После этого Гронк отправился в нижний город, где снял несколько клетушек в работном доме неподалёку от старых выработок.
Возведённый из белого камня Миль-Канас постоянно нуждался в строительном материале. Раньше его добывали здесь же, на одном из склонов холма-горы. Теперь эта выработка была пуста. Её было обжили бродяги, нищета и людишки, промышлявшие мелким разбоем. Но мечники храма быстро их разогнали, а на входе в старую штольню установили ворота с надёжным замком. Впрочем, Гронк сможет пройти: всё необходимое у него есть.
А в клетушке работного дома уже приготовлен запас еды: сухари, вода, сушёная рыба. Нанят крепкий немногословный мужик, который не будет задавать вопросов и безупречно выполнит порученное за те деньги, что ему обещаны.
В общем, всё, совершенно всё, охотник делал правильно: договорился с Храмом, приготовил место, где можно будет спрятать пойманного беглеца, продумал пути отступления, нашёл охранника… Не в первый раз он добывал для Миаджана нужного человека, и уж точно не в последний. А вечером явится Древний, расскажет, что было решено, исправит сотворённое Киргой и подскажет, как искать Сингура. Гронк мог быть доволен собой — и выглядел довольным.
Но внутри он скрипел зубами от бешенства. Лишь одно его немного успокаивало — мысль о короткой тугой плети, лежащей на диване в покоях гостиного дома. Лежащей так, чтобы грязная потаскуха, для которой плеть предназначалась, могла любоваться ей до прихода хозяина. А ещё нет-нет и вспоминал он о кисете с особым зельем…
К сожалению, Гронк так и не смог понять, что сделала Кирга: колдовать он не умел, не дано было ему и видеть Пути. Собственно, это его нисколько не расстраивало. Все, кому была дана такая способность, жили крайне мало и плохо. Да и из Миаджана их не отпускали. Живыми, во всяком случае. Сингур был первым, кто сумел бежать. И первым, на чей след охотник никак не мог выйти.
Нет, когда-то давно — очень давно! — купленного в Илкатаме Гронка Древние испытывали фимиамом. Он едва выжил. К счастью, открылось, что он не искатель, но охотник! От фимиама он обрёл дар находить людей. С тех самых пор раб, которого едва не признали бесполезным и не убили, стал руками Древних за пределами Миаджана.
За долгую жизнь он выучился многому, а ведь, когда его продавали, не умел и десятой доли того, что умел сейчас.
А теперь? Теперь он сделался бесполезным! Стоило отойти от Кирги на пару десятков шагов, чутье пропадало. Бесследно! Гронк чувствовал только эту вшивую бабу! Например, сейчас точно знал, где она! И это вместо того, чтобы воспринимать переплетения чужих ощущений. Кирга забивала даже ложное направление на Сингура.
Это пугало обычно спокойного и уверенного в себе охотника. Потерять чутьё — хуже, чем потерять руку. Без руки можно жить. А потеря чутья грозила ему потерей головы. Если Древние сочтут, что он бесполезен, если… Об этом даже думать не хотелось. Зато очень хотелось поймать Сингура и избить так, чтобы неделю харкал кровью. С него не убудет. Привычный.
Успокаивал себя Гронк лишь тем, что Древний наверняка сможет исправить сотворённое Киргой, и та после этого испробует на себе кожаную плеть. Немного, два-три удара, чтобы не портить сосуд Господина. А потом в рассечённую плоть можно будет втереть особые зелья. Паралич пополам с безумной болью!!! Терпеливым и стойким мужчинам хватало одного раза, чтобы заговорить. Но от Кирги Гронку требовалась только её способность вмещать Древнего. И потому, когда действие зелий завершится, можно будет повторить.
Эти сладостные мысли немного сдерживали клокочущую внутри ярость.
Гронк уж очень замечтался, однако пристальный взгляд почувствовал сразу. Кожей. Ему навстречу шёл совсем юный мечник, статный и темноглазый.
— Солнца над домом, — вежливо поклонился воин Храма. — Удивлен встретить человека вроде вас в таком квартале.
— Ночей без тревог, — так же учтиво ответил Гронк, грязно выругавшись про себя. — Мне и самому не нравятся эти подворотни, но судьба распорядилась, чтобы по приезде в славный Миль-Канас я обзавёлся сразу тремя рабами. Двое из них до сих пор томятся в городской тюрьме, и я боюсь, как бы они не оставили там всё своё здоровье. Поэтому решил отыскать надсмотрщика за сходную цену и какой-нибудь недорогой угол, где эти проходимцы смогут жить до моего отплытия из Дальянии.
— Достоин уважения рачительный хозяин, заботящийся о своем имуществе, — кивнул мечник. — Значит, вы — тот самый чужеземец, который помог поймать банду портовых разбойников и выполнил работу верных слуг?
Охотник кивнул:
— Я надеюсь, верные слуги на меня не в обиде?
Собеседник улыбнулся:
— Верные слуги вам очень благодарны.
Гронк надеялся, что молодому воину надоест выслуживаться и изображать бывалого, он распрощается и отпустит гостя города на все четыре стороны. Но мечник вместо этого внимательно посмотрел охотнику в глаза:
— Одного я не пойму, уважаемый. Что делал человек вашего положения в грязном портовом переулке, от которого на лигу разит тухлой рыбой? Неужто тоже искал пристанище для своих будущих рабов?
