Я дал ему эту маску, я её и заберу.
Лежу на траве и размышляю обо всём на свете, коротаю время. Ни один жук не заполз на мою одежду: Хума браво стоит на страже и собственными зубами отгоняет любую ползущую живность, что вторгается в моё личное пространство.
Придумываю оправдания и сочиняю самые убедительные объяснения, какими буду извиняться перед Вардисом. Сомневаюсь, что в произошедшем можно прямо меня обвинить: всё произошло не по моей воле и уж точно против желания.
Но я всё равно чувствую свою вину.
Гляжу на жемчужину: дым клубится внутри. Плотный, переливающийся оттенками голубого.
– Продолжаем наши эксперименты, – говорю.
– Экскременты, – отвечает Хума моим голосом.
Не могу вспомнить, чтобы я когда-то произносил это слово.
На этот раз я выбираю камень поменьше – около тонны. Я волне неплохо умею определять вес камней. Когда-то в нашем цеху делали ремонт и строители навозили целую гору строительных материалов. Я лично развозил на рохле поддоны с сухими смесями и успел запомнить, что сорок мешков по двадцать пять килограмм равняются одной тонне и выглядят примерно как куб с длиной ребра чуть меньше метра.
Камень весом в тонну не смог оторваться от поверхности, лишь встал на бок в продольной оси и несколько раз обернулся. Но и здесь жемчужина истощилась за секунд пять.
– Кажется, тяжёлые предметы даются ей... тяжело.
Гляжу на камень, пытаюсь сдвинуть его собственными руками: качается, но передвигаться не хочет. Хорошо, что я начал с таких массивных предметов: меньше шанс, что я катапультирую их куда-нибудь.
– Теперь опять час ждать... – вздыхаю и ложусь обратно на траву.
Однако, лежать второй час подряд не получается. Встаю и иду в горы коротать время. У подножия хребта растёт всё: грибы, дикие фрукты, ягоды, съедобная трава. Всевозможная пища, которой Дарграг дополняет мясные блюда. У нас есть небольшие огороды, но растения там себя чувствую не очень хорошо, поэтому приходится собирать дары природы у подножия хребта.
Хожу на корточках, собираю красный уклонник и закидываю в рот. Ни за что не догадаетесь, почему эти ягоды так назвали.
– Паскуда, – произносит Хума, проползая мимо. – Мерзавец.
Порой мне кажется, что у летучей мыши синдром Туретта и она не может прожить одного дня, чтобы не обозвать кого-нибудь.
Взбирается мне на голову, после чего машет крыльями и пытается взлететь. На этот раз Хуме удаётся пролететь метров десять, преждем чем она утыкается в землю.
– Трубочист! – произносит она моим собственным, недовольным голосом.
– Не торопись, – говорю. – Всё получится со временем.
Когда жемчужина снова наполняется дымом, смотрю на камень весом килограмм пятьдесят. Кажется, это идеальный вес для проверки силы Дара Арншариза: он не улетит прочь в случайном направлении, и не истощит жемчужину за секунды.
– Поднимись, – приказываю.
Камень приходит в движение, перекатывается на другой бока, замирает. А затем очень неловко, будто сомневается в собственных силах, отрывается от земли.
– Молодец! – хвалю сам себя.
У меня получается! Я контролирую предмет, не касаясь его.
– А теперь замри!
Камень замирает на месте, но в следующую секунду устремляется к земле, скользит вниз по склону, после чего описывает в воздухе широкую дугу и мне приходится пригнуться, чтобы он не задел меня во время своих манёвров.
– Замри! – кричу.
Камень дрожит, крошится и вскоре разваливается на куски, устремляющиеся во все стороны, словно от взрыва. Небольшие кусочки стучат по моей одежде, уносятся в небо. Хума сидит в траве, боясь пошевелиться.
– Ах ты ж падла! – кричу.
– Падла! – поддерживает летучая мышь.
Кажется, только что она выучила новое слово. Совсем скоро она научится строить трёхэтажные конструкции и сможет заткнуть за пояс бывалого моряка в выражении негодования.
– Почему это так сложно?
Красная жемчужина вообще не требует каких-либо усилий. Она просто работает и о ней можно днями не вспоминать. Жёлтая повинуется малейшей команде, словно сама очень хочет, чтобы её использовали. Но эта, словно необъезженный скакун: брыкается, фыркает и норовит выбросить меня из седла.
Снова час ожидания, во время которого я брожу у подножия хребта и пинаю камни.
– Подчинись! – говорю поваленному дереву, наполовину изъеденному короедом. – Я приказываю тебе, трухлявая деревяшка! Я твой хозяин и повелитель!
Дерево поднимается в воздух, медленно вращаясь вокруг своей оси. Протягиваю обе руки вперёд, как если бы я ими удерживал ствол в воздухе. И это помогает! Дерево полностью замирает на одном месте.
По всей видимости, я могу передвигать любой предмет, но это не жемчужина не слушается меня, а я плохо ею управляю.
Протянутые вперёд руки – всего лишь помощь в концентрации.
– Слушай меня, – говорю.
Стоит мне опустить руки, как дерево выскальзывает из моего захвата и устремляется прочь, словно им выстрелили из гигантской рогатки. Дыма в жемчужине ещё немного осталось, поэтому я протягиваю руку к камню, размером с кулак.
– Поднимайся, – говорю.
