Колка дров. — Банда мелкотни. — Дуэль мэра и шерифа. — Тахтон молчит. — Доктор, труп и три китайца. — Шесть долларов. — Демон Мо-Гуй.
1Джошуа Редман по прозвищу Малыш(четырнадцать лет назад)
— Поедешь с Билли в город. Поможешь ему.
— Да, сэр!
На ферме мистера Флоуотера Джош жил уже больше месяца. Ему повезло: оставив за спиной трупы и сгоревший посёлок, ближе к утру он выбрел на просёлочную дорогу, чудом распознав её в предрассветной мгле. Когда взошло солнце, дорога вывела его к ферме. Ферма выглядела зажиточной, не чета отцовской. Дом большой, крепкий, с белёными стенами и черепичной крышей. Амбары, сараи, кораль[17]. Зимняя конюшня на дюжину лошадей. Загон с доброй полусотней свиней. Пшеничное поле, казалось, протянулось к самому горизонту…
— Работник?
Хозяин скептически хмыкнул в густые усы. Почесал в затылке:
— Поленницу видишь?
Джош кивнул.
— Вот тебе топор. Наколи-ка для начала дровишек, а там видно будет.
Когда Джош уверился, что его руки вот-вот отвалятся, а спина с хрустом переломится, как сухая жердь, в голове прошелестело:
«Пусти. Помогу».
В первый миг Джош решил, что голос ему мерещится от усталости. Сосредоточившись на работе, а вскоре на том, чтобы не споткнуться, не упасть, не рубануть себя по ноге, мальчик совсем забыл о призрачном спутнике.
«Пусти. Помогу».
Джош отмахнулся: не до тебя, приятель! Чем призраку топор держать? Святым духом, что ли?!
«Пусти. Помогу».
Тахтон ещё долго шелестел, но Джош его уже не слушал.
К полудню объявился хозяин. Оценил плоды Джошевых усилий. Взгляд его заметно смягчился.
— Иди есть, парень. Заработал.
Оставит, выдохнул Джош. Так и случилось.
Он колол дрова, таскал воду, чистил коровник, ходил за лошадьми. Плата — еда да крыша над головой. Крыша добротная, сэр, не течёт, а кормят досыта, грех жаловаться! Работы хватало, но вкалывать, как в первый день, до седьмого пота — именно вкалывать, сэр, в прямом смысле слова! — больше не приходилось. В целом, жизнь наёмного работника на ферме оказалась не тяжелее, чем жизнь дядиного племянника в посёлке амишей.
Зато жилось куда вольнее.
Про гибель общины Джош рассказал мистеру Флоуотеру на второй день. Хозяин кивнул и этим ограничился. Сообщить о погроме шерифу или федеральным маршалам он не спешил. Бандитов опасается, смекнул Джош. Если прознают, кто донёс… Тобиаса Флоуотера можно было понять: жена, две дочки, хозяйство. Кому охота увидеть своих родных мёртвыми, а ферму сожжённой?
Добровольцев, желающих сойти в ад, всегда маловато.
…до города добрались за пару часов.
Конопатый молчун Билли, старший работник Флоуотеров, остановил телегу возле лавки «Разнообразные припасы Моргана Таусенда». Джош помог Билли перетаскать в лавку мешки с зерном и четыре копчёных окорока. Билли справился бы и сам, но Джошу не хотелось, чтобы старший работник смотрел на него, как на бездельника. Ещё пожалуется мистеру Флоуотеру!
Чай, пуп не развяжется.
Уже три года, как Джош не был в городе и не заходил ни в одну лавку. Припасы у Моргана Таусенда имелись и впрямь самые разнообразные — небось, как раз тысяча и наберётся[18]. Джош глазел на полки, заставленные коробками, жестянками, мешками, мешочками, пакетами, банками и бутылями. Не мешая ему, Билли извлёк список, выданный хозяином, и зачитал, сколько и чего нужно мистеру Флоуотеру в обмен на зерно и окорока, а также в счёт каких-то прошлых поставок. Мистер Таусенд кивал и с невероятной быстротой щёлкал костяшками счётов. Как он при этом успевал делать пометки карандашом на листе бумаги, оставалось загадкой.
