ращаться на работу в банк к дядюшке…
– Но мне потребуется…
– Габриэль, вы меня услышали и знаете, что я всегда держу своё слово и выполняю данные обещания. У вас есть сорок восемь часов. Не больше. А теперь можете идти.
Ленуар встал и, покачнувшись, повернулся к двери.
– И вот ещё что, Габриэль! В дальнейшем постарайтесь быть осмотрительнее в своих связях. Помните, что женщины не способны держать язык за зубами.
Глава 39Рациональная мадемуазель
Каминные часы уже пробили семь утра, но сегодня Николь не хотела открывать глаза. Девушка натянула на себя простыню, повернулась на бок и, подложив под подушку локоть, стала вспоминать события вчерашнего вечера.
Кажется, о карьере натурщицы нечего было и думать. Она стала журналисткой не для того, чтобы раздеваться и изображать из себя какую-то бессловесную нимфу! Какая это трудная, физическая работа! Николь читала о том, что в Индии высшая каста, брахманы, учат замирать в самых неестественных для людей позах, утверждая, что это заставляет тело ликовать и радоваться… Двенадцать лет назад они с мамой видели этих «йогов» в Индийском павильоне на Всемирной выставке в Париже. Тогда они показались Николь волшебными существами, похожими на джиннов из арабских сказок. И вчера работа натурщицы очень напомнила ей те самые «позы ликования тела». Хорошо, что у неё хватило выдержки и внутреннего самообладания раздеться и заставить этого испанского зверя её рисовать, не то бы он набросился на неё с ножом на час раньше и Габриэль бы точно не успел её спасти…
Откуда Саламанка вообще узнал, что она как-то связана с Ленуаром? Может, его предупредил Пьерель?.. Этого нельзя исключать… Когда-то в детстве, когда они жили в Лотарингии, она восхищалась Винсентом. Он мечтал приехать в Париж, чтобы жить на чердаке, смотреть на звёзды, писать картины и жить творчеством… Как ей было не ухватиться за эту мечту, ведь она была такой красивой по сравнению с жизнью в их провинциальном городке?.. Конечно, Николь согласилась помчаться с Винсентом на поезде в столицу. Конечно, она согласилась выйти за него замуж, иначе бы родители не отпустили… Красивая была история! Только короткая. В Париже Николь быстро поняла, что ютиться на маленьком чердаке с человеком, который влюблён только в холодные высокие звёзды, невыносимо. За те полгода она вообще многое поняла и решила, что впредь никогда не позволит себе полностью зависеть от мужчины.
Настало время не только мечтать о независимости, а учиться самостоятельности и искать свой путь. С Винсентом они расстались. Многие приехавшие из провинции девушки шли работать служанками или даже торговать своим телом… Но Николь не хотела так быстро сдаваться и опускать руки. Ей повезло: по рекомендации родителей девочки, которой она давала уроки русского языка, её взяли работать продавщицей в знаменитый универсальный магазин «Бон марше». Там Николь проработала три года! Это были счастливые годы её жизни. Она научилась красиво одеваться, научилась наблюдательности и такту, а главное – умению говорить с женщинами любого ранга и социального положения! Если бы не приставания Этьена, сына заведующего отделом женских сумок, то она и сейчас спокойно могла бы вести образ жизни идущей в ногу со временем мидинетки… Но не случись той истории, она бы не вызвала свою маму в Париж и не оказалась бы сейчас в редакции самой крупной газеты мира! Так что…
Этого Этьена напомнил ей Энрико Барди. Он тоже работал с кожаными изделиями и был изрядным нахалом! Нет, ну подумать только! Оказавшись в мастерской Саламанки, этот Барди и пальцем не пошевелил, пока Габриэль ему это не приказал! Ну, хорошо, он действительно развязал ей руки, помог собрать вещи и вызвался проводить… Но что потом?!
Потом он посадил её в свой автомобиль и, даже не спросив позволения, повез её к себе. Сказал, что умеет не только обрабатывать раны, но и зашивать их, недаром же он всю жизнь имеет дело с кожей! Но ведь и Николь отлично владела этим «загадочным тайным знанием»… В общем, согласилась только потому, что надеялась разузнать у Барди о Софии. Пока итальянец энергично обливал её руку антибактериальным средством, Николь осмелилась задать ему пару вопросов о погибшей девушке. Однако разговорчивый Барди, как только услышал имя Софии, сразу перевёл разговор в другое русло и стал разглагольствовать о том, какой она была юной и неопытной и как художники вечно из-за неё ссорились. Особенно он с Пьерелем и Саламанкой. Наверное, потому, что все они были южных кровей… В общем, ничего интересного узнать от Барди не удалось.
Тем временем он перебинтовал Николь руку. Повязка, конечно, еле держалась, но сам жест девушка оценила. Просто рыцарь без страха и упрека на чёрном автомобиле, а вместо замка – целый дом в центре Парижа, да ещё и собственное «Общество кожаных изделий Барди». Он ведь будет главным наследником… Интересно, правильно ли Николь поступила, когда всё-таки влепила ему пощёчину, когда тот полез целоваться?.. И когда заявила о своей независимости, может, тоже слегка погорячилась? Не каждый ведь день такие богатые пылкие молодые люди перебинтовывают барышне руку, чтобы потом осыпать её поцелуями?..