У охотника сердце на миг замерло. Однако он сумел сохранить невозмутимый вид, даже продолжил говорить доброжелательно:
— Да простит меня верный слуга, но последний раз я был в Миль-Канасе несколько лет назад. Отчего-то мне казалось, что на месте этого переулка тогда находились склады. Я решил, что на одном из них испортился товар. И едва не поплатился за свою глупость.
— На месте Требухового переулка всегда был Требуховый переулок, — сухо сказал мечник, после чего поклонился и закончил: — Но, полагаю, путешественнику, много где бывающему, несложно перепутать или забыть места, которые он посещал давно. Ночей без тревог вам, уважаемый Кьен Тао, и только безопасных дорог.
Гронк так же вежливо поклонился:
— Солнца над домом.
На том они и расстались. Но охотник ещё некоторое время чувствовал пристальный взгляд в спину.
* * *
Балаган Стиг с братьями нагнали в холмах, когда солнце уже перевалило за полдень.
Две старые кибитки стояли на обочине дороги. Под ними спали три больших косматых пса. Рядом паслись распряженные лошади. Над маленьким лагерем вился легкий дымок да витал запах незатейливой стряпни.
Вельды услышали дробный топот копыт и испугались. Стиг видел, как юркнули в кибитку две очень похожие девчонки и паренёк. У телег остался стоять растерянный старик, а чуть в стороне от него — возле костра с висящим над ним котелком — замерла кособокая старуха с длинной деревянной ложкой в руках.
Эти люди провели в дороге половину вчерашнего дня, почти не отдыхали ночью и утром тронулись в путь, наверное, даже не дождавшись рассвета. Но сегодня решили, что опасность позади и больше можно не спешить. Однако просчитались. А теперь кляли себя за легкомысленность. Зря… уйти от верховой погони они бы всё равно не смогли. Даже если бы сами ехали верхом. В этом случае их просто нагнали бы позже.
Мечники приблизились и взяли балаган в кольцо, объезжая по кругу. Старик тревожно озирался на вооруженных мужчин, а те рассматривали его и убогую стоянку. Псы рычали, дыбили шерсть на холках, но жались к хозяину — не смели напасть, чувствовали расходящуюся от незнакомцев силу.
Наконец Стиг придержал жеребца и сказал:
— Ночей без тревог, уважаемый. Не ты ли — тот счастливчик, кто дважды поставил в боях на Чужака и получил большой куш?
Старик смотрел на него снизу вверх, кусая губы. Понимал, что лгать не стоит, но при этом не знал, чем обернётся для него правда.
— Истинно говоришь, верный слуга далера, — наконец кивнул он. — Если вы спешитесь и согласитесь разделить с нами скромную трапезу, будет удобнее вести беседу.
Псы тревожно ворчали, поглядывая на чужаков.
— Мы бы спешились, да уж больно грозны твои охранники, — сказал Стиг. — К тому же верные слуги не объедают усталых путников.
Понятливый старик шикнул на собак, загоняя их обратно под телегу. Мечник сделал вид, будто только этого и дожидался, перекинул ногу через луку седла, спрыгнул на землю.
— Мы долго ехали, наши лошади устали, — сказал он. — Если мальчишка, который юркнул в кибитку, поможет вычистить и выгулять их, буду тебе благодарен.
Балаганщик тут же коротко свистнул. На этот свист из ближайшей к мечникам повозки выбрался худенький паренек. Стиг кивнул братьям. Те неторопливо спешились.
— Девушки, что прячутся в кибитке, тоже пусть выходят и ужинают. Невиновные могут не бояться воинов Храма. А теперь расскажи мне, уважаемый, кто ты таков и почему вдруг делал на кругах такие рискованные ставки.
Старик ответил без всякого лукавства:
— Зовут меня Пэйт. Или Старый Пэйт, как будет угодно верному слуге далера. Это — вся моя родня: сестра, племянник и две внучки. Мы кочуем и перебиваемся балаганными представлениями. А ставки я на кругах сделал такие потому, что меня надоумил другой человек.
— Вот как, — Стиг задумчиво постучал себя по голенищу хлыстом. — Что же это был за человек?
Старик замялся, а мечник мягко напомнил:
— Я, как ты правильно заметил, верный слуга далера. И исполняю сейчас его волю. Тебе нечего страшиться, если ты ни в чём не виновен. Но если будешь лгать или отмалчиваться, это будет равносильно презрению воли далера. А верные слуги не прощают пренебрежения.
— Знаю, господин, — почтительно ответил вельд. — Но не знаю, что тебе рассказать.
— Для начала ответь, почему ты так торопливо покинул славный Миль-Канас.
— Дак… — Пэйт почесал затылок. — Куш-то, как ты верно, господин, заметил, мы взяли немалый. Опасались, что отберут. Верные слуги, конечно, следят за порядком, да только ведь Ночные Тени своего не упустят, а у меня защитников — никого, вот и снялись с места, и уехали сразу.
— Ясно. Ну, а теперь про Чужака.
Вельд снова замялся. Тогда Стиг решил немного его подтолкнуть.
— Почему ты поставил на него всё? Уж не ворожба ли подсказала, что он победит? — мечник сделал многозначительную паузу, давая вельду осмыслить крайне нехороший намёк — подозрение в колдовстве.