— На круг, — подытожил он, — с мистера Флоуотера один доллар и семьдесят три цента.
Билли мотнул головой:
— Наличных сейчас нет. Мистер Флоуотер сказал: рассчитается со следующей поставки. Запишите на его счёт.
— Уже записал. Передайте мистеру Флоуотеру, что с ним приятно иметь дело. Я имел в виду, всегда приятно. Буду ждать грудинку и кур.
— Я передам.
— Можете забирать припасы.
Хозяин принялся выставлять на прилавок пакеты и жестянки. Билли с Джошем потащили их в телегу.
— Стой здесь, — распорядился Билли, когда они вышли. — Смотри в оба, понял? В прошлый раз у нас жестянку кофе и три пачки табаку упёрли!
Джошу стало ясно, зачем его взяли в город.
Охранять — так охранять. Что тут сложного, сэр? Вокруг ни души, лишь в конце улицы шагом проехал всадник на пегой кобыле. Всадник отчаянно кренился то вправо, то влево, как под порывами ветра. Похоже, он был в стельку пьян. Кобыла тоже ступала нетвёрдо, словно они набрались вместе.
Шорох.
Джош обернулся вовремя: мелкий оборванец, на голову ниже Джоша, уже протянул руку, желая ухватить румяное яблоко из корзины.
— Пшёл отсюда!
Джош сцапал оборванца за руку. Тот вывернулся и без долгих разговоров засадил Джошу под дых. Кулак у мальца был твёрдый, костлявый. Джош задохнулся — и получил по затылку, а там и под коленку. Не устояв на ногах, он упал. Вокруг, словно из ниоткуда, возникло с полдюжины чумазых мальчишек. Одни принялись с остервенением пинать жертву ногами, другие вскочили на телегу, хватая всё, что под руку попадётся.
— Билли! — хотел позвать на помощь Джош.
Жестокий удар вышиб из него весь воздух.
«Пусти меня! Я помогу!»
— Помогай! — взвыл Джош.
Мог призрак ему помочь, не мог — сейчас было не до размышлений.
В следующий миг Джош впервые в жизни оказался снаружи. Увидел себя со стороны: жалкий трусишка корчится в пыли. Увидел банду оборванцев, глумящуюся над тюхой-матюхой.
Нет, уже нет.
Тело Джоша превратилось в комок упругих мышц. Даже не пытаясь встать, он кубарем покатился под ноги одному из врагов. Не ожидая такой выходки, мальчишка споткнулся о Джоша и растянулся на земле. Когда он неудачно подвернул руку, Джош услышал сухой хруст, а следом — дикий вопль.
Тахтон встал.
С телеги на него прыгнул юный грабитель. Бросить добычу он не рискнул — так и прыгал, нагруженный украденным. Тахтон сделал шаг в сторону и проводил грабителя шлепком ладони по спине между лопатками.
«Да он и комара не пришибёт!» — возмутился Джош.
Грабитель вспахал носом землю. Рассыпались, покатились яблоки, бумажные пачки с табаком. Когда малец попытался встать, ноги его подкосились. Он снова упал — и Джош увидел, что всё лицо его залито кровью из разбитого носа.
Опомнившись, Джош кинулся тахтону на помощь. Увы, кулак Джошуа Редмана беспрепятственно пронёсся сквозь голову дылды-главаря. Засаленная кепка, лихо сбитая набекрень, даже не вздрогнула. «Призрак! Теперь я призрак!» — с опозданием дошло до Джоша. Странное дело: он совсем не испугался.
Призрак? Отличная работёнка, сэр!
