она обернулась, махнула рукой и скрылась в здании. Повинуясь ее знаку, двое мужчин — Кулаков, он же Эжен, и Король, он же Чезаре, — подошли к задней двери автобуса-катафалка, приняли гроб и занесли его следом.
«Стало быть, организацию похорон взяли на себя сотрудники Морозовой, — догадался Виктор. — Странно. Правда, Халецкий говорил, что сожитель Ирен в больнице, а родственники ее не жаловали… Но не до такой же степени, чтобы наплевать на всякие приличия… А подруга, верная Лизавета, не оставлявшая Ирен ни в здравии, ни в хвори? Неужели она тоже не пришла?»
Виктор огляделся и только тут заметил незнакомую пару, стоящую поодаль. Человек лет тридцати пяти — сорока, высокий, рыхловатый, и девушка. В автобусе Виктор их не видел, значит, приехали отдельно, своим ходом. И стоят на отшибе. Кто они? Родственники? Знакомые?
Мужчина стоял, опустив непокрытую голову. Мокрые пряди волос облепили лоб, по щекам и подбородку медленно катились капли — то ли слезы, то ли талый снег. А девушка… Вот она, случайная пташка, залетевшая поглазеть на чужую скорбь. На лице написаны любопытство и… что? Нетерпение? Азарт? Беспокойство? Кого-то она выискивает глазами. Вон, взяла спутника за рукав, уговаривает подойти ближе. Кто же это? Неужто дочь Морозовой? Да, прав Халецкий, — тот еще экземпляр!
Обе створки двери снова открылась. Первой вышла Полина. Потом Эжен и Чезаре тяжело выкатили высокую тележку со стоящим на ней гробом. Еще два человека отделились от остальных и поспешили к ним на помощь. Толпа расступилась, освобождая проход к катафалку.
В эту минуту кто-то крепко стиснул локоть Виктора. Он обернулся и увидел Халецкого, но в первый миг его не узнал. Борька — знаменитый на все ГУВД трепач, паяц, симулянт и сибарит — выглядел, словно гончая, учуявшая зайца. В глазах — огонь, ноздри трепещут, тело подрагивает…
— Борис? Ты что здесь делаешь?
— Ш-ш! Быстро пошли отсюда! Ну давай же, шевелись!
— Неудобно как-то уходить, похороны все же… Куда ты меня тянешь?
— В машину. Прекрати вырываться, веди себя прилично. Неудобно ему! Сейчас ты у меня забудешь про неудобства.
— Да что случилось?! Террористы взорвали Кремль? Президента взяли в заложники?
— Хуже! Мы лишились всех свидетелей.
— Ты про Усова с Вязниковым? Так я уже знаю.
— Как, еще и Усов?! Твой лепший кореш с бегающими глазками? И он пропал? Как? Когда?
— Во вторник утром, по дороге на работу. А в среду исчез Вязников — прямо с работы.
— Пых, помяни мое слово: мы имеем дело с нечистой силой. Давай полезай в машину, ибо стоя мои новости выслушивать не рекомендуется.
Виктор покорно занял пассажирское сиденье дряхлой Борисовой «копейки» и приготовился слушать.
— Вчера, получив благословение папы-Песича, поехал я в больницу, повидаться с загадочным сожителем Ирен, — газанув с места, начал Халецкий. — Ты будешь смеяться, но меня замучило жгучее любопытство по поводу его мрачного прошлого. В больнице мне сообщили, что Петр Кронин во вторник отказался от их услуг, собрал вещички и укатил домой. Я спросил, переписали ли они его паспортные данные — меня интересовала прописка. Мне объяснили, что Кронин лежал в платном отделении, его лечение оплатили за несколько дней вперед, поэтому в паспорте и страховом полисе нужды не возникло, а в регистратуре переписали данные с журналистского удостоверения пациента. Данные, скажите пожалуйста! Знаешь, что под ними подразумевалось? Имя и фамилия! Даже отчества нет, не говоря уже про год и место рождения.
— А кем выдано журналистское удостоверение?
— Спроси что-нибудь полегче. В регистратуре считают, что эта информация не заслуживает внимания. Только и запомнили, что оно международного образца, — имя и кириллицей, и латиницей пропечатано.
— А кто оплатил лечение?
