– Хорош уже скорпиона за яйца тянуть, – выкрикивает Вардис. – Чего удумал?
– Ты, как всегда, сразу к делу, – вздыхаю. – Ладно, наши с вами занятия для ума начинаются с очень простого. Повторяйте за мной. А-а-а-а-а.
Толпа на поле сидит молча и пока не понимает, что от них требуют.
– Смелее, – говорю. – Тут нет никакого подвоха или скрытого смысла. Просто откройте рот и произнесите вслед за мной. А-а-а-а-а.
– А-а! – истерично взвизгивает Арназ, будто его кто-то ущипнул.
– Не так, – говорю. – Вдохните, а затем спокойно и размеренно выдохните, напрягая голосовые связки.
Неуверенно толпа произносит заданный мною звук. Чувствую себя руководителем оркестра, только дирижёрской палочки не хватает.
– А теперь повторите его, но коротко. А.
Десятки голосов на стадионе повторяют за мной. Они пока не знают, зачем это делают, а я не могу им объяснить – слишком рано.
– Что вы только что произнесли? – спрашиваю.
– Слово, – отвечает Хоб, задумавшись.
– Это не слово, – поправляет Лира. – Это всего лишь звук.
– Верно, – говорю. – Вы только что произнесли звук «а». Как думаете, можно ли нарисовать этот звук?
Люди впереди молчат. Этот вопрос для них не имеет смысла: как можно нарисовать что-то невидимое? Это легко можно сделать с человеком: две ноги, две руки, овальное тело, круглая голова. Нарисовать можно животное, камень, даже солнце. Но нарисовать звук – такая же бессмыслица, как произнести свет.
– Нельзя, – отвечает Велин, одна из самых старших девушек из башни.
– Почему же нельзя?
– Потому что звуков не существует.
Забавное замечание.
– Как это не существует? Вот же он: а-а-а-а-а. Если ты его слышишь, я слышу, остальные слышат, значит он существует.
– Но мы не можем его увидеть, – возражает девушка.
Тоже не совсем верно. Звук – всего лишь волна, распространяющаяся в какой либо среде: воздухе, воде, металле. Эту волну можно запечатлеть, если иметь достаточно чувствительные приборы. Но разъяснять тонкости людям, живущим в деревне – не имеет смысла.
И это мы не говорим про некоторые объекты, которые могут быть как волной, так и частицей.
– Верно, – говорю. – Мы не можем увидеть звук собственными глазами, но мы можем дать ему обозначение.
Подхожу к скале за мной и рисую на ней огромную букву «А», куском жёлтого камня.
– Это буква «А», – говорю. – Что означает слово «буква»? Это небольшой рисунок, который отображает какой-то конкретный звук. Возьмите палочки и нарисуйте на песке перед вами точно такой же рисунок, который я показал.
Соплеменники вырисовывают на земле увиденный иероглиф. Никто из них не умеет писать. В Дарграге существует примитивный способ записывать вещи, который знает полтора десятка человек, остальные и этого не умеют.
– Молодцы, – говорю. – Теперь смотрите на эту букву и произносите вслед за мной. А.
– А, – произносит толпа.
– Отлично. Теперь нарисуйте рядом с первой ещё одну букву, точно такую же, а затем произнесите звук чуть дольше. А-а.
– Я устала, – ноет Зулла в первом ряду.
– Когда ты впервые взяла копьё, тебе тоже было трудно, – говорю. – На этот раз ты тренируешь не руки, а свой разум. Конечно, это не легко.
Жизнь быстро вернулась в прежнее русло. Исчез двойник, исчезли проблемы, которые он нам доставлял. Теперь мы снова можем заниматься своими делами и ни о чём не переживать. И поскольку у меня репутация новатора, я решил её поддержать и обучить людей грамоте.
К чему изобретать очередной способ ведения войны, если перед нашей армией не устоит ни одна деревня. Пока длится перерыв между походами, можно обучить людей не только разрушать, но и создавать. Письменность – великая вещь, открывающая уйму возможностей.
– Это буква «О», – говорю и рисую следующий символ рядом с первым.
Для того, чтобы выучить алфавит, нужно сначала разделить в их головах слова на отдельные звуки.
Они должны воспринимать слово не как что-то цельное, монолитное, а как последовательность из отдельных элементов – букв.
Я не собираюсь учить их идеальному правописанию. Не буду объяснять, почему в словах «солнце» и «лестница» присутствует лишняя буква. Пусть хотя бы научатся писать так, как слышат, а с остальным сами разберутся. Так было с железом: показал, как оно добывается, как выплавляется, а затем скинул все обязанности на кузнеца. И здесь тот же принцип: не собираюсь тратить годы и создавать среднее образование. Обучу всех простейшим вещам и переложу на самых умных продолжение обучения.
Даже кривая письменность лучше её отсутствия.
– Запомнили? – спрашиваю. – Это буква «О». Произнесите её, почувствуйте, как она выходит изо рта.
Кто-то фыркает в толпе.
– Тишина на уроке! – говорю.
Никогда бы не подумал, что окажусь по эту сторону и буду произносить подобные фразы.
