Чёрный, как тайна, синий, как смерть — страница 43 из 44

Вильгельм фон Шён оправился от первого потрясения и сказал:

– Вам ничего не удастся доказать, господин полицейский. Все ваши умозаключения высосаны из пальца.

– Лаборатория Отто сгорела, но мы отправим часы Софии на экспертизу в Женеву. Уверен, что в них найдётся последний кусочек этой мозаики.



Глава 53Воркование голубей

28 мая 1912 г., вторник

Когда они договаривались вместе позавтракать, Люсьен де Фижак не предполагал, что Ленуар постучится к нему уже в семь утра.

– Ты откуда так рано, демон? – спросонья возмутился художник.

– Из кошмара твоих снов. – Габриэль самодовольно улыбнулся и, обняв Люсьена за плечи, взъерошил его и без того взлохмаченные волосы. – Я принёс венские булочки, старик! Они ещё горячие. Где у тебя тут кофейник?

Де Фижак подошёл к столу, смахнул рукавом халата половину тюбиков с красками на пол и поставил вместо них две чистые кружки. Потом он сел на стул и, пока Габриэль чем-то гремел в кухонном закутке, снова закрыл глаза. Именно в таком положении и застал его сыщик, когда вернулся в комнату с завтраком и ароматным кофе.

– Если ты сейчас же не укусишь свою булку, то, пожалуй, я откушу тебе ухо! – заревел неожиданно близко Габриэль.

Люсьен проснулся. Сыщик распахнул окно и устроился рядом уплетать завтрак. Робкие розовые лучи солнца уже прокрались в комнату, но ещё не успели притащить за собой жару. Дышалось на удивление легко. На перекладину балкона сел голубь. Люсьен отломил кусочек булочки и бросил на пол. Птица повертела головой, а потом спустилась, склевала угощение и, громко захлопав крыльями, улетела. Художник улыбнулся. День начинался хорошо.

– Слушай, Люсьен, а с чем у тебя ассоциируется мир? – спросил Габриэль.

– Мир?..

– Да, мирное время, когда нет войн, нет страха…

– Хм, ну у тебя и разговорчики под утро… Ты что, всю ночь не спал? – подмигнул другу Люсьен.

– Ты же меня знаешь…

– Мир у меня ассоциируется с плодородной почвой, молодыми побегами, новой жизнью… Когда природа показывает нам, что всё проходит, что пустота не вечна и что рано или поздно все раны затянутся…

– Хм, забавно. – Габриэль взял один из листов бумаги и начал рисовать. – А у меня мир ассоциируется с голубем.

– Почему? – спросил Люсьен.

– Наверное, потому, что он быстро прилетает, поворкует и тут же улетает.

Габриэль набросал на бумаге голубя с раскрытыми крыльями и показал Люсьену. Художник взял другой карандаш и подрисовал этому голубю в клюве маленькую веточку с зелёными листиками.

– Смотри, пусть тогда твой голубок хотя бы засеет мой город чем-нибудь полезным! Парижу так не хватает зелени!

Габриэль рассмеялся, посмотрел и отложил рисунок.

– Кажется, на прошлой неделе, выйдя из больницы, твой покорный слуга сумел спасти половину Франции!..

– Габриэль, как я рад, что теперь ты стал инспектором Жювом, спасающим мир от Фантомаса! Может, ты поэтому и пришёл сегодня ко мне? Я ведь тоже живу на улице Бонапарта, как комиссар Жюв…

– Брось читать эти бульварные романчики! Нет, мне просто хотелось позавтракать и поведать кому-нибудь о своих заслугах перед отечеством…

Люсьен вздохнул и кивнул.

– Валяй… А я пока порисую.

Через полчаса красочного монолога Габриэля Ленуара о своих подвигах Люсьен оторвал глаза от своего рисунка ещё одного голубя и спросил:

– Кстати, с чего ты решил, что у фон Шёна психология шахматиста?

– Майерз говорил, что играл с ним однажды в сальто, его как раз называют «немецкими шахматами».

– И же что теперь стало с нашим послом Германии?

– А что с ним станется?.. У него ведь дипломатическая неприкосновенность, такого не арестуешь. Только после подобного фиаско я думаю, что его теперь задвинут в долгий ящик. Всерьёз его уже никто воспринимать не будет. Во всяком случае, в Париже. Лепин на всякий случай приставил к нему филёров. Официально смерть его дочери на руках Казимира Отто, а тот из поляков, так что честь Франции осталась незапятнанной.

– Вот это профессор… Ай да фантазёр… Надо же такое придумать! Хранилище всех болезней! Захотел – передал вирус на разработку вакцины, которая спасёт полмира, захотел – создал биологическое оружие, которое эту половину мира уничтожит… А что художники? Они ему помогали?

– Нет, их использовали как красивую ширму с китайскими картинками. Фон Шён с детства не выносил художников. Вероятно потому, что его отчим тоже был художником…

– Правда?.. Наверное, мать больше любила отчима, чем бедного Вильгельма… И что теперь? Твои бывшие подозреваемые создадут новый клуб?

