Лицо Уэнделла лиловеет.
— К твоему сведению, Уэнделл, что бы ты там ни видел, я не прятал вещественные доказательства. Скорее, открывал их, пусть ты и не поймешь, о чем я.
Грину удается протиснуть в легкие кубический дюйм воздуха.
— Как только сможешь дышать, убирайся отсюда. Хоть ползком. Возвращайся к своему автомобилю и уезжай. И не теряй времени, а не то наш общий друг до конца твоих дней усадит тебя в инвалидное кресло.
Медленно, очень медленно Уэнделл Грин поднимается на колени, шумно втягивает ртом воздух. Встает. Машет им открытой ладонью, но значение этого жеста остается загадкой. Может, просит Нюхача и Джека держаться от него подальше, может, говорит, что больше не будет докучать им, может, и первое, и второе. Согнувшись, прижимая руки к животу, он скрывается за углом.
— Наверное, я у вас в долгу, — говорит Нюхач. — Вы позволили мне сдержать слово, которое я дал своей женщине. Но должен признать, Уэнделл Грин — единственный человек, у которого мне действительно хочется оторвать все, что можно.
— Я не знал, успею ли опередить вас.
— Действительно, терпение у меня практически лопнуло.
Мужчины улыбаются.
— Нюхач Сен-Пьер. — Нюхач протягивает руку.
— Джек Сойер. — Джек чувствует, что его рука попала в медвежью лапу.
— Вы собираетесь оставить всю работу полиции штата или продолжите поиски Рыбака?
— А как по-вашему? — спрашивает Джек.
— Если вам понадобится помощь или подкрепление, вы знаете, к кому обратиться. Потому что мне очень хочется поймать этого сукина сына, а я полагаю, если кто-то и сможет это сделать, так только вы.
По дороге в Норвэй-Вэлли Генри, внимательно выслушав рассказ Джека о стычке с Грином и разговоре с Сен-Пьером, кивает:
— Уэнделл сфотографировал тело, это точно. Когда ты вышел из здания и направился к своему пикапу, я услышал, как дважды щелкнул затвор фотоаппарата, но решил, что фотографирует Дейл. Потом услышал вновь, когда ты, Дейл и Дюлак вошли в закусочную, и понял, что кто-то сфотографировал меня.
«Что ж, — сказал я себе, — похоже, к нам пожаловал мистер Уэнделл Грин», — и велел ему выйти из-за угла. Тут с криками понабежали все эти люди. Но я услышал, как мистер Грин, воспользовавшись суматохой, проскользнул внутрь и сделал несколько снимков. А когда вышел оттуда и встал у фасада, твой приятель Нюхач засек его и разобрался с пленкой. Нюхач — это что-то, не так ли?
— Генри, ты собирался мне все это рассказать?
— Конечно, но ты бегал вокруг, а я знал, что мистер Уэнделл Грин не уйдет, пока его не вышвырнут. Я больше не прочитаю ни одного написанного им слова. Никогда.
— Я тоже, — кивает Джек.
— Но ты не собираешься отказаться от розысков Рыбака, не так ли? Что бы ни говорил этот самодовольный коп.
— Теперь просто не могу отказаться. Честно говоря, я думаю, что видения, о которых я вчера упоминал, имели прямое отношение к этому делу.
— Айви-дайви. Давай вернемся к Нюхачу. Правильно ли я расслышал, что ему хотелось оторвать Уэнделлу все лишнее?
— Да, думаю, что да.
— Должно быть, очень интересный человек. Я знаю от своего племянника, что Громобойная пятерка вторую половину дня и вечер субботы проводит в баре «Сэнд». На следующей неделе я, пожалуй, возьму автомобиль Роды и съезжу в Сентралию, пропущу пару кружек пива и поболтаю с мистером Сен-Пьером. Я уверен, что и в музыке у него своеобразные пристрастия.
— Ты хочешь поехать в Сентралию? — Джек таращится на Генри, который чуть-чуть улыбается.
— Слепые могут прекрасно водить машину, — отвечает Генри. — Может, даже лучше, чем большинство зрячих. Рей Чарльз, к примеру, мог.
— Да перестань, Генри. С чего ты взял, что Рей Чарльз мог водить машину?
— С чего, ты спрашиваешь? Потому что однажды в Сиэтле, лет сорок назад, когда я вел программу на KIRO,[73] Рей прокатил меня по городу. Никаких проблем. Конечно, мы не выезжали на главные магистрали, но иной раз Рей точно разгонялся до пятидесяти пяти миль.
— Если это правда было, неужели ты не боялся?
— Боялся? Разумеется, нет. Я был его штурманом. Так что не думаю, что у меня возникнут проблемы с поездкой в Сентралию. На этом шоссе заблудиться негде. Единственная причина, по которой слепые не водят машину, в том, что зрячие запрещают им садиться за руль. Это вопрос власти. Они хотят, чтобы мы оставались в их зависимости. Нюхач Сен-Пьер, безусловно, меня бы понял.
— А я-то думал, что в сумасшедший дом мне предстоит попасть только во второй половине дня, — смеется Джек.
Глава 14
На вершине крутого холма между Норвэй-Вэлли и Арденом, шоссе № 93, до того извилистое, сузившееся до двух полос, распрямляется, спускаясь в город по длинному, пологому склону. С восточной стороны шоссе вершина холма расширяется, переходя в заросшее травой плато. Тут же стоят два столика с облупившейся красной краской для тех, кто хочет полюбоваться замечательным видом на долину, оставшуюся на западе. В ясный день можно заглянуть вдаль на добрых пятнадцать миль.
