Бумажный тигр. — Каждый на миллион долларов. — Я тебе не тень! — Триумф мистера Киркпатрика. — Кого за смертью посылать.
1Рут Шиммер по прозвищу Шеф
— Ночь, харчевня закрыта.
Рут не двигается с места. Она благодарна Пастору за то, что преподобный не вмешивается в разговор. Так лучше, Рут не знает, чего ждать от Пастора в сложившейся ситуации.
— Покушение, мистер Ли. Покушение на двух помощников шерифа. Мы с вами знаем, что на одного, но судья признáет двойной факт. Разбитый нос Сэмюеля Грэйва тому порука. В худшем случае вашу жену повесят, в лучшем — посадят в тюрьму. Мы — единственная ваша надежда. Мы, наше молчание — и ваша откровенность.
Китаец размышляет.
Долго думать ему не дают — из дома выходит горбун-тесть. Если бакалейщик одет как любой белый мужчина в Элмер-Крик, то отец миссис Ли нарядился в шёлковый халат до пят, а поверх нацепил короткую, расшитую серебром куртку. Голову его украшает круглая шапочка с красной кистью. Словно призрак, явившийся из забытого прошлого, старый китаец встаёт рядом с зятем и совершает невозможное — опускается на колени. Суставы хрустят, плохо гнутся, мышцы отказывают в подчинении. Чтобы не упасть, старик всем весом наваливается на перила.
Мистер Ли кидается к тестю, но горбун отвергает его помощь. Стоя на коленях, он склоняет голову и что-то хрипло мяукает.
— Что он говорит, мистер Ли?
— Что я бумажный тигр, — бакалейщик вздыхает. — Что я родился дураком и умру дураком. Что я всегда ходил под каблуком своей жены, потакая ей в безумных прихотях. Что я должен был запретить ей выходить из дома этой ночью. Побить её, если она ослушается. Запереть дома, связать руки и ноги. Побить Мэйли трудно, но муж должен исполнять свой долг.
— Он сказал всё это?
Рут поражена богатством китайского языка. Столько уместить в одном мяуканьи?
— Нет, мэм. Это сказал я. А досточтимый Ван всего лишь умоляет вас простить его глупую дочь. Если её повесят, он этого не переживёт. Он тогда повесится на воротах вашего дома.
— Зачем?!
— Чтобы вам было стыдно, мэм.
Старик мяукает во второй раз.
— Досточтимый Ван клянётся, что сам накажет Мэйли. Когда она поправится, он побьёт её палкой. Сильно-сильно побьёт, но не сейчас. Сейчас она может умереть.
— От восковой пули? Что за бред?!
Рут поражена. Даже две пули из воска, всаженные помощником шерифа в Мэйли, могли бы привести к смерти только в бурном воображении какого-нибудь газетчика.
— Демон, мэм, — бакалейщик вздыхает. — Яомо. Мэйли — мастер кулачного боя, но демон всё же сумел достать её.
Старик плачет, не стесняясь слёз.
— У моей жены отбита одна десятая часть тянь-цай, четверть жень-цай и около трети ди-цай. В сочетании это значит…
— Господь всемилостивый! — не выдерживает Пастор. — Что у неё отбито?!
Старик плачет.
— Удача, сэр. Десятая часть небесной удачи, четверть человеческой и треть земной. Такое сочетание негативных обстоятельств рождения, дурных поступков и мыслей, а также скверного влияния среды обитания — оно приводит к значительным нарушениям…
Старик мяукает в третий раз.
— Досточтимый Ван говорит, что ни кулак, ни мягкая пуля не подорвали бы здоровья его дочери. Но в сочетании с действиями демона… Нужно время, чтобы к Мэйли вернулись её прежние силы.
Из дома выходит маленькая китаянка. Шаг Мэйли твёрд, спина выпрямлена, как если бы женщина задалась целью подтвердить свою дурную репутацию и опровергнуть слова мужа. На Мэйли та одежда, которую она носила во время покушения. Только лицо больше не закрыто тканью. Кожа цвета пепла туго обтягивает это лицо, выставляя напоказ острые скулы, твёрдый подбородок, нос, заострившийся как у покойника.
Китаянка опускается на колени рядом с отцом.
— Моя жена, — переводит мистер Ли чириканье супруги, — безропотно примет любое наказание, какое вы ей назначите. Она говорит, что смерть — наименьшее, чего она заслуживает. Единственное, о чём она просит — это услышать от вас, как вы её опознали. Мэйли предполагает, что вы узнали её по манере ведения боя. Мастер всегда узнáет другого мастера, даже если видел всего лишь раз, когда тот шёл по улице.