Ничего не болело. Совсем ничего, сэр! Мир сиял и переливался красками — свежевымытое стекло, щедро сбрызнутое радостью и солнечным светом. Тело (есть ли у него тело?!) сделалось лёгким, словно Джош утратил вес до последней унции. Случайно оттолкнувшись от земли, он завис в воздухе на высоте трёх футов, не торопясь опускаться обратно.
Лёгкость. Полёт. Беззаботность. Все беды и тревоги растворились в этом красочном великолепии без остатка, как соль в проточной воде.
Тем временем тахтон в его теле вытворял удивительные штуки. Кто же так дерётся, сэр?! Кто бьёт врага в плечо, когда можно врезать по зубам или расквасить нос?! Да и бьёт-то, как девчонка! Чистая случайность, что после удара враг отшатнулся и с маху приложился затылком об угол телеги! Чистая, говорю вам, случайность!
— Вот тебе! — расхохотался Джош.
И вскрикнул, предупреждая:
— Сзади!
Зря кричал. Тахтон всё видел, даже не оборачиваясь. Подкравшись сзади, дылда-главарь уже бил его в затылок, но тахтон вдруг подпрыгнул и развернулся в воздухе. Сущая чепуха, сэр! Нет чтобы пригнуться, отскочить, лягнуть ногой, наконец…
Кулак угодил Джошу-тахтону в грудь. Главарь вскрикнул, затряс рукой, схватился за повреждённый палец. Выбил? Сломал? Это уже не имело значения, потому что тахтон наконец ударил по-нашему, по-честному: ногой в причинное место.
— Ух-х! — выдохнул дылда, складываясь пополам.
— Ух-х! — откликнулся Джош, полон восторга.
Последний из банды, кто был ещё способен драться, в ужасе пятился от тахтона. Уронил мешочек с сахаром, жестянку с кофе — и бросился наутёк.
— Джош?!
Топоча что твой бык, из-за лавки выбежал Билли. Из новых приобретений он мог похвастаться разве что увесистой палкой. Завидев подмогу, неудачливые грабители сразу вспомнили о множестве неотложных дел, которые ждали их на другом конце города. И припустили прочь — шкандыбая, прихрамывая, охая, держась за ушибленные места, оставляя за собой редкие цепочки багровых капель.
Раздувая ноздри, Билли уставился вслед беглецам. Догнать? Добавить тумаков? Сволóчь к шерифу хотя бы парочку?! Но тут Билли перевёл взгляд на Джоша и раздумал гнаться за малолетками.
— Ты как?
— Нормально.
Джош криво ухмыльнулся и сплюнул кровь. Он и сам не заметил, как вернулся в собственное, данное ему при рождении тело. Гудел затылок, болели рёбра и колено, ныла скула. Во рту было горячо, солоно. Он снова сплюнул.
— Это ты их отделал?
Джош не нашёл ничего лучшего, как пожать плечами. Врать, приписывая себе чужие заслуги, не хотелось. Но скажи Джош правду, Билли счёл бы его сумасшедшим.
— Ну ты орёл, парень! Один — шестерых…
— А ты где был?
— Эти уроды дверь поленом подпёрли, — Билли указал на дверь лавки, которую и впрямь подпирало суковатое полено. — Пока мистер Таусенд открыл чёрный ход, пока я добежал… Извини, парень.
Никогда ещё на памяти Джоша молчун Билли не говорил так много. Они отшвырнули полено и собрали припасы, разбросанные вокруг телеги. Если воришки что-то и сцапали, то вряд ли много.
— Спасибо, — шепнул Джош тахтону, когда Билли отвернулся.
«Зови. Если опасность. Я помогу».
— Здóрово ты их отдубасил! Не слишком, а?
Призрак пожал плечами — в точности как Джош, когда отвечал Билли.
«Они хотели навредить тебе. Я навредил им».
Что на это можно было ответить?
2Джошуа Редман по прозвищу Малыш
— Убили!
— Майка Росса убили!
— Малыш завалил Большого Майка!
