– Радист был не дурак, – продолжает Визерспун. – Потеряв тебя, он догадался: ты сменил частоту. Он выследил тебя на аварийных частотах. Услышал название Вардю. Дважды. Понял: что-то здесь не так. Зафиксировал буква в букву твои переговоры с «Аммандейлом». Выждал десять минут и включил передатчик.
Я все еще копирую статую с острова Пасхи, каменного идола, изрядно потрепанного ветрами столетий. Конец? Не обязательно. И, однако же, похоже, что так.
– «Ридекс Комбон Лондон» – телеграфный адрес твоего шефа? – допытывается он. Бесполезно пудрить ему мозги, уверяя, что отстукивал поздравительную телеграмму по случаю дня рождения моей тетушки Миртл в Путни. И я киваю. – Так и предполагал. А потому я послал туда свою радиограмму открытым текстом, поскольку не располагаю вашим кодом. Именно же такую: «Прошу игнорировать предыдущее послание. Ситуация контролируется. Избегайте попыток связаться со мной сорок восемь часов». Я осмелился подписать депешу твоим именем. Как считаешь, Бентолл, инцидент исчерпан?
Я молчу. Да и что тут скажешь? Никто теперь на меня не смотрит. Разглядываю свои руки. Даже Мэри не смотрит в мою сторону. Видно, не там, где надо, появился я на свет и не тогда, когда следовало. Мне бы родиться в Риме две тысячи лет тому назад. Тогда я мог бы уйти из жизни, бросившись на собственный меч. Передо мной проплывает видение: разверзшаяся, кровоточащая рана, и по напрашивающейся ассоциации я обращаюсь к Визерспуну с просьбой:
– Разрешите хирургу заняться моей рукой?
Он разглядывает меня долго, придирчиво и подытоживает:
– Сожалею, что жизнь развела нас по разные стороны баррикад. И вполне понимаю, почему начальство остановило свой выбор на тебе. Опасный ты человек!
– Более того, удачливый. Я еще поучаствую в твоих похоронах.
Он еще на секунду задерживает взгляд на моей персоне, после чего обращается к Брукману:
– Займитесь его рукой.
– Спасибо, профессор Визерспун, – вежливо говорю я.
– Леклерк, – равнодушно сообщает он. – Никак не Визерспун. Старый болтливый дурак отыграл свою роль и покинул сцену.
Славно потрудился Брукман. Вычистил мои раны чуть не проволочной щеткой, зашил, замотал фольгой, забинтовал, накормил меня таблетками и для пущей важности вкатил парочку уколов. Будь мы с ним один на один, я сплясал бы от боли танец дервиша, но при свидетелях не стал рисковать репутацией британской разведки. Когда он завершил курс врачевания, я без всяких церемоний перебрался поближе к капитану Гриффитсу. Визерспун – точнее, Леклерк – сел рядом.
– Тебе получше, Бентолл?
– Хуже не бывает. Если собакам положен ад, вашему пинчеру там самое место.
– Согласен... Скажите, капитан Гриффитс, кто из ваших ученых главный?
– Очередную пакость задумали? – спросил седой капитан.
– Я не склонен повторять вопросы, – мягко сообщил Леклерк, переводя невидящий взгляд на убитого.
– Харгривс, – устало проговорил Гриффитс. За дверью слышались голоса. – Зачем, Леклерк? Он только что встретился с женой. После многомесячной разлуки. Разве он способен сейчас отвечать на вопросы. Допрашивайте меня вместо него. В конце концов, я здесь отвечаю за все. Я, а не Харгривс.
Леклерк, пораскинув мозгами, спросил:
– Отлично. Каков уровень готовности «Черного крестоносца»?
– И это все, что вас интересует?
– Да.
– «Черный крестоносец» почти готов к запуску. Остается смонтировать стартовую систему.
– Что помешало закончить эту работу?
– Исчезновение доктора Фейрфилда. – Я попытался сфокусировать зрение на капитане Гриффитсе – не самая простая задача в калейдоскопе видений и голосов! – смутно осознавая, что только сейчас до него дошло, почему исчез Фейрфилд. Уставившись на Леклерка, он прохрипел:
– О Боже! Конечно, конечно...
– Конечно! – гаркнул Леклерк. – Не о нем речь! Почему же стартовую систему не смонтировали своевременно? Насколько мне известно, двигательная установка была закончена месяц назад.
– О Господи, откуда вам это известно?
– Отвечайте на вопрос!
– Фейрфилд опасался, что топливо может в условиях жары повести себя непредсказуемо. Это не считая дополнительного риска, который вносит система самоуничтожения. – Загорелая рука Гриффитса стерла пот с окровавленного лица. – Вам следует знать: испытание двигателя любого реактивного снаряда или ракеты, начиная с двухфунтовой и кончая ракетой с водородной бомбой, обычно оттягивается до последней секунды.
– Сколько времени требуется на запуск?
