Здесь же — на площади — биться мог всякий, у кого хватало смелости. Например, сейчас дрались Вепрь и Тесак. Читать из простолюдинов мало кто умел, но у каждого бойца была кличка, которую легко отображали кривым рисунком на огромной доске, там же обозначали и ставки — всё честно.
Пэйт обратил внимание, что на Вепря ставили больше. На Тесака поменьше, но не шибко. Значит, шансы у них почти равны. Вон какие оба здоровые, от мышц бугрятся! Опытных видно сразу: они не бахвалятся, берегут силы, каждое движение их точно и лишено суетливости. И Вепрь, и Тесак были опытными. Видать, выставляли их от разных лестниц. Народ орал до хрипоты.
Вепрь был могуч, но медлителен. Тесак двигался быстрее, однако удары у него казались менее сильными, они словно не доставали противника, хотя тот не всегда успевал увернуться. Сам Вепрь ударил дважды. Один раз — в бок. От этого удара Тесак согнулся, а толпа ликующе взвыла. А на второй раз Вепрь отправил противника прямиком на каменную мостовую. Тот упал, приложился головой и сомлел.
Бой был окончен.
Разводной выбежал в середину круга, взмахнул руками и прокричал, прерывая общий гвалт:
— Поединок закончился победой Вепря! Сделавшие ставки, подходите забрать выигранное!
Толпа оживилась. Зрители, кому довелось снять куш, потекли в сторону считаря.
Вепрь же отсел на каменную скамью. Кто-то из сотоварищей либо тех, чью лестницу он представлял, облили взопревшего бойца водой, обтерли тканиной. А на круг вышли двое других. На этот раз «Пятерня» и «Зуб». У Зуба не хватало зуба, а у Пятерни были такие ручищи, что казалось: он может свернуть шею быку, вообще не напрягшись.
Противники сменялись, а затем оставшиеся выходили друг против друга. Толпа свистела, подбадривая любимцев, топала ногами, требуя от бойцов не кружить, выжидая, но бить сильнее и чаще.
Пэйт поглядывал, то на Сингура, стоящего в стороне, то на арену — и не мог поверить, что вальтариец собрался выйти против победителя из… вот этих. Совсем спятил!
Солнце уже клонилось к закату, бои подходили к концу. Пятерня, наконец, вышел против Вепря, и Вепрь уложил его, не растягивая удовольствие. Однако вовсе не потому, что тот устал или дрался хуже. Такие бойцы не устают. Их выносливости позавидует и тягловая лошадь. Просто Вепрь, несмотря на монолитность и неспешность, был силен, а если присмотреться внимательнее, то и достаточно ловок, когда это требовалось. Ещё он обладал одной редкой способностью, которая свойственна только очень хорошим бойцам: умел предугадывать действия противника. Хотя и выглядел тупой горой мышц.
Разводной выскочил на круг, вскидывая руки и объявляя победителя сшибки этого дня.
Зрители восторженно заревели. Ещё бы! Это ведь был не конец.
Подобные битвы завершались всегда одинаково. На круг позволяли ради потехи выйти любому, кто хотел попытать удачу. Тут можно было заработать, просто выстояв против победителя, пока не пересыплется песок из верхней колбы в больших песочных часах, или рассмешив публику. За риск хорошо платили. А если удавалось показать какую-никакую драку — одаривали и вовсе щедро. Другое дело, что вся эта щедрая плата потом могла уйти на лекарей.
— Бой с победителем! — прокричал разводной, вскидывая руку Вепря за запястье. — Бой с победителем!
— Потешный или всерьёз? — тут же отозвались из толпы.
Разводной поглядел на Вепря. Тот приглашающее ухмыльнулся.
— Всерьёз! На ставку, на деньги! Простоять, пока песок сыпется — одна серебряная монета. Уронить — кошель!
Толпа загудела. Зевакам хотелось зрелища. Если найдётся отчаянный, который согласится выйти, со зрителей соберут плату — по несколько медных монет. Но оно того стоило. И законом не возбранялось.
— Бой с победителем на ставку! Есть желающие?
В этот миг Пэйт, наконец, увидел, как Сингур неспешно расстёгивает пояс и стягивает через голову рубаху. Не передумал!!!
Старик поспешил к считарю, вокруг которого уже почти не было людей. Гельт трусил следом. Зеваки оживились, увидев новичка. Засвистели, заулюлюкали. Пэйт слышал, что на кругу разводной спрашивает поединщиков, добровольно ли вышли они на бой, готовы ли к тому, что исход может быть любым, напоминал об условиях: по причинному месту не бить, за волосы друг друга, как бабам, не таскать, до смертоубийства не доводить…
Возле считаря было уже совсем пусто. Ставить в таком бое дозволялось только на новичка. Поэтому неудивительно, что Пэйт оказался единственным из решивших рискнуть. На него поглядели, как на круглого идиота. Старик смахнул со лба пот и сказал, будто оправдываясь:
— Если победит, сниму куш.
Считарь хмыкнул, мордовороты, что его охраняли, переглянулась и, небось, заржали бы, но тут дело серьёзное и ставка большая. Потому сдержались.
— Как заявлять новичка? — спросил считарь. — Имя-то хоть его знаешь? Или кличку?
Балаганщик только руками развел.
— Ну, ступай, гляди. Ежели выстоит, сюда вернёшься, — сказал считарь, после чего вручил старику кусочек исписанной кожи и кивнул одному из своих охранников: — Проводи человека, чтобы наперёд встал и видел всё.