— Лизавета, подруга Ирен. Она оставила номер телефона лечащему врачу, просила звонить, если что. И навещала больного тоже она, сиделка по описанию признала. В общем, из больницы я поехал в дом Ирен. Решил, что найду сожителя там, а если нет — узнаю его адрес у Лизаветы. Приехал. Звоню в квартиру Ирен — никого. Звоню в квартиру Лизаветы — тоже тишина. Звоню к соседям — ничего не видели, ничего не знают. И на лавке перед подъездом, как назло, никого нет, погода к посиделкам не располагает. Ладно, думаю, у меня в запасе есть еще один свидетель — Вязников. Лизавета говорила, что он дружил с Ирен, захаживал в гости. Стало быть, с сожителем знаком и, быть может, знает, где его искать. Приезжаю к Вязникову, звоню в квартиру. Как ты думаешь, что происходит? Правильно: ничего. За дверью глухо. Хорошо хоть соседи с Вязниковыми приятельствуют. Объяснили мне, что его жена за границей, контракт у нее на три месяца, а самого Эдика они видели в последний раз накануне, то есть в среду утром. Он торопился на важную встречу и вообще вид имел хмурый, потому поболтать, против обыкновения, не остановился. И все. Аллес. Больше соседи его не видели и не слышали. Я снова поехал к Лизавете. На часах — первый час ночи. Думаю, должна уже вернуться, у нее дочь школьница. Черта с два! Школьница с папочкой оказались в наличии, а Лизавета — как бы не так. Муж ее сам ума не приложит, что произошло. Он с дочерью ездил в гости к своим родителям, а Лизавета отказалась, сославшись на необходимость приглядывать за соседом. Он-де совсем больной, не дай бог, сердце опять шалить начнет, а у него на руках полуторагодовалый карапуз. Муж поворчал немного для виду, но уступил. Лиску, говорит, не перевоспитаешь. Она с детства всякую беспризорную живность, всякую бродячую собаку в дом тащит. Спорить с ней — себе дороже. В общем, уехали они вдвоем с дочерью. Возвращаются — на кухонном столе записка: «Тема, Ритунчик, мне нужно срочно уехать на несколько дней. Вернусь — все объясню. Целую, мама». Артем бросился к соседу — никого. Позвонил в единую справочную по больницам — ни Петр Кронин, ни Михаил Кронин, ни Елизавета Волчек в их списках не значатся. Он проверил одежду жены — вроде все на месте. Нет только пальто, сапог, сумочки с документами и того, что было на Лизавете, когда Тема с Ритунчиком уезжали. Ну, может, еще смена белья пропала, но точно неизвестно — он ведь его никогда не пересчитывал.
— Ну и что, по-твоему, все это значит? — поинтересовался Виктор.
— Хороший вопрос. А главное — уместный, — съязвил Халецкий. — По-моему, это значит, что против нас играет сам шайтан. В одной команде с убийцей Козловского. Смотри, какая дивная картина получается! В четверг труп Козловского находят в холле особняка, где работает чертова пропасть двигательщиков торговли, не считая дантиста с медсестрой. Убийство происходит на пересечении всех торных троп, но тем не менее убийце удается обделать все втихаря. По крайней мере, никто не признается, что застал его за работой. В пятницу больная Ирен за каким-то лешим вылезает из теплой постели и попадает под колеса неизвестного авто с неизвестным водителем. Свидетелей опять же не существует. В понедельник ты сидишь в этом гадюшнике, когда нашим подозреваемым сообщают, что их любимая сотрудница погибла, однако никто не спешит с саморазоблачениями и вообще ничем себя не выдает — это под твоим-то бдительным оком! Единственный, на чьем лице читаются признаки то ли вины, то ли большей по сравнению с другими осведомленности, ускользает у тебя между пальцев и на следующий день, во вторник, растворяется в туманной дали. В среду его примеру следует близкий друг убиенной Ирен. В четверг испаряются сразу трое: возлюбленный Ирен с младенцем и ее ближайшая подруга, она же соседка. Не удивлюсь, если сегодня все три околорекламные фирмы прекратят существование по причине повального переселения штата сотрудников в тонкие миры. И если ты предложишь разумное объяснение всей этой чертовщине, я буду счастлив.
— Предложу, — скромно признался Виктор.
Халецкий выпустил руль и всем корпусом повернулся к младшему товарищу. Машина, тотчас налетев на выбоину, вильнула в сторону и едва не угодила в кювет.
— Эй, полегче! Машину угробишь!
Халецкий с проклятиями выровнял «старушку», пробормотав:
— Чем скорее, тем лучше. — И, уже не отрывая глаз от дороги, скомандовал: — Выкладывай!
Виктор начал с рассказа об обстоятельствах исчезновения Вязникова, а потом вдохновенно изложил свою версию.
— Допустим, что Козловского убил Вязников, а Морозова видела их вместе. Когда труп обнаружили, она, разумеется, промолчала — из дружеских чувств к своему Эдику. Возможно, Ирен просто не хотела верить, что он убийца. Но, терзаемая подозрениями, в пятницу все же позвонила Вязникову, с тем чтобы либо подтвердить их, либо убедиться в его невиновности. Вероятно, она звонила на сотовый, иначе ему пришлось бы говорить при сотрудниках, а так он мог перебраться куда-нибудь в уединенный уголок. Но Усов случайно подслушал Вязникова и понял, что тот беседует с Ирен и назначает ей встречу. А может, и не случайно. Мыкола подозревал в убийстве Козловского свою врагиню и мечтал вывести ее на чистую воду. Вероятно, увидев, как Вязников уединяется с телефоном, он предположил, что звонит Ирен, и припал ухом к замочной скважине. Как бы то ни было, сначала разговор показался ему невинным. Но когда стало известно, что в тот же вечер Ирен погибла, Колюня заподозрил неладное. Не знаю, что он предпринял. Может, вообразил себя сыщиком-любителем и попытался самостоятельно разоблачить убийцу, может, решил подзаработать шантажом, но, так или иначе, он дал Вязникову понять, что знает о его встрече с Ирен…