Рут улыбается:
— Я ничего не смыслю в рукопашной, миссис Ли.
— Это неважно, — отвечает китаянка устами мужа. — Человек кулака или стрелок из лука — какая разница? Мастер есть мастер, даже если он играет в шашки.
Рут стирает улыбку с лица:
— Всё гораздо проще, миссис Ли. Ваша семья видела тело Майкла Росса на столе у доктора Беннинга. Ваш отец заверил всех, что Росса убил демон Мо-Гуй. Но все знали, что убийца — мистер Редман, помощник шерифа. Позже ваш муж поведал мне об ужасах, которые царят в Китае, захваченном этими адскими существами. В это же время одна изгнанная душа рассказала другой изгнанной душе…
Рут ждёт недоверия. Осуждения. Возмущения. Скажи она такое в мэрии, салуне, банке — да что там! — скажи она такое в церкви, и приют для умалишённых был бы ей обеспечен. Нет, китайцы слушают, раскрыв рты.
— …что там, где появляется яомо, вскоре открывается чёрный ход для ему подобных. Много смертей, боли, огня. Область большой неудачи здесь, у нас, область большой удачи на родине яомо. У нас решка, у них орёл.
Мистер Ли журчит, как ручей: переводит для жены и тестя.
— Готова поклясться, про чёрный ход вам известно лучше моего. Мужчины не были согласны с вашей идеей, миссис Ли? Я права?
— Да, — кивает Мэйли. — Досточтимый отец сказал: надо бежать, пока не грянуло. Досточтимый муж сказал: у нас дом, дело, имущество. Как бросить? Нужно время, чтобы перевести всё это в деньги. Досточтимый отец назвал досточтимого мужа безумцем. Досточтимый муж назвал досточтимого отца… Я не хочу повторять это слово. Слушая их перепалку, я поняла, что они не договорятся. Не желая ссоры в семье, я приняла решение: убить демона. Я не у-сен, как вы, я никогда не видела демонов иначе, чем одетых в человеческие тела…
— Кто ещё видит демонов? Я имею в виду, кроме у-сен?
— Дети.
— Все дети?!
— Нет, не все. Чаще это подростки на границе детства и юности. Если ребёнок несчастен, испуган, отчаялся, если душа его выгорела от беды — он способен увидеть яомо. Если рядом открылся чёрный ход и демон выбрался наружу — ребёнок его увидит. Пожалеет, возьмёт с собой, поддастся на уговоры… Ещё говорят, что яомо видят умирающие, но я не знаю, правда это или нет. Так или иначе, я не видела яомо в свободном состоянии. Но я ведь знала, кто убил Майкла Росса? Покончи я с телом, которое носит яомо, и демон ушёл бы в поисках новой одежды — либо расточился бы, не найдя замены вовремя. Нам не пришлось бы бежать из Элмер-Крик…
Рут разводит руками:
— И вы ещё спрашивали, как я вас опознала? Кто ещё, кроме вас, мог поднять руку на мистера Редмана? Только вы понимали, кого пытаетесь убить — и ради чего.
— У мистера Редмана нет других врагов?
— Есть. Но иной враг явился бы с револьвером. Кстати, теперь есть вопрос и у меня. Когда я застала вас ночью здесь, у столба, на столе лежала винтовка. Вы хотели застрелить мистера Редмана? Почему вы передумали?
— Это не моя винтовка.
Китаянка смотрит в пол, её голос почти не слышен. К счастью, мистер Ли переводит громко и чётко, не пытаясь играть в дикого китаёзу:
— Это винтовка моего досточтимого отца. После переезда в Осмаку он четыре с половиной года был охотником на бизонов. Когда огромный бык искалечил его, мы с трудом уговорили моего отца бросить это занятие. Я всегда чищу его винтовку, это моя обязанность.
— Да, — соглашается Рут. — Я вас понимаю. Случалось, я тоже чистила оружие своего дяди. Хорошо, мы все живы, а наше оружие вычищено. Тут и встаёт главный вопрос: что же нам делать? Нам всем?
2Джошуа Редман по прозвищу Малыш
Джошуа Редман обводит взглядом свою новую банду.
Китайская семья: старик, больная, бакалейщик. Женщина-стрелок. Безумный проповедник. Нет, сэр, я не забыл: ещё неприкаянный дух, ваш покорный слуга. Отличная компания, сэр, каждый на миллион долларов.