Джош в теле. В своём, родимом. Стоит дурак дураком, пялится на другое тело, чужое, распростёртое на земле. Джошуа Редман, сэр, всегда упускает момент, когда они с тахтоном меняются местами. Раз! — и он уже снаружи. Два! — и он снова внутри. Моргнуть не успеете, сэр.
Джош запоздало моргает.
Майк лежит на спине без движения, широко раскинув руки и ноги. В глазах отражается бледное небо. По левому глазу ползает муха, но Майка это ни капельки не беспокоит. Джереми Стокс щупает у Майка пульс, распрямляется, сообщает во всеуслышанье:
— Мёртв.
— Ваша шляпа, сэр.
Перед Джошем стоит Освальд Кристофер МакИнтайр-младший. Подаёт Джошу шляпу, слетевшую во время драки. Во взгляде мальчишки ужас мешается с восхищением. Джош машинально хлопает шляпой об колено, отряхивая пыль; водружает на голову.
— Так-так-так!
Случилось чудо: шериф Дрекстон покинул свой уютный кабинет. Сейчас он стоит в дверях конторы — руки-в-боки, грозней грозного. В точности покойный Майк Росс перед тем, как нарваться на драку! Хмурый взгляд огораживает невидимым кордоном городскую площадь. Зеваки расступаются, дают возможность служителю закона увидеть тело.
— Труп, значит. Убийство, значит.
Очевидное в устах шерифа приобретает дополнительный вес.
— Прямо на площади, значит. Кто видел факт убийства?
— Я видел!
— Я!
— Факт!
— Все видели!
Редкий случай: ни одна живая душа не хочет увильнуть. Весь Элмер-Крик рвётся в свидетели!
— Очень хорошо. Кто убил мистера Росса?
— Малыш!
— Редман, кто ещё!
— Твой помощник, Дрекстон!
— Заместитель!
— Ну да, заместитель…
Взгляд шерифа упирается в Джоша:
— Я вынужден вас арестовать, мистер Редман.
Ладонь Дрекстона опускается на рукоять револьвера. Видя, что Джош безоружен, шериф не спешит его доставать. Что не сказано вслух, написано на лице: «Доигрался, щенок! Думал, если ты у мэра в любимчиках, так тебе сам чёрт не брат? Где тут у нас виселица, а?!»
Чёрт не брат, думает Джош. А если брат?
— Мистер Редман не виноват, сэр!
Вперёд выскакивает МакИнтайр-младший. Голос мальчишки срывается от волнения, «даёт петуха»:
— Майк первый напал!
Толпа — котёл. Вопли Освальда — жаркий огонь:
— Честная драка, сэр! На кулаках, без оружия!
Толпа вскипает. Брызжет криками, грозит ошпарить Дрекстона:
— Парень дело говорит!
— Всё так и было!
— Малыш дрался, как лев!
Как лев, думает Джош. Вряд ли львы дерутся так, как тахтон. Я ведь толком и не понял, что произошло. Раз-два, нырки, тычки, сцепились, упали. Встал один тахтон, в смысле, я. С чего тут Большому Майку помирать, сэр?
— Росс сам нарвался!
Дрекстон морщится, словно ему в физиономию прилетел плевок.
— Я разберусь, кто виноват! А пока что мистер Редман поскучает в камере. До выяснения…
— Мистер Дрекстон!
Огонь гаснет, котёл остывает. Все взгляды устремлены на балкон мэрии. Там воздвигся, картинно облокотившись о белоснежные перила, мистер Киркпатрик собственной мэрской персоной. Хоть портрет с него пиши: брюки и пиджак цвета летней ночи, бархатный жилет, белая — в цвет перил — рубашка. Витой шнурок-галстук, золотая цепочка часов. Да, как можно забыть: лаковые туфли. Такие во всём Элмер-Крик носит один Фредерик Киркпатрик.
У мэра есть стиль, сэр. Если Джошуа Редман желает чего-то добиться в этой жизни, он знает, с кого брать пример.
И кого держаться.