Хожу между людьми и поправляю тех, кто пишет буквы криво, неправильно, или слишком широко. Лучше всех выходит у Лиры. Внучка знахарки и раньше помечала горшочки символами, обозначающими отвары, настои и средства от болезней, поэтому лучше всех оказалась восприимчива к нормальной письменности.
– Очень хорошо, – замечаю.
С удовольствием гляжу на красивые, ровные буквы.
Но так далеко не у всех: некоторые не могут перерисовать даже два простых символа. Симмос смог вывести обе буквы с большим трудом. Кажется, я начинаю понимать боль учителей, когда в классе находятся тугодумы, которые не понимают простейших вещей. Если парень едва смог воспроизвести два символа, что будет, когда их станет три десятка?
– Зачем нам это нужно? – спрашивает Симмос.
У парня отлично получается держать копьё, но вещь поменьше явно вызывает вопросы. Он всегда таким был: дружелюбным, но не очень смышлёным. Из тех людей, которые мгновенно бросают дело, если возникают малейшие трудности.
Подобный протест нужно уничтожить в зародыше: обучение письменности, возможно, даже важнее, чем мастерство владения мечом. Я не хочу себе орду варваров, что втупую сметает наших врагов, а затем возвращается в своё болото. Мне нужны хорошие воины и умные соплеменники.
– Потому, – говорю. – Что с общением у нас нет никаких проблем, пока все мы находимся в одной деревне. Но что будет, если ты захочешь поговорить с кем-нибудь из Фаргара?
– А зачем мне разговаривать с кем-то оттуда?
– Вдруг, тебе там заприметится привлекательная девушка. Захочешь с ней пообщаться, но не сможешь. Она там, а ты тут.
Причём очень хотелось бы, чтобы местные женились и выходили замуж за людей из других деревень. Нужно как можно больше расширять генофонд.
– Так я позову её жить со мной.
– Вдруг она не может жить по эту сторону хребта. Больные лёгкие, не переносит сухой воздух. Да и вообще ей не нравится периодически лезть на стену и отстреливаться от гигантских скорпионов. Что ты будешь делать?
– Поеду жить к ней, построю там дом.
– И бросишь всех этих друзей? – спрашиваю и указываю на ребят вокруг. – Закончишь общение с близкими, рядом с которыми родился и вырос?
Хожу между рядами людей, старательно выводящих буквы на песке. Изначально мне казалось, что двойник полностью уничтожит мою репутацию в этой деревне и все окружающие навсегда изменят ко мне отношение. Но я был приятно удивлён, когда ошибся.
Ко мне стали относиться даже лучше, с сочувствием. Разве что родители Грисель изредка бросают на меня неприязненные взгляды, будто я каким-то образом поспособствовал смерти их дочери, но это всё. Остальные жители по-прежнему воспринимают меня как друга, соплеменника и наставника.
– Письмо, – говорю. – Это ваша речь, запечатлённая в твёрдом куске дерева, камня или бумаги. Ваши собственные слова, которые может прочитать любой человек. Разве это не здорово? Иметь возможность в любой момент что-то сказать, а услышат вас через несколько дней, во множестве дней пути отсюда. Нужен лишь человек, который доставит послание.
– Посланник и сам может передать послание, – отвечает Симмос. – Голосом.
– Посланник может забыть, что ты сказал, неверно воспроизвести, исказить смысл, добавить ненужную интонацию. И это касается только одного послания. Что, если ему нужно будет передать сразу сотню?
У соплеменников ко мне огромный кредит доверия, но даже с ним я ощущаю, как трудно продвигать повальное образование. Они сопротивляются. Трудно приучать себя к чему-то новому, если это не принесёт сиюминутную выгоду. Упражнения с копьём и боевыми построениями проходили гораздо легче.
– С этого дня, – говорю. – Тренировки с оружием будут чередоваться с письмом до тех пор, пока вы не научитесь свободно излагать свои мысли палочкой на песке или куском угля на камне. Так что в ваших же интересах как можно быстрее усвоить нужное знание и подтягивать тех, кто отстаёт.
Вокруг слышится выдох сожаления.
Но это нужно сделать – пора прокладывать связи между деревнями, сближаться, торговать. Пока люди не умеют писать, никакая торговля не будет эффективной.
– Не надо тут у меня вздыхать, – говорю. – Я всё делаю ради вашего же блага. Так что быстро все собрались и взглянули на новую букву.
Рисую на скале букву «У».
Сотни палочек повторяют на земле заданный символ.
Большинство из присутствующих делает это с невероятно страдальческим видом, но есть и те, кто смотрит на новые занятия с воодушевлением. Значит, некоторым понравилась идея записывать слова. Вот бы увидеть их лица, если бы они увидели способ запечатлевать отрезки происходящего – видеозапись. У них бы головы взорвались.
Всё равно, что глядеть в прошлое, окно во времени.
Уверен, соплеменники быстро освоят новое знание. Это не учить иностранный язык, запоминать перевод каждого глагола и предлога к нему. Язык уже существует, осталось лишь назначить письменный символ каждому звуку.
Проще простого.
– А вот это, – говорю. – Буква «Э».
– Ты сам это придумал? – кричит Арназ. – Записывать голоса кривыми линиями?