…А потом они лежали на огромной кровати, Сингур смотрел в мозаичный потолок и ни о чем не думал. Ему было слишком хорошо.
В дверь покоев негромко постучали. Нелани выскользнула из объятий мужчины, накинула длинное просторное одеяние и задернула полог кровати.
— Госпожа, — раздался негромкий голос служанки, — мне поручили принести.
Послышались шаги, что-то звякнуло, прошелестело, а потом дверь закрылась и в покое стало тихо. Только Нелани почти беззвучно переставляла что-то на столе.
— Выбирайся из кровать, ленивый кот. Тебя надо кормить и одевать, чтобы ты снова стал человек.
Сингура удивило то, что её речь сделалась чище. Нелани уже не так искажала слова, как прежде.
— Ты лучше говоришь, заметила? — спросил он, отбрасывая полог.
Шианка задумалась:
— Теперь заметила. Когда ты сказать. Сказал. Это странно.
— Многое странно, — согласился он, думая об исчезнувших шрамах.
— Тебе надо одеться, — Нелани положила на кровать стопку одежды. — И поесть. Совсем тощий.
Он с интересом посмотрел на стопку. Дорогие непривычные ткани: шёлк, парча, тончайший хлопок. Он никогда такого не носил, да и вообще не привык к одежде дальян. Но не нагишом же ходить. Хотя Нелани наверняка понравится, останься он в постели и без одежды.
— Что ты улыбаешься? — спросила шианка, подходя и помогая ему надеть рубаху и обернуть вокруг талии широкий узорчатый пояс.
— Думаю, что без одежды я тебе нравлюсь больше.
— Ты мне нравиться… нравишься весь, — она отступила на шаг, полюбовалась и повторила: — Совсем другой стать.
— Стал.
— Стал.
— Тебе тоже надо одеться, Нелани, — заметил Сингур.
Она пожала плечами:
— Мне и так хорошо.
Тонкий шёлковый наряд, который набросила шианка, скользил по нагому телу, делая её ещё соблазнительней.
Они неторопливо ели. И всё было вкусным. Очень вкусным. Фрукты — сладкими, хлеб — мягким, мясо — ароматным, сыр — острым. Сингур получал невероятное удовольствие от еды. Нелани смотрела на него с улыбкой, и он начал жалеть, что согласился одеться, но тут в дверь снова постучали.
— Открой, — улыбнулась шианка. — Это к тебе теперь.
Сингур озадаченно отставил стакан с лимонной водой, но подчинился.
За дверью стояла Эша. В том самом платье, в котором она ходила все эти дни, с заплетенными в косу тёмными волосами. Его Эша. И она впервые за долгие годы смотрела на брата без опаски, без угрюмой враждебности.
— Эша… — Сингур не успел добавить ничего ещё, так как она торопливо переступила порог и стиснула его в объятиях.
— Эша… — даже дышать ему стало легче. — Эша…
Он гладил сестру по волосам, а она льнула к нему, зарываясь носом в грудь, в непривычно дорогую и ещё не пахнущую им одежду.
— Всё хорошо, — Сингур взял её лицо в ладони. — Всё хорошо. Я жив, я не бросил тебя. Мы что-нибудь придумаем. Здесь хорошие лекари. Очень хорошие. Почему ты плачешь?
По её щекам текли и текли слезы:
— Прости, Сингур…
Она сжала его в объятиях ещё сильнее:
— Прости меня.
Сингуру казалось, что его уже ничем не удивить после случившегося в последние дни, но отчего-то к тому, что Эша обретёт голос, он казался совершенно не готов.
— Эша, ты говоришь?
— Прости меня, — повторила она, и вдруг с тёмных волос покатились на пол сверкающие, словно капли росы, искры. — Прости меня, Сингур.
Искры осыпались, и в объятиях Сингура осталась стоять незнакомая рыжеволосая девушка, смотрящая на него с любовью и жалостью. А он всё ещё сжимал её в руках, не в силах поверить случившемуся.
— Прости, Сингур, — в который уже раз повторила незнакомка. — Эша умерла много лет назад. Меня зовут Ири. Я — многоликая Храма Джерта. Прости, что не смогла тебя любить так, как она.
Комната закачалась вокруг Сингура. Он словно потерял опору под ногами и теперь уже не обнимал, а держался за незнакомую девушку, которую по-прежнему не выпускал из рук.
— Когда? — хрипло спросил он, как будто ответ имел какое-то значение.
Ири осторожно взяла его за локти, подвела к креслу и усадила, словно тяжелобольного, а сама опустилась рядом на низенькую скамеечку.
— Почти сразу, как вы оказались в Миаджане, — ответила она. — Её задушила грудная жаба. Думаю, это случилось ночью, потому что рядом не оказалось никого, кто смог бы помочь или позвать жрецов.
Ну да, ночью. В Миаджане царила удушливая влажность, Сингур боялся, что Эше станет хуже, дышать там было тяжело даже ему — здоровому, а что уж говорить о ней… Но она держалась. Только стала дичиться его. А теперь понятно, почему. Нет. Не может быть! Возможно изменить облик колдовством, но невозможно превратить одного человека в другого! Это ложь.
— Помнишь, ты пришел однажды и сказал, что в подземелья ушли двое и не вернулись? И ещё добавил, что, если с тобой что-то случится, меня, скорее всего, убьют? — рыжеволосая девушка, почувствовав смятение собеседника, взяла его за руку.
Он медленно кивнул.