— Надеюсь, вы не против ещё одного свидетеля, мистер Дрекстон?
Мэр не ждёт, пока шериф ему ответит:
— Так уж случилось, что я всё видел от начала до конца. Отсюда прекрасный обзор, при случае можете убедиться.
— Разумеется, сэр. Я с удовольствием выслушаю и запишу ваши показания. После того как преступник…
— Я не ослышался, шериф? Или вы не шериф? Вы судья?
— При чём здесь судья?!
— Вы прилюдно называете преступником человека, который всего лишь защищал свою жизнь? Голыми руками?
— Убийство есть убийство, мистер Киркпатрик!
Шериф твёрдо стоит на своём. Если сейчас он сдаст назад, потеряет лицо на людях — пиши пропало. Прощай, латунная звезда! Говорят, когда падает звезда, это к счастью. Дрекстон отлично знает, кому на грудь упадёт его счастье.
Звезда? Люстра!
Качается люстра, подвешенная к небесам, летает над головой Джошуа Редмана: от мэра к шерифу, от шерифа к мэру. Добрых две сотни фунтов стали, латуни и стекла, сэр! Джош непроизвольно вжимает голову в плечи.
Над ним продолжается дуэль.
— Разумеется, шериф! Но убийства бывают разного рода. Вашего заместителя оскорбили и спровоцировали, когда он исполнял свои служебные обязанности. Если вам мало моих слов, собравшиеся здесь честные граждане Элмер-Крик могут их подтвердить.
Честные граждане могут. Честные граждане так могут, что протест шерифа тонет в народном гневе. Народ и власть едины, сэр! А если какой-то ленивый страж закона, жирный любитель яблочных пирогов…
— Мистер Редман предложил обойтись без оружия, — оркестр надрывается, мэр солирует. — Из чего — обратите внимание, шериф! — неопровержимо следует, что он и в мыслях не держал убивать мистера Росса! Замечу, что мистер Росс на полсотни фунтов тяжелее и на голову выше своего противника. Он первым нанёс удар мистеру Редману. Как честный человек и добропорядочный гражданин, мистер Редман был вынужден защищаться.
— Майк его с ног сбил! — орут из толпы. — Мы думали, Малыш не поднимется!
— Совершенно верно! — подхватывает мистер Киркпатрик. — Вынужденная самооборона, шериф! Разве закон запрещает нам защищать свою жизнь и здоровье?
Солнце слепит честному человеку глаза. Добропорядочный гражданин сдвигает шляпу на лоб. Люстра замедляет движение.
— Но мёртв Майк Росс, — шериф борется до последнего. — А Джошуа Редман жив!
— Вам бы хотелось, чтобы было наоборот?!
Хотелось, сэр, так хотелось, что спасу нет! Но признать это во всеуслышанье для шерифа — натуральное самоубийство.
— Я бы предпочёл, чтобы в Элмер-Крик царило спокойствие!
— Полностью с вами согласен.
— Но раз уж есть труп, то убийцу следует арестовать до выяснения обстоятельств!
— Я вас понимаю. Вы хотите продемонстрировать нам, что закон один для всех — даже для вашего заместителя. Поэтому вы так усердствуете. Мы уже убедились, что у вас нет любимчиков. Теперь спросим у мистера Редмана: желал ли он смерти мистеру Россу?
С ответом Джош не медлит ни секунды:
— Нет, сэр! Иначе я бы просто застрелил его, и делу конец.
Мэр кивает. Мэр одобряет такой подход к делу.
А шериф не одобряет:
— Тогда почему он мёртв?!
— Не знаю, сэр. Мы всего лишь помахали кулаками.
— Верно!
— Так и было!
— Малыш не виноват!
— И за это вы, шериф, намерены бросить мистера Редмана за решётку?
Люстра останавливается. Тает в поднебесье.
Исчезает.
Джош переводит дух. Шериф ещё держится, но уже ясно: обошлось.