Что, говорите, нам теперь делать? Грабить поезда? Дилижансы? Банки? Заколачивать досками чёрный ход?!
Хорошая мысль, сэр. Прибыльная.
Луна опустилась ниже, сделалась красной, словно за пределами города бушуют лесные пожары. Её свет напоминает Джошу пожар, в котором сгорел посёлок дяди Филипа и тёти Мэри. Там, на границе дымящихся руин, один несчастный мальчишка встретил другого — притворщика в детской личине. Дальше они пошли вместе, на счастье одного и на беду другого.
Орёл и решка. Удача и неудача.
«Я не испытываю к тебе чувств. Никаких чувств, добрых или злых. Я вообще не испытываю чувств в твоём понимании. Все мои чувства, необъяснимые для тебя, направлены на мне подобных. Много ли у тебя чувств к своим штанам? Башмакам? Да, ты для меня важнее башмаков. Но эта важность не делает тебя кем-то, заслуживающим моих чувств. Она делает тебя чем-то, а к чему-то я равнодушен».
Тринадцать лет — прекрасный возраст, чтобы умереть. Двадцать семь — тоже неплохо. Девяносто восемь — ещё лучше. Но все возрасты хороши, чтобы жить. Не сомневайтесь, сэр, это чистая правда.
3Рут Шиммер по прозвищу Шеф
— Где Дэйв? И где ты шлялась всю эту ночь?!
Пирс в бешенстве. Его последний вопрос — вопрос отца к гулящей дочери — рассмешил бы Рут, если бы у неё остались силы и желание смеяться.
— Я стучался к тебе. Стучал в двери, в стену. Жильцы жаловались, но что мне до них? Только не ври мне, что ты спала! От моего стука и мёртвые бы воскресли! Как вы могли оставить меня одного?
Это звучит так, словно Гранд-Отель — притон отъявленных убийц.
— Дэйв мёртв. Не кричи.
Лучше постучи, горит на языке. Постучи, Пирс, и мёртвые воскреснут. Промолчать — подвиг, но мисс Шиммер справляется.
Ответ бьёт Пирса под дых. Отчим замирает с вытаращенными глазами и разинутым ртом: не человек — кукла. Рут не поручилась бы, что это лишь оборот речи.
— Мёртв? Что с Дэйвом?
— Застрелен из револьвера возле церкви.
— Кем? Этим сумасшедшим пастором?! Я знал, знал! Я говорил Дэйву: ты слишком самоуверен, ты всё делаешь с нахрапу, так нельзя…
— Дэйва застрелила я.
— Вы повздорили? Чёрт возьми, что вы не поделили?!
— Дэйв покушался на жизнь преподобного. Я успела первой.
— Что ты делала ночью у церкви? Ты была одна?
— Я прогуливалась. У меня бессонница.
Нет, это решительно разговор строгого родителя с заблудшим чадом.
— Я должен был тебе сказать, — с потухшим взглядом бормочет Пирс. По лицу его катятся блестящие капли пота. — Надо было сказать. Тогда бы ты по крайней мере не вмешивалась. Тогда был бы шанс. Преподобный цел? Может, он хотя бы ранен?
— Преподобный Элайджа жив и невредим.
— Элайджа? Ты сказала — Элайджа?!
И вопль, способный посрамить трубу Иерихона:
— При чём здесь Элайджа?!
— Перед смертью Дэйв в присутствии свидетелей заявил, что покушался на Элайджу.
Спасая тебя, мысленно добавляет Рут. Она не в силах поверить, что говорит с тахтоном. Мо-Гуй, яомо — как их там? Это же Пирс, Бенджамен Пирс собственной отвратительной персоной! Не сказать, чтобы мисс Шиммер хорошо знала натуру мужа своей матери, но именно таким он представлялся в воображении Рут. Мелкий, трусоватый, прячущийся за чужой спиной, любитель ударить исподтишка…
Она не выдерживает.
Взгляд шансфайтера. Талант шансфайтера.
Пирс — слепящая белизна — возбуждён известием о гибели Красавчика. Бегает по комнате, заламывает руки. Он не замечает, что падчерица смотрит на него так, будто собралась стрелять. Но и Рут не замечает рядом с Пирсом того, кого она ещё недавно звала воображаемым другом. Это ничего не значит, призрак мог уйти, они не привязаны к телу верёвкой. Но даже окажись призрак на месте, Рут не смогла бы выяснить, ложная это душа или истинная, не заговорив со спутником отчима. Да и то — разве ложная душа обязана говорить правду мисс Шиммер? Бес — не свидетель под присягой, а Рут — не судья в парике.