От этой мысли Николь окончательно проснулась и встала с кровати. Вчера эта сцена показалась ей просто возмутительной, невыносимой! Она собрала свои вещи и тут же ушла. А сегодня её одолевали сомнения. Может, она совершила ошибку, инстинктивно храня верность своему полицейскому? Нет, надо рассуждать рационально. Во-первых, Габриэль её вчера спас, а Барди только перебинтовал ей руку. Во-вторых, итальянец явно принял её за кого-то другого, а Габриэль видел в ней ту, кем она считала себя на самом деле… С другой стороны, если бы Габриэль не бросился так яростно выбивать нож из рук Саламанки, то и руку перебинтовывать ей вообще было бы незачем. Хм, пора уже было собираться на работу, а в голове царил хаос…
Глава 40Богатые папеньки
Габриэль Ленуар смотрел на полученный из Института Пастера лист бумаги с лёгким недоумением. С одной стороны, там было много цифр, а с цифрами он всегда был на короткой ноге. С другой стороны, количество медицинских терминов и латинских названий сводило на нет любую его попытку упорядочить этот семантический хаос. Окончательно потеряв надежду вникнуть в смысл написанного, Ленуар перевернул лист. К счастью, там приводилось общее заключение. Сыщик пробежал глазами записку и почувствовал, как у него от напряжения задёргался ус. Этот новый кусочек мозаики абсолютно менял общую картину расследования.
Ленуар схватил счётную книгу Клуба кобальта, и ноги сами понесли его в Банк Парижа и Нидерландов, к дяде.
– Ты пришёл вернуть мне долг, мой мальчик? – распахнув объятия Габриэлю, пробасил Леон Дюрок. От банкира пахло «Королевским одеколоном» и хорошим настроением.
– Дядя, при мне только тысяча франков, но через пару недель я верну тебе всю остальную сумму. – Сыщик протянул Дюроку пачку денег, тот улыбнулся, погладил себя по животу и для вида тщательно пересчитал купюры. День солнечно светил в окно, от утренней корреспонденции осталось всего три письма – в общем, Дюрок был рад снова видеть своего несносного племянника.
– Хорошо, где мне расписаться в получении части выданного тебе кредита?
– Дядя, мне снова нужна твоя помощь.
– Денег я больше тебе не дам, даже не проси! – Дюрок поправил на своём сюртуке шёлковый платочек ярко-зелёного цвета и добавил: – А протекцию ты мою уже давно получил…
– Нет, на этот раз дело не в деньгах. Мне нужно твоё экспертное мнение. Помнишь, я рассказывал, что расследую обстоятельства смерти Софии фон Шён?
– Как же я могу об этом забыть, мой мальчик, если ты постоянно мне об этом напоминаешь? – Дюрок с облегчением опустился в своё широкое кресло и театрально развёл руками. Ленуар, наоборот, начал ходить по комнате из стороны в сторону.
– В общем, накануне смерти девушку рисовали художники из Клуба кобальта…
– Да, об этом писали в Le Petit Parisien. Кажется, там речь шла о каком-то зверинце, верно? – нахмурился Дюрок.
– Не совсем… Но сейчас я не об этом. Мне удалось достать их счётную книгу, вот посмотри. – Ленуар положил перед дядей коричневый томик.
Дюрок открыл его и, пробежав глазами первые две страницы, озадаченно спросил:
– Ты имеешь в виду статьи об этих сказочных духах? Кобольдах?.. Ты прав, такой забавной отчётности мне за всю мою практику ещё не попадалось…
– Нет, вот посмотри: я сделал предварительные подсчёты за январь. – Габриэль вытащил из кармана бумажную салфетку и развернул её перед Дюроком.
– Что ты хочешь, чтобы я увидел? Кроме того, что ты недавно обедал в Café de la Paix?..
– Картина складывается такая. Штрих первый: доходы Клуба равны расходам. Штрих второй: самые крупные суммы уходят на расходную статью, помеченную «CO». Вот посчитай сам. Что ты думаешь о подобном управлении деньгами?
Дюрок вздохнул. Габриэль прекрасно знал своего дядю. Он обожал разные бухгалтерские ребусы и попытки представить реальность в цифрах не такой, какой она была в действительности. Блеск в глазах племянника говорил, что данная книга тоже содержала в себе загадку. Дюрок взял чистый лист бумаги с его вензелем наверху и проделал несколько расчётов.
– Так… Мне этот «Клуб кобальта» напоминает… Хм, если бы я не знал, что речь идёт об ассоциации художников, то подумал бы, что это какая-то ассоциация помощи инвалидам войны… Обрати внимание, что доходная статья вообще довольно пухлая. Столько денег люди обычно готовы платить не за картины, а перечислять на благотворительные дела, причём с обязательным упоминанием своих имён… Даже не представляю, кто готов выложить даже тысячу франков за современную живопись! Ты видел эту мазню, Габриэль? Никакого уважения к форме! Никаких тайн, никакой истории, одни эмоции!
– Дядя, не все готовы, как ты, всю жизнь инвестировать в потускневшие жанровые сценки голландских художников XVII века…