— До окончательного выяснения причины смерти Майкла Росса я прошу вас, мистер Редман, не покидать город.
— Слушаюсь, сэр.
— Кто-нибудь, отнесите тело к доктору! И вызовите коронёра.
Четверо добровольцев уносят несчастного Росса.
— Могу ли я закончить свою работу? — бросает Джош в спину шерифу. — Я о наборе добровольцев, сэр.
Шериф оборачивается в дверях. Будь у Дрекстона вместо глаз револьверные дула, Джош уже превратился бы в решето.
— Заканчивай, — цедит Дрекстон сквозь зубы. — И побыстрее!
Когда шериф скрывается в конторе, Джош возвращается к столу, где его с невозмутимым видом ждёт клерк. Цепляет на место звезду, застёгивает пояс с револьверами.
— Так как насчёт меня, сэр?
— Ты принят, Освальд. Мистер Даутфайр, включите МакИнтайра-младшего в список добровольцев.
— Спасибо, сэр!
— Не за что, парень. К полудню быть здесь верхом и при оружии.
— Есть, сэр!
— Следующий…
— Какого чёрта, приятель?! — беззвучно шепчет, нет, кричит Джош.
Тахтон молчит.
— Зачем ты его убил?!
Тахтон молчит.
— Я не хотел его убивать!
Тахтон молчит.
— Я бы и сам справился…
Тахтон молчит.
— Я не просил тебя о помощи! Как ты мог?! Влез в моё тело без разрешения… Без разрешения, чёрт тебя дери! Я тебе что, банк, куда ты вламываешься с винчестером?!
Джошуа Редман буравит взглядом своего ангела-хранителя. Очередной кандидат в добровольцы принимает это на свой счёт, кашляет, умолкает, не закончив фразу. Кандидату страшно. После того, что случилось с Большим Майком, кому угодно будет страшно.
Тахтон молчит.
3Рут Шиммер по прозвищу Шеф
Дома у доктора Беннинга её ждёт труп.
Помимо трупа и доктора, как обычно пьяного в стельку, Рут ждёт мужчина в костюме из серой шерсти и три мелких китайца. Все лица поворачиваются к мисс Шиммер, когда она входит — кроме лица трупа, разумеется.
— Кеннет Ходжес, — представляется серый. — Здешний коронёр[19].
Китайцы что-то щебечут.
— Коронёр, — с невыразимым презрением возглашает доктор Беннинг. — А ну иди сюда, вскрой мне покойничка!
Как и ожидалось, приглашение пропадает втуне. Судя по виду Ходжеса, он с минуты на минуту собирается упасть в обморок. Но, возможно, он всегда так выглядит.
— Коронёр! — доктор всё не может угомониться. — Коновал!
От него разит дешёвым виски.
— Знаю я твои заключения! «Скончался от револьверной раны. Каким образом, не известно, потому что никто не стрелял». И за каждое такое, прости Господи, освидетельствование тебе, бездельнику, платят от девяти до тридцати восьми долларов! Куда катится эта страна?!
Китайцы согласно чирикают.
— Плати мне город столько, сколько тебе, я бы всех вскрыл, выпотрошил и зашил серебряной иголкой! Всех и каждого! Вдоль и поперёк!
Коронёр скупо улыбается:
— Вот поэтому платят не вам, а мне. Боятся, что вскроете.
У доктора Беннинга Рут остановилась, следуя рекомендациям покойного дяди Тома. Когда Томас Эллиот Шиммер ездил один, он, посещая Элмер-Крик, всегда останавливался у Беннинга — в той комнате, где доктор держал лежачих пациентов, выхаживая их при помощи постельного режима, душеспасительных бесед и самогона. Дяде Тому, несмотря на медвежье дядино здоровье, эта метода тоже подходила как нельзя лучше. Постой у Беннинга обходился дешевле всего, а спиртное стоило сущие пустяки, особенно та дрянь, которую Беннинг предпочитал самым дорогим сортам «Pepper Distillery».