Старика с внуком почтительно вывели к краю круга. Пэйт замер, стискивая Гельта за плечо. Эх и дураки же они! Надо было просто продать тот перстень — толку было бы больше!
— Бьются двое! — тем временем огласил разводной, которому кивнули, что деньги со зрителей собраны. — Вепрь с человеком со стороны. Ставка на новичка одна. Начнут, как рукой махну.
С этими словами разводной выбежал с круга. Повисла короткая пауза, позволяющая поединщикам оценить друг друга, а зрителям оценить поединщиков.
Противники оказались одного роста. И теперь Пэйт глядел на своего бойца, с ужасом понимая, что против видавшего виды Вепря ему не продержаться. Мужчины стояли друг напротив друга. Вепрь смотрел с насмешкой. Сингур был спокоен. Словно не его сейчас покалечат. Пэйту померещилось, будто вальтариец мысленно что-то считает. Лицо его, хотя и казалось бесстрастным, оставалось слишком уж сосредоточенным.
Вепрь стоял скалой. Глыба из мышц и бугров. Голова у него плавно перетекала в шею, шея в плечи, а плечи раздавались в ручищи и отливались в выпуклую широкую грудь. Все гладкое, мощное, маслянисто блестящее, загорелое.
Рядом со своим противником Сингур выглядел совсем мальчишкой. Слишком молодой для таких побоищ, слишком сухой и тощий, кожей бледен, на спине страшный шрам, говорящий о давнем, но сильном увечье. Пэйт пытался разглядеть хоть что-то, что могло сказать о Сингуре как о хорошем опытном бойце, но, будто назло, зацепился взглядом за какую-то засаленную плетенку у него на запястье и теперь в панике думал только об одном: убьют, убьют!
Толпа затаилась, ожидая знатной трёпки наглецу.
Разводной махнул рукой, давая начало бою.
У Пэйта от этого простого движения в животе словно провернулись тупые жернова.
Глава 3
За виденные сегодня бои Сингур смог оценить и сильные, и слабые стороны противника. По привычке он сперва наблюдал за людьми на кругу. Хотя нынче это было пустой тратой времени. Сейчас имело значение только одно — удары сердца. От шестидесяти до восьмидесяти. Он считал. А ещё чувствовал, что на него смотрят. Не все эти люди, нет. Кто-то другой. Один. Смотрит с пронзительным вниманием, слишком пристально. Он кожей осязал взгляд, и от этого сердце волей-неволей пыталось пуститься вскачь.
Нельзя. Это потом. Всё потом.
Противник подобрался. Сингур нарочито неуверенно махнул рукой, как сделал бы любой неопытный боец. Зрители, конечно, засмеялись над недотепой, который не пожалел здоровья ради призрачной надежды на победу. Вепрь легко уклонился и перетёк вправо. Он чувствовал свое превосходство, а потому не спешил. Поиграл плечами, пружинисто попрыгал на месте, покрутил головой, разминая шею. И вдруг его кулак размером с походную наковальню полетел в лицо противнику. Сингур только хмыкнул про себя: бил Вепрь вполсилы. Решил затянуть бой.
* * *
Пэйт так крепко вцепился в плечо внуку, что аж пальцы свело. Впрочем, мальчишка мёртвой хватки не почувствовал, он расширившимися глазами смотрел на арену.
Когда Вепрь ударил, балаганщик зажмурился. Вот и всё. Пропали и перстень, и деньги, и сам Сингур. Пэйт стоял так, пока гудящая толпа внезапно не смолкла. На площади повисла звонкая тишина…
Старик, боясь увидеть лежащего на камнях сообщника, распахнул глаза и опешил. Потому что вальтариец, которому полагалось валяться без памяти, стоял, упираясь коленом Вепрю в хребет, и выворачивал ему руку. Побеждённый уткнулся багровым лицом в горячие камни мостовой, хрипел и сучил ногами. Это продолжалось несколько мгновений, а потом Вепрь взвыл: «Хватит!». И Сингур немедленно его отпустил.
Бой занял от силы несколько счётов.
Балаганщик ещё пару мгновений потрясённо смотрел на бойцов, а затем развернулся и поспешил к столу, за которым сидел считарь.
* * *
Сингур взял из рук ошалевшего разводного туго набитый кошель с монетами и ввинтился в толпу. Люди перед ним раздались в стороны, будто течение реки, встретившее неожиданную преграду.
Пять, шесть, семь, восемь… Сингур считал. Он уже понимал — откат неминуем. В голове гулко стучала кровь. И кто-то всё смотрел ему в спину. Что-то ещё кричали вслед. Он ушёл слишком быстро, так не принято, нельзя. Но плевать он хотел на обычаи поединочных кругов.
За ним шли. Двое, может, трое.
Он перебежал через широкую площадь, быстро спустился по синей лестнице, свернул в короткий переход. Улица здесь была узкая — двоим не разминуться — и круто шла под уклон. Он миновал её бегом, по-прежнему слыша за спиной преследователей. Нырнул в тень длинной каменной арки, быстро взлетел по пёстрой лестнице на верхнюю улицу, снова свернул между домами, в несколько шагов пересек узкий дворик, в котором удушливо пахло сладкими цветами. Какая-то женщина поливала их из маленькой лейки. Она недоуменно оглянулась.
Сингур чувствовал, как медленно закипает кровь, расходясь горячими потоками, стекая от затылка, вдоль позвоночника, обжигающими волнами разбегаясь по телу. Сердце заторопилось, споткнулось и понеслось. И тогда он, уже не пытаясь беречься, бросился вверх по очередной, попавшейся на пути мозаичной лестнице.