С другой стороны, тахтоны боятся вылезать из краденых, откованных заново доспехов в присутствии шансфайтера. Значит, можно поставить семь к трём, что «плод фантазии», будь он здесь — изгнанный Бенджамен Пирс.
Вся эта рулетка сводит Рут с ума. Рулетка и бессонная ночь.
Пирс садится, нет, валится за стол. Суёт в рот всё подряд: кукурузные оладьи с патокой, фасолевый пирог, бобовое пюре под мормонским соусом. Густо мажет на хлеб сладкое свиное масло[37], добавляет соль, перец, откусывает здоровенный кусок. Завтрак Пирсу принесли в комнату, так как постоялец не желал спускаться в ресторан. Но это не завтрак, это натуральный chuckwagon[38]! Должно быть, демон, захвативший тело, нуждается в дополнительном питании. А может, у отчима есть дурная привычка заедать свои страхи.
— Ничего, — бормочет он. — Ничего нельзя поручить! Всё испортят, просрут, превратят в кусок дерьма. За каждым надо ходить, как за безмозглым сопляком…
Разобрать, что он говорит с набитым ртом — та ещё задачка. Но даже если Рут ошибается в деталях, общий смысл ей ясен.
— От меня ни на шаг, — предупреждает Пирс. — Бдительность, вот твоё второе имя. Поняла?
Бессонная, безумная ночь сказывается невпопад.
— Я тебе не тень, — огрызается Рут. — А даже если и так, то и у тени бывают выходные.
— Зачем тени выходной?
— Прогуляться по городу. Выпить виски с друзьями. Отдохнуть от тела. Сходить, в конце концов, на похороны к другой тени.
Отчим смотрит на неё так, словно впервые увидел. Рут уже жалеет, что развязала язык. Надо быть сдержанней.
— От меня ни на шаг, — повторяет Пирс. — Держи руку на револьвере.
— Куда мы идём?
— В мэрию.
— Опять?
Пирс не отвечает. Пирс ест.
4Рут Шиммер по прозвищу Шеф
Мэр ликует. Мэр полон восторга.
Восторг — виски по цене годового пансиона в колледже Клемстона. Выдержанный в дубовых бочках, он мягко бьёт в голову, а во рту оставляет дым и яблоневый сад. Рут представляет себе этот сад и понимает, что сад горит.
Стол сияет весенней лужайкой. Крутится воображаемая рулетка, выбрасывая мистеру Киркпатрику все выигрыши, какие есть на свете. Это чудо, но почему бы и нет?
«Они чудеса, — слышит Рут голос Саймона Купера, шансфайтера, безумца и экзорциста. Она уже слышала эти слова от проповедника, только наяву. — Злые разумные чудеса. Нарушение физических законов и Господнего миропорядка…»
— Зачем вы пригласили меня, Фред?
Пирс не в духе. С порога он берёт быка за рога:
— Вчера я уже отказал вам. Полагаете, за ночь я передумал?
— О, Бен! — неласковый пролог мало смущает мэра. — Мой дорогой, мой упрямый Бен! Уверен, ваш отказ — всего лишь уловка делового человека. Я же, как вам известно, человек прямой. Помните? Так вот, я прямой лишь до известной степени. Сегодня мы сдадим карты по новой. Готов биться об заклад, вы не станете блефовать с жалкой парой против роял-флеша[39]!
Широкий жест:
— Приглашаю вас на балкон! Мисс Шиммер, вас это тоже касается. Триумф в одиночку — жалкая скука. Триумфы надо разделять с партнёрами и красавицами, так они слаще!
С партнёрами, мысленно повторяет Рут. И с красавицами. Хорошо сказано, спору нет. Мисс Шиммер — такая же красавица, как Бенджамен Пирс для мэра — партнёр.
На балконе ветрено. Надо придерживать шляпу, а то и надвинуть её поглубже, иначе унесёт. Солнце и ветер — обычная погода для Элмер-Крик. И вид с балкона открывается самый обычный: улица, площадь, контора шерифа напротив. Салун, филиал Первого Национального Банка Нортфилда, оружейная лавка, магазин Фостера. Чета манекенов в витрине, дама и джентльмен — наряды, которые здесь никто не купит.