Булыжник подчиняется моей воле и замирает в метре от земли. Делаю жест, будто хватаю его и тяну на себя. Он плывёт ко мне по воздуху и замирает над моей ладонью. У меня получается!
Второй рукой поднимаю ещё один камень и теперь целых два кружатся передо мной в медленном танце. Обращаются друг вокруг друга, словно это звёзды, захваченные гравитацией друг друга.
– Эй ты! – обращаюсь к третьему камню. – Иди сюда.
Нужный мне предмет взмывает в воздух и приближается к уже имеющимся двум. Чувствую себя жонглёром, которому не нужны руки для исполнения трюков. Булыжники парят между моими руками, а я стою с открытым ртом и не могу нарадоваться тем, как ловко у меня получается. Почти без усилий.
И тут, внезапно, чей-то взгляд касается моей шеи. Я его почти физически ощущаю, словно кто-то уткнул палец мне в тело и водит им вверх-вниз. Ехидный такой взгляд.
– Развлекаешься? – доносится голос сбоку.
Тут же поворачиваюсь и вижу её.
Аэлиция.
Сидит на одном из камней, подперев голову рукой и глядит со своей привычной усмешкой, словно что бы я ни делал, я обязательно делаю это неправильно. И она могла бы сделать лучше.
– Опять ты, – говорю.
– Ты такой забавный, когда злишься.
– Если судить по твоим словам, то я забавный в любой ситуации.
– Так и есть, – отвечает. – У разных людей – разные таланты. Кто-то хорошо танцует, кто-то поёт, а ты выглядишь смешно и очень мило, чем бы ты ни занимался.
– Ты пришла как раз вовремя, – говорю. – Я хотел задать тебе несколько вопросов.
Два камня из трёх падают вниз. В воздухе остаётся висеть лишь один.
Девушка смотрит на меня с таким видом, будто уже знает, о чём мы будем разговаривать. Сегодня на ней другой макияж, другое платье, другие туфли. Но она по-прежнему выглядит величественно и грациозно. По какой-то причине я не могу отделаться от мысли, что где-то далеко-далеко она – очень известная персона, за которой постоянно следят, которую почитают, надеются на встречу с ней и ни одно движение мизинца не остаётся незамеченным.
Но эта царственная особа продолжает приходить сюда. В деревню.
– И я очень надеюсь, что ты на них ответишь.
– Какой взгляд... – Аэлиция цокает языком. – Я почти испугалась.
– Тебе стоит бояться, – говорю. – Я тебе не друг и никогда им не был. Даже наоборот: я очень не люблю людей, которые вмешиваются в мои планы и водят за нос.
– Такой грозный... такой необузданный!
– Ты предсказала мою драку с двойником, как ты это сделала? Как ты узнала, что я буду стоять над ним с рукой, занесённой для удара? Ты знала, что твоё нелепое пророчество спасёт ему жизнь? И если знала, почему вмешалась в мои дела?
Девушка поднимается с камня, спрыгивает вниз, но прежде, чем её ноги касаются земли, она превращается в облачко чёрных лепестков. В то же мгновение мягкая рука проводит по моим волосам. Она стоит у меня за спиной с загадочной улыбкой.
– Столько вопросов, – говорит. – И я не отвечу ни на один из них.
– Нет, ты ответишь.
– Хочешь применить допрос с пристрастием?
– Если придётся.
– Давай сыграем с тобой в игру, – произносит девушка после паузы. – Побеждаешь в раунде – я отвечаю на любой твой вопрос. Проигрываешь – и ты делаешь то, что я скажу.
Аэлиция снова исчезает и появляется неподалёку. Поднимает на руки летучую мышь и рассматривает её вблизи. Хума обычно не любит незнакомых людей, но в этот раз ведёт себя очень спокойно.
– Что за игра? – спрашиваю.
Не знаю, что она задумала, но это явно будет какое-то издевательство. Она только этим и занимается.
– Любая, какую пожелаешь.
– Идёт, – говорю. – Мы будем играть в камень, ножницы, бумагу.
Идеальная игра с равными шансами на победу. Случай определит победителя. Выиграю я – узнаю, что она задумала. Проиграю – выполню мелкое задание.
Вкратце объясняю правила, после чего Аэлиция снова исчезает и появляется прямо перед моим лицом. Её голубые глаза смотрят на меня в упор и я через белую жемчужину чувствую проказливость. Всё наше общение для неё – игра.
– Раз, два, три, – произношу и выбрасываю бумагу.
Самая простая фигура в этой игре – камень. Значит, самая большая вероятность, что я выиграю, если она выбросит именно его.
– Ножницы, – отвечает девушка и медленно обходит меня вокруг. – Что бы мне попросить тебя сделать?
Ходит вокруг в показных размышлениях. Кажется, она с самого начала знала, что мне прикажет, но всё равно продолжает изображать задумчивый вид.
– Знаю, – говорит. – Снимай рубашку.
– Ты шутишь?
– Вовсе нет. Таков был наш уговор, так что будь добр – выполняй.
С кряхтением стаскиваю с себя льняную рубаху и остаюсь с голым торсом. Похвастаться, прямо скажем, нечем: я всегда был жилистым и худощавым. Если ей хотелось увидеть тело Аполлона, стоило обратиться к одному из близнецов. Сухие жгуты мышц, обтягивающих широкие плечи – вот и всё, что есть.