– Нет, Хоппер вообще решил вернуться в Америку. Его и след уже простыл. Русский из врача-абстракциониста решил стать просто врачом и учиться в Институте Пастера бороться с болезнями. Аоки – свободный электрон, стремящийся к фиксации мимолетных впечатлений, так что, вероятно, так и останется учеником импрессионистов… Пьерель теперь рисует афиши, обещал даже нарисовать пару иллюстраций для статьи Николь. Краузе переживает очень сильное разочарование в своих менторах, так что его будущее остается очень туманным, но он точно не командный игрок… Если кто-то и захочет организовывать новый клуб, то только Барди с Саламанкой, но это уже будет совсем другая история…

– А часы? Ты сдал их в архив или оставил себе?

– Нет… Часы мы прошляпили. Турно отвёз их к Майерзу, чтобы официально потом отправить на экспертизу в Женеву. Однако на следующий день, ещё до приезда брата Майерза, часы кто-то украл. Не удивлюсь, что к этому приложил руку сам владелец галереи, но это уже не важно. Не может же в таком маленьком тайнике прятаться какая-то большая опасность. Я даже не уверен, что там ампула с вирусом. Майерз сам говорил, что туда от силы поместится записочка или прядь волос. Думаю, что часы заказал не кайзер, а сам Вильгельм фон Шён, иначе бы на них была не баронская, а императорская корона. Хотел подарить сыну или дочери, а заодно и вложил туда подарочек. Немцы любят подобные сентиментальные штучки… Кстати, сколько уже времени?

– Пять минут десятого.

– Тогда мне пора. Кажется, сегодняшний день я проведу в очень приятной компании, старик!

– Значит, моя компания тебя не устраивает?

– У тебя есть один неисправимый недостаток, чтобы твою компанию можно было бы назвать очень приятной, – сказал Габриэль Ленуар и подмигнул другу.

– Какой же?

– Ты мужчина!

Глава 54Тик-так

Шербург, 28 мая 1912 г., вторник

Утонуть на трансатлантическом пароходе Джозеф Хоппер не боялся. Да, месяц назад все ещё оплакивали погибших на «Титанике», но он выбрал немецкие четыре трубы «Кронпринца Вильгельма». Этот теплоход постарше, зато уже проверен десятком лет эксплуатации. В таких вещах важен не лоск, а функциональность.

Напомаженный бриллиантином Хоппер зашёл в свою каюту первого класса и с облегчением вздохнул. В окошке иллюминатора уменьшался Шербург, а в животе уже урчало от предвкушения вкусного обеда. Американец вытащил из кармана часы и усмехнулся. Вот он, его билет в Америку! Теперь он вернётся к семье не с пустыми руками. Посол хорошенько раскошелился, чтобы Хоппер выкрал часы у Майерза. Дело оказалось не только выгодным, но и простым. Они с Майерзом всегда ладили, да и язык у них общий…

Зачем этому сумасшедшему папаше часы? Сейчас ему всё равно не до сантиментов и слёз о погибшей по его вине дочери. Хоппер ещё раз поздравил себя с тем, что принял единственное правильное решение: взять и деньги, и часы и свалить обратно в Америку. В конце концов, у него больше прав на сувенир в память о Соне. Она ведь сама когда-то отдала ему эти часы…

В общем, бай-бай, старый континент! Да здравствует новая жизнь! Ещё каких-то шесть дней, и он богачом спустится с трапа в Нью-Йоркском порту… Сколько там сейчас времени? Часы на туалетном столике показывали двенадцать двадцать пять. Хоппер завёл часы Софии фон Шён и повесил их на цепочке себе на жилетку. Перед выходом из каюты американец посмотрелся в зеркало, приосанился и остался очень доволен собой. В отражении покачивались часы. На них читалась надпись «VI AÑOS»[5].


31 июля – 3 августа 1914 г.

28 июля 1914 года Австро-Венгрия объявляет войну Сербии.

1 августа 1914 года Германия объявляет войну России.

3 августа 1914 года Вильгельм фон Шён передаёт французскому правительству, что Германия объявляет войну Франции.

4 августа 1914 года в войну вступает Великобритания.

Штат Канзас, начало 1918 г.

Сын немецкой медсестры и британского адмирала Эрик Монаган всегда внутренне тосковал по Европе, которую ему никогда ещё не доводилось видеть собственными глазами. Когда он вырос, началась война и отца снова призвали на службу. А теперь пришло и его время становиться военным. Он взял в руки свои любимые часы из коллекции отца, на которых по-испански было написано «SOÑA», и снова размечтался. Как ему хотелось прогуляться однажды по парижскому бульвару или посмотреть, как танцуют фламенко в Севилье… Эрик ещё раз погладил корпус часов, подкрутил заводную головку и, аккуратно вернув их открытыми под стекло домашней витрины, отправился собирать свой военный рюкзак.

Тем временем лучик солнца тихо подкрался к часам. Внутри них что-то щёлкнуло, и часы заиграли «Ах, мой милый Августин!..». Когда звуки мелодии смолкли, механизм часов открылся. Под циферблатом лежала маленькая закупоренная стеклянная ампула, на которой синим цветом было написано «Клуб кобальта».

11 марта1918 г., газетаThe Weekly Kansas chief

«Этим холодным утром военный тренировочный лагерь Фанстон остался без завтрака. Местный повар Альберт Гитчелл проснулся с сильной болью в горле и высокой температурой. Но не успели врачи отправить его в изолятор, как в дверях медпункта появился следующий больной с теми же симптомами. К полудню на койках изолятора уже лежало больше сотни больных…»