— А помнишь, когда тебя принесли без памяти, я мазала тебе спину мазью? Долго. Много дней. А потом ты начал слышать камни, — она стиснула его ладонь. — Это была я, Сингур. Не Эша. Я вышла с тобой из подземелий Миаджана, я шла по старому тракту, пока мы не встретили повозку балаганщиков. Я просила тебя не выходить на круг, когда мы приехали в Миль-Канас.
Сирнгур смотрел на неё остановившимся взглядом, пытаясь осмыслить и принять случившееся.
— Но ты… зачем…
— Тебе ли не знать чёрную магию Миаджана? — грустно улыбнулась девушка. — Я не притворялась твоей сестрой. Я была ею. И, наверное, оставалась бы до скончания дней, если бы не вернулась в Миль-Канас, сюда, в Храм. Если бы снова не встретила человека, которого всегда любила. Я не обманывала тебя. Не нарочно.
В светлых глазах стояли слёзы.
— Мне очень, очень жаль, что всё так вышло. Ты не заслужил этой потери. Но я в ней не виновата… — Ири смотрела на собеседника с мольбой, и он словно очнулся.
— Покажи, — тихо попросил Сингур. — Покажи, ты можешь. Я знаю. Я хочу увидеть.
Девушка вздохнула, взяла его за другую руку:
— Смотри.
Золотые искры пронеслись перед глазами Сингура. Он увидел. За долю мгновения увидел всё, о чем она говорила. И понял главное: она не врала. И она действительно не виновата.
— Хватит, — он разорвал прикосновение и встал. — Я понял.
Ири грустно улыбнулась:
— Позволь кое-что сказать?
— Говори, мне всё равно, — ответил он.
— Эша очень любила тебя. Она тебя не боялась. Тебя боялась я. Я тебя не понимала. Ведь мы были чужими. Совсем чужими друг другу. Пока не стали самыми близкими. Сингур, у тебя есть сестра. По-прежнему есть. Может быть, она не совсем та, кем была, но она жива, она рядом, она тебя любит, и она тебе очень благодарна. Не гони меня. Не надо…
В её голосе звучала неприкрытая тоска, а когда Сингур посмотрел на многоликую, то не увидел ни лукавства, ни даже малой тени недобрых помыслов. С удивлением он рассматривал прелестное незнакомое лицо, в котором не было ничего от Эши. Его маленькой пугливой Эши, которую он обязался защищать и оберегать. Доверчивой девочки, чью жизнь исковеркал один-единственный глупый поступок старшего брата.
Сингур сжал кулаки, смиряясь с потерей.
Ири с грустью наблюдала его мучительную тоску.
— Послушай, — сказала она, снова беря собеседника за руку. — Я хотела тебе кое-что подарить. Я знаю: эта вещь тебе дорога и ты будешь по ней тосковать. Аурика — моя сестра — рассказала мне плетение. Вот.
Многоликая осторожно вытянула из рукава изящную шёлковую плетёнку.
— Я знаю: если бы та, что её смастерила, была жива и могла бы сплести новую, она бы сделала её именно такой. Дай руку.
Будто во сне Сингур протянул запястье. И тонкий шёлковый браслет оплёл его в несколько витков.
— Ну вот, — Ири улыбнулась. — Вот теперь всё так, как должно быть.
— А где старая?
— Сгорела вместе с тобой там… где ты поверг Хозяина.
— Спасибо, — только и смог ответить Сингур.
Рыжеволосая девушка поднялась со своей скамеечки, крепко обняла его и поцеловала в щёку.
— А еще далер и Безликий возвращают тебе это, — она передала тяжёлый золотой перстень, украшенный камнем, в глубине которого горела солнечная искра. — И помни: ты самый лучший брат во всех возможных из миров.
— А из тебя сестра не очень получилась, — ответил собеседник, принимая перстень.
Многоликая грустно улыбнулась и кивнула:
— Не очень. Но, думаю, это можно исправить.
— Не знаю.
Она снова обняла его, и он обнял её в ответ.
А потом Ири ушла. В комнате повисла тишина. Тёплый ветер колыхал тонкие занавеси на окне, заставлял вздрагивать полог над кроватью, Сингур же по-прежнему стоял у двери и смотрел в пустоту. Наверное, он стоял так довольно долго, потому что вздрогнул, когда тишину нарушил беззаботный голос Нелани:
— Она обещала мне вышить красный мак на покрывало. Как ты думать, она сдержать слово или я осталась с нос?
Мужчина повернулся к шианке:
— Я останусь с носом, — поправил он.
— Как же! — усмехнулась Нелани. — Тебе только что подарили красивый браслет и золотой перстень. Ты уж точно не останусь с носом.
— Не остался с носом, — опять поправил он.
— Ну да, я так и говорю! — возмутилась собеседница.
— Тихая Вода, — с улыбкой сказал Сингур. — Ты самое лучше, что могло со мной случиться в жизни. Самое. Если тебе так нужен красный мак на покрывале, я попрошу её, чтобы она его вышила.
* * *
Дурой Кирга никогда не была. А потому, едва Повелитель вышел, торопливо привела себя в порядок — умылась, причесалась, оделась — и на цыпочках подошла к двери. Прислушалась. Осторожно выпустила тоненькие нити мерцания, будто не в Храме была, а темной ночью в чужой дом пробралась. Тихо.
Убедившись, что рядом нет никого, кто мог бы увидеть её бегство, воровка выскользнула из покоев в коридор. С собой ничего не взяла, кроме броши многоликой. Драгоценный подарок разбойница спрятала в вырезе платья. Повелитель даст ей за верную службу всё, что она захочет: и блага, и удовольствия. Потому Кирга, хоть и не без сожале