Фермы, поля, дороги, речки. А на горизонте — сине-зеленые силуэты холмов. И бездонное небо с выбеленными солнцем облаками, которые висят в нем, словно свежевыстиранное белье.
Фред Маршалл съезжает на засыпанную гравием площадку, глушит двигатель «форд эксплорера».
— Позвольте мне вам кое-что показать.
Садясь в «эксплорер» у своего дома, Джек держал в руке потрепанный черный кожаный дипломат. Теперь этот дипломат лежит у него на коленях. На пластине под рукояткой сияют золотом инициалы отца: ФСС, Филип Стивенсон Сойер. Фред пару раз с любопытством посмотрел на дипломат, но ничего не спросил, а Джек предпочел не касаться этой темы. «О содержимом дипломата мы еще успеем поговорить, — думает Джек. После встречи с Джуди Маршалл». Фред вылезает из кабины, Джек приставляет старый дипломат к сиденью и идет за Фредом. Когда они подходят к первому из столиков, Фред обводит рукой расстилающуюся внизу долину:
— У нас не так уж много приманок для туристов, но этот вид — одна из них, не так ли?
— Живописно, — соглашается Джек. — Но я думаю, здесь все красиво.
— Джуди очень нравится этот вид. Если мы едем в Арден в погожий день, она обязательно должна здесь остановиться и выйти из машины, расслабиться, оглядеться. Словно набраться хороших впечатлений, прежде чем вновь вернуться к рутине. Я в таких случаях частенько проявлял нетерпение и думал: «Ну, хватит, ты же видела все это миллион раз, мне пора на работу», — но я ведь мужчина. Короче, мы всегда сворачивали сюда и проводили здесь несколько минут. Теперь я понимаю, что мое жена лучше меня знала жизнь и мне следовало прислушиваться к ней.
Джек улыбается и садится на скамью, ожидая продолжения.
После того как они выехали, Фред ограничился двумя или тремя фразами благодарности, но Джеку понятно, что для более обстоятельного разговора он наметил именно это место.
— Утром я заезжал в больницу, и она… ну, она изменилась. Посмотрев на нее, поговорив с ней, можно понять, что сегодня она в лучшей форме, чем вчера. Она по-прежнему волнуется из-за Тая, но уже по-другому. Вы думаете, сказывается действие лекарств? Я даже не знаю, что они ей дают.
— То есть вы с ней нормально поговорили?
— Можно сказать, что да. Например, она рассказала мне о заметке во вчерашней газете о маленькой девочке из Ла Ривьеры, которая едва не стала третьей в общевисконсинском конкурсе по спеллингу, но не смогла справиться со словом, о которым никто никогда не слышал. Попоплакс или что-то в этом роде.
— Опопанакс, — поправляет его Джек. Голос у него вдруг становится хриплым, словно в горле что-то застряло.
— Вы тоже прочитали эту заметку? Как интересно, вы оба запомнили это слово. Она спрашивала медицинских сестер, пытаясь выяснить, что оно означает, и одна даже заглянула в пару словарей. Но там его не нашла.
Джек нашел это слово в своем «Кратком оксфордском словаре». Его номинальное значение не имело никакого отношения к сущности.[74]
— В этом весь опопанакс, — улыбается Джек. — Первая версия: внятного определения опопанакса нет. Второе: это опасная тайна.
— Ха! — Фред Маршалл, нервно шагающий взад-вперед, останавливается за спиной Джека, который, обернувшись, видит, что Фред оглядывает лежащую под ними долину. — Может, вы правы. — Фред не отрывает глаз он захватывающей дух панорамы. Он еще не перешел к разговору, но заметно приблизился к стартовой черте. — Хорошо, конечно, что ее заинтересовала такая мелочь, крошечная заметка в «Герольд»…
Он украдкой вытирает слезы и делает шаг к горизонту. Поворачивается и встречается с Джеком взглядом.
— Прежде чем вы познакомитесь с Джуди, я хочу кое-что рассказать вам о ней. Беда в том, что я не знаю, как вы это воспримете. Даже для меня это звучит… Ну, не знаю…
— А вы попробуйте, — предлагает Джек.
— Хорошо. — Он сцепляет пальцы рук, наклоняет голову. Когда поднимает — глаза у него беззащитные, как у младенца. — Э… не знаю, как все это выразить. Ладно, просто скажу. Какая-то часть моего рассудка признает, Джуди что-то знает. Я хочу так думать. С другой стороны, я не хочу обманываться, говоря себе, что она более не безумна, поскольку ей стало лучше. Но я хочу в это верить, очень хочу.
— Поверьте мне, она что-то знает. — Странное чувство, вызванное упоминанием опопанакса, исчезает до того, как он произносит эти слова.
— То, что она знает, не совсем ясно даже ей, — продолжает Фред. — Но вы помните? Она знала об исчезновении Тая до того, как я ей сказал.
Он бросает на Джека полный душевной боли взгляд и отступает на шаг. Расцепляет пальцы, вновь сцепляет, смотрит в землю. Еще один внутренний барьер рушится, уступая стремлению рассказать о вставшей перед ним дилемме.
— Ладно, слушайте. Вот что надо знать о Джуди. Она — личность неординарная. Да, конечно, многие мужчины говорят, что у них неординарные жены, но Джуди действительно особенная. Во-первых, она ослепительно красивая, но дело даже не в этом. И она потрясающе