Единственное, что нарушает зубодробительную обыденность пейзажа — индейцы.
Трое шошонов въезжают в город, едут по центральной улице. Две лошади, один мул. На муле едет вождь[40], Рут узнаёт Горбатого Бизона. Рядом на пегой кобыле неспешно труси́т Серая Сова, фабричный шаман. Вид у шамана сонный, кажется, что он вот-вот вывалится из седла.
Чуть поотстав от старших, сдерживает гнедого мерина Хвост Оленя. Судя по виду молодого индейца, рана, нанесённая ему молодым стрелком Арчи, не слишком тяготит Хвост Оленя. Интересно, думает Рут, тяготит ли это самого Арчи. После раскаяния, которое всадил в него Пастор…
Вряд ли. Малый калибр, сказал проповедник.
— Вот! — мэр выпячивает челюсть. Он не похож на триумфатора, скорее, на игрока, сорвавшего банк. — Видите?
Пирс равнодушен:
— Вижу. И замечу, что это не те шошоны, какими следует хвастаться. Вы уговорили их продать мне искры племени? С меня комиссионные, Фред.
— Искры? У меня с ними куда лучший уговор. Помните, я говорил вам о купле-продаже участка, на котором развёрнут нефтепромысел Сазерлендов? Шошоны приехали подписать купчую. Вы хотели править здесь единолично? Ах да, не вы, а ваша компания. Сейчас вы увидите, как подпись на документе разрушает все ваши планы. Фредерика Киркпатрика на хромой козе не объехать, сэр! Фредерик Киркпатрик та ещё заноза…
— Подпись?
— Серая Сова знает грамоту. Хитрая бестия этот шаман! Проект договора, который я выслал в племя с курьером, он изучил от корки до корки. Мы трижды вносили исправления. Вождь без Серой Совы и шагу не ступит. Не знаю, как здешние дýхи, а я бы не отказался от такого юриста. Сейчас мы закончим дела с ними, а затем продолжим дела с вами. Сядем, обсудим, ударим по рукам. Мужчины выпьют виски, даме предложим портвейна. У меня есть бутылочка — калифорнийский, разумеется, но недурной, пятьдесят центов за бутылку…
Калифорнийский, отмечает Рут. Полдоллара за бутылку. Небось, три года выдержки. Счастье-то какое! Владыка Элмер-Крик снизошёл к упрямым ничтожествам. А шошонам нальют пива в салуне, за счёт заведения.
Индейцы останавливаются под балконом.
— Добро пожаловать! — мэр раскидывает руки крестом. Похоже, это вошло у него в привычку. — Поднимайтесь, я жду. Сейчас вы сделаетесь богачами…
Индейцы остаются в сёдлах. Горбатый Бизон что-то говорит.
— Нам нужны лошади, — переводит шаман. — Лошади и мулы. Нам нужны одеяла, ружья, патроны, табак. Наше племя — бедное племя. Мы жили бедными и умрём бедными…
— Богатыми, — поправляет мэр. — Богатыми!
— Мы жили и умрём бедными. Без лошадей, ружей, одеял. Мы не продадим нашу землю. Сделка отменяется, земля наша. Мы обещали приехать, мы приехали. Теперь мы вернёмся обратно.
— Триумф? — интересуется Пирс, закатывая глаза. — О да, триумф горек в одиночку. В компании он куда слаще!
У мистера Киркпатрика такой вид, словно он упал с балкона в выгребную яму. Барахтается в вонючей жиже, загребает руками, а вокруг столпился весь Элмер-Крик и даёт советы.
— Мы договорились! — мэр хрипнет. — Мы ударили по рукам!
Горбатый Бизон разворачивает мула.
— Нам нужны лошади и ружья, — Серая Сова привстаёт на стременах. — Но мы не союзники злым духам нинимби! Если мы сделаем это, Небесный Волк, устроитель мира, сбросит наши презренные души в кал койота. Он не даст нам воду и пищу, вода не даст нам силу и пища не даст нам силу. А мы хотим жить так долго, как только сможем! Шошоны не торгуют Там-Согобиа, Матерью-Землёй, словно дровами для костра. Нинимби, разжигай костёр сам, из чего найдёшь! Шошоны тебе не помощники!
Мэр бледнеет. Мэр полон ярости.
Рут ждёт чего угодно: проклятий, оскорблений, попыток уговорить твердолобых дикарей. Но она недооценивает Фредерика Киркпатрика.