Дядя оказался прав. Болтовня доктора Рут не смущала, даже забавляла. А стряпня Дороти была на диво хороша.
Когда доктор состарился так, что перестал справляться с домашним хозяйством, а Дороти — так, что обязанности шлюхи в салуне стали ей невмоготу, доктор забрал её из салуна, выкупив у хозяина заведения — и то ли женился на ней, то ли забыл это сделать. В любом случае, он не прогадал: из Дороти вышла замечательная экономка. Возможно, она удовлетворяла и другие потребности доктора, какими бы мизерными они ни были, но этот щекотливый момент не интересовал Рут.
— Если закон требует, — напыщенно произносит коронёр, — чтобы я выступил свидетелем, я всегда останусь человеком науки. В мои задачи не входит отомстить за жертву, спасти невиновного или уничтожить виновного. Моя задача состоит исключительно в том, чтобы дать заключение в рамках моих научных знаний.
Видно, что слова не его. Ходжес, вне сомнений, заучил их, чтобы щеголять отменным монологом.
— В рамках?
Лысый как колено доктор Беннинг промакивает лысину платком. Это занимает некоторое время. Кажется, докторская плешь потеет за весь организм.
— В рамках твоих научных знаний? Какие у тебя рамки, гробовщик? От стенки до стенки, и крышка сверху?!
— Да, гробовщик, — чопорно соглашается Ходжес. — Если быть точным, владелец похоронного бюро. И поскольку я человек высокой душевной культуры, то я не стану рассказывать, скольких бедняг я похоронил после вашего, мистер Беннинг, извиняюсь, лечения.
— Вот и нёс бы покойника не ко мне, а к этому шарлатану Стрэтчу! Что, съел? Услуги Стрэтча тебе не по карману, вот и прёшься к старику Беннингу! А я добрый, я и за семь долларов сделаю…
— За шесть, — уточняет коронёр. — Не ловчите, доктор.
Дальше Рут не слушает.
Подойдя к столу, она встаёт над трупом. Голый, бесстыдно открытый для всеобщего обозрения, перед ней лежит верзила, которого помощник шерифа Редман забил до смерти на городской площади. Труп не успел окоченеть, кожа сохранила естественный цвет. Синяки, отмечает Рут. От таких синяков не умрёт и ребёнок.
— Причина смерти? — вслух интересуется она.
— Полагаю, — откликается доктор, — его хватил удар. Точнее скажу после вскрытия.
Ходжес перхает, что означает смех.
— Хватил удар? Точнейший диагноз, Беннинг! И за это шесть долларов?!
Щебет китайцев усиливается.
— Почему здесь находятся посторонние? — коронёр делает вид, что только сейчас обнаружил китайцев рядом с собой. — Что они делают?
— Помогают мне, — отмахивается доктор. Приступать к вскрытию Беннинг и не думает, зато не забывает допить початый стаканчик. — Временами я обращаюсь к ним за советом. Это семейство Ли, они держат бакалею на Уилтон-стрит и харчевню в Шанхае…
Шанхаем в Элмер-Крик зовут отдельный китайский квартал на восточной окраине. По большей части там живут азиаты, работающие на строительстве железной дороги.
— Они возят обеды прямо на стройку. Дайте им жестянку червей, стаю саранчи, дохлую лягушку и гремучую змею — и они состряпают обед из трёх блюд на целый взвод узкоглазых. А если ещё и риса подкинете, так они вам роту накормят.
Китайцы расцветают улыбками.
Семейство Ли состоит не из трёх мужчин, как сперва решила Рут. Самый мелкий, можно сказать, миниатюрный из «шанхайцев» при ближайшем рассмотрении оказывается миссис Ли — китаянкой средних лет, одетой на мужской манер: длинная блуза и шаровары. Второй, с выбритым лбом и чёрной, как вороново крыло, косой до пояса, по всей видимости, её муж-бакалейщик. Кем приходится ему горбатый старик в длиннополом халате — отцом, тестем или дядей — можно только гадать.