— Мистер Дрекстон! — быком ревёт мэр. — Мистер Дрекстон, вы меня слышите?
Если кричать с балкона, ветер разносит крик далеко.
5Джошуа Редман по прозвищу Малыш(двадцать минут назад)
— Где ты шлялся, бездельник?! Тебя за смертью посылать!
Шериф Дрекстон с утра был не в духе. Не в духе?! Шериф — паровой котёл, у которого вот-вот сорвёт крышку. Даже шляпа на голове подпрыгивала. Дым от вонючей сигары — Дрекстон иных не курил — легко сошёл бы за пар, рвущийся на волю.
— Где? Твоё задание выполнял!
И старина Хэтчер кисло добавил:
— Сэр.
Неду Хэтчеру палец в рот не клади. Нед Хэтчер за словом в карман не лазит, разве что в кобуру. Не будь Дрекстон начальником Хэтчера — не сомневайтесь, сэр, Нед высказал бы ему всё, что думает. Дрекстона бы пополам порвало! Старина Хэтчер сдерживался из последних сил: кому охота остаться без звезды и жалованья? Но смотрел он на шерифа так, будто и впрямь ездил за смертью. Съездил, нашёл, приволок в Элмер-Крик — и готов спустить её на Дрекстона сей момент.
Шериф сверкнул взглядом из-под насупленных бровей:
— Докладывай!
Пользуясь своей невидимостью, Джош бродил по конторе. Жаль, стащить ничего не получалось или, к примеру, опрокинуть. То-то была бы потеха! Пропустить что-нибудь из сказанного Джош не боялся: с его-то нынешним слухом? Кто теперь глаза и уши нашей новой банды? Джошуа Редман, сэр! Лучшего разведчика, чем призрак, в мире не сыскать. Чтобы заполучить своё тело обратно, мы готовы шпионить за самим чёртом сутки напролёт!
— …к шахте приехали на двух лошадях. С Освальдом кто-то был. Следы нечёткие: копыта тряпками обмотали. Но лошадей две, ручаюсь.
— Ручается он! Кто второй?!
— Он мне что, подпись оставил? На динамите? Я следопыт, а не Господь Бог!
С площади донёсся перестук копыт, следом — голоса.
Джош выглянул в окно: вот это поворот, сэр! Мистер Киркпатрик и саквояжник Пирс стояли на балконе мэрии, а внизу куковала в сёдлах компания индейцев. Что здесь забыли краснокожие? Ага, на балконе ещё и мисс Шиммер. Можно не отвлекаться, эта сорвиголова и без Джоша всё вызнает.
— За что я тебе плачý?! Ты должен был выследить убийцу, понял! Привезти мне его имя! Фамилию!
Да что он так орёт? В Коул-Хоул, небось, слышно!
Джош страдальчески поморщился. Острый слух имел свои недостатки, от воплей шерифа голова чуть не лопалась. Или это не от воплей? Не только от воплей? От Дрекстона явственно исходили волны гнева. Гребни волн пенились барашками ярости. Что за вожжа ему под хвост попала? Большего, чем Нед, и краснокожий не выяснил бы…
Вокруг Неда клубилась туча чёрной злобы. В старине Хэтчере полыхал личный нефтепромысел, смоляной дым валил наружу.
— Найдёшь лучшего следопыта, чем я — познакомишь! Я с радостью у него поучусь. А пока что моё слово такое: эти двое приехали от Сазерлендов. Всё, точка! Хотя нет, не всё.
— Что ещё?!
— При всём уважении, сэр, — на морщинистом лице Неда ясно читалось желание плюнуть шерифу под ноги, а то и в лицо. — Так вот, при всём моём охрененном, богом проклятом уважении, платишь мне не ты, а город.
— Ты! Ты!
Лоснящаяся физиономия шерифа побагровела. Брызжа слюной, Дрекстон не сразу находил подходящие слова:
— Грёбаный законник! Будешь меня учить?!
Скрипнула дверь. В проёме воздвигся Белобрысый Ганс, та ещё дылда:
— Простите, сэр. Я не вовремя?
— А ты как, мать твою, думаешь?! Зачем припёрся?!
— С докладом, сэр. После обхода…
Ганс мялся в дверях, готовый ретироваться в любой момент.
— Если ты сейчас скажешь, что ещё кого-то убили…
Дрекстон вознамерился было сорвать гнев на безобидном Гансе, но шерифа прервал зычный голос мэра:
— Мистер Дрекстон! Мистер Дрекстон, вы меня слышите?