Миссис Ли тоже подходит к столу. Указывая на труп тоненьким пальчиком, она что-то мяукает, играет бровями, корчит уморительные гримасы.
— В чём дело? — интересуется коронёр. — Чего она хочет?
Рут приглядывается внимательней. Палец китаянки по очереди отмечает все синяки на теле покойника.
— Мой жена говорить, — оказывается, мистер Ли владеет английским, — от сих ран не умирать. Есть рана, какую не замечай. Пустячина, пф-ф-фе! Идти домой, пей-ешь, там и умирай.
Коронёр хмурит брови:
— В смысле, есть повреждения, от которых умираешь не сразу?
Рут не успевает заметить, когда миссис Ли повернулась к ней. Крохотный кулачок, метнувшись к плечу Рут, щёлкает вплотную к ключице — и отдёргивается обратно, словно змея, завершившая атаку.
— Жила лежать на ключица, — переводит мистер Ли, как если бы движение жены было целой речью. — Твёрдая кулак, твёрдая кость. Бей, в жиле стать комок. Кровь-комок, да? Заку…
— Закупорка?
— Да, закупор. Идти домой, идти время, потом умирать. Не знать, от чего.
— Это такие раны? На убитом, да?
— Нет. Совсем нет.
— Аптека у них тоже превосходная, — невпопад замечает доктор Беннинг. — Дайте им пучок бизоньей травы и лапку кузнечика…
— Знаю, — коронёр медленно багровеет от гнева. — И они сделают из этого ведро слабительного! Если речь идёт не о повреждениях Росса, какого чёрта она тут распинается? Голову нам морочит, да?!
Мистер Ли остаётся спокоен:
— Бить люди. Люди бить по-разному. Так, эдак. Здесь не так, не эдак. Здесь бить демон Мо-Гуй. Отбить удачу, десять лет жизни один удар. Демон уметь бить так. Резать мертвяк не поможет. Доктор ничего не узнать.
Хрипло каркает старик.
— Досточтимый Ван подтверждать, — уведомляет муж китаянки. — Голова давать наотрез. Демон Мо-Гуй. Ничего не узнать, ничего.
Доктор Беннинг промакивает лысину:
— Отлично! Я им верю, Ходжес. Вскрытие отменяется, давайте шесть долларов.
— Что я напишу в заключении? — с сарказмом осведомляется коронёр. — Убит невидимым демоном при невыясненных обстоятельствах? Мистер Мо-Гуй приговаривается к смертной казни через повешенье? А также его сообщник мистер Не-Могуй?
— Не мелите чушь! Вы напишете, что побои, причинённые Майклу Россу Джошуа Редманом, не могли повлечь за собой смертельного исхода. Росса хватил удар по причине пьянства, — доктор самодовольно выпячивает грудь, — и невоздержанного образа жизни. Зачинщик Росс, Редман защищался. Подпись, печать, гонорар. Такой вариант вас устраивает?
Нельзя сказать, что Ходжес долго колеблется. Отойдя к подоконнику, куда переставили письменные принадлежности, чтобы освободить место для покойника, он быстро начинает скрипеть пером.
Китаянка что-то мяукает в адрес Рут.
— Мой жена извиняться, — переводит мистер Ли. — Она не хотеть бить вас, мэм. Она хотеть показать. Она не должен быть так делать. Нижайше прощаемся.
Вся троица отвешивает Рут по внушительному поклону.
— Не стоит, — заверяет их Рут. — Я не в обиде.
Она сама не знает, что толкнуло её на совершенно безумный поступок. Прежде чем уйти в комнату, выделенную ей для постоя, Рут ещё раз глядит на труп. Возможно, поводом служит воспоминание об отчиме — сгустке кипящей белизны, каким был Пирс у реки, в мёртвой хватке индейцев. А может, ей вспоминается Джошуа Редман — сгусток белизны в салуне.
Так или иначе, она это делает.