– Фейрфилд однажды при мне назвал срок: сорок минут.
– Лжете, капитан, – корректно заметил Леклерк. – Я знаю: важнейший плюс «Черного крестоносца» – ракета взлетает мгновенно.
– В условиях войны – да. Но пока нет уверенности в стабильности ракетного топлива. Надежно оно или ненадежно...
– Итак, сорок минут?
– Сорок минут.
– Слышишь, сорок минут, – сказал, обращаясь ко мне, Леклерк.
– Слышу урывками, – пробормотал я, – мой слух барахлит.
– Тебе дурно?
– Почему это мне дурно? – Я попытался продемонстрировать ему крайнее изумление, но его физиономия куда-то провалилась. – Почему мне должно быть дурно?
– Ты можешь запустить ракету, Бентолл?
– Я специалист по жидкому топливу, – с трудом выговорил я.
– А мне известно другое, – теперь эта физиономия нашлась. В трех дюймах от моего носа. – Ты был ассистентом Фейрфилда в Хепворте. И специализировался на твердом топливе. Я знаю.
– Ты знаешь чертовски много.
– Итак, ты можешь подготовить запуск? – настаивал он.
– Виски, – сказал я. – Дайте глотнуть виски.
– О Господи! – Он сопроводил это восклицание доброй дюжиной других, на которых мне, к счастью, не удалось сосредоточиться. Потом окликнул кого-то из своих. Китаец сбегал, видимо, в офицерское жилище. Так или иначе, пару секунд спустя в руку мне сунули стакан.
Глянул я сквозь туман на него, на свои пальцы – и два глотка опорожнил. Прокашлялся, отер слезы. Теперь я видел почти нормально.
Леклерк коснулся моей руки.
– Итак, что скажешь? Под силу тебе запустить «Черного крестоносца»?
– Не ведаю даже, как к нему подступиться.
– Ты болен, – беззлобно сказал Леклерк. – Не соображаешь, что городишь. Отоспись.
Глава 10ПЯТНИЦА10 часов утра – 1 час дня
Спал я два часа. Когда проснулся, солнце стояло высоко в небе, и доктор Харгривс осторожно, как ему казалось, тряс меня за плечо. Меня укрыли одеялом, почему он и забыл о состоянии моего левого плеча. Я попросил его быть повнимательней. Он обиделся. Тон, что ли, был у меня такой. Потом я отшвырнул одеяло, сел. Чувствовал себя отвратительно. Все тело ныло, рука и плечо неистово пульсировали, но усталость почти прошла, голова прояснилась, чего и добивался Леклерк. Ибо не мог в здравом уме рассчитывать, что спотыкающийся, заикающийся индивид – ни дать ни взять пьяница на пороге белой горячки – наладит сложнейшую техническую систему подачи ракетного топлива мощностью в сотни тонн взрывчатки. Я умею тешить себя – в исключительные, конечно, минуты – иллюзиями. Но полагать, будто Леклерк оставил меня в покое? Подобных иллюзий я не питал.
Харгривс был бледен и несчастен. Чему удивляться? Воссоединение с женой в сложнейших обстоятельствах счастья им не принесло. А ближайшие перспективы выглядели удручающе. Как они обошлись с Мэри? Влили в женский хор? Харгривс подтвердил: да.
Я осмотрел помещение. Мизер. Восемь на восемь. Вдоль стен – стеллажи.
Над головой – крохотное зарешеченное оконце. Кажется, краем уха я слышал: здесь раньше был склад легкого оружия. Но проверять услышанное тогда не стал. Повалился на раскладушку и уснул. А теперь поинтересовался:
– Что тут происходило, пока я спал?
– Расспросы, – устало ответил он. – Расспросы и допросы. Без конца. Допрашивали всех подряд. Моих коллег, меня, офицеров. Сперва порознь, потом скопом. Потом раскидали всех по хибарам, два-три человека в каждой. Жен от мужей, сам понимаешь, отделили.
Тактика Леклерка была понятна. Обществу, расколотому на группки, нелегко, почти невозможно разработать планы совместного сопротивления или коллективного бунта. А опасения за женщин, за их благополучие и безопасность, атмосфера неослабевающего страха заставят ученых полностью склонить перед Леклерком голову.
– О чем он говорил с тобой?
– О многом. – Он отвернулся. – В основном о работе. Кто и что знает о запуске. Меня он расспрашивал только об этом.
– А ты или кто другой из ученых смог ему толком ответить? По сути?
– Только в общих чертах. Основные принципы, связывающие разрозненные компоненты в единое целое, известны каждому из нас. Без этого нельзя. Но в частностях смежного участка никто не разбирается. – Он тускло улыбнулся. – Хотя любой может с помощью этой штуки отправить в загробный мир целое королевство.
– Такая угроза существует реально?
– Экспериментальная ракета плохо сочетается с гарантиями безопасности.
– Значит, бетонное укрытие, врытое в землю там, на севере, призвано...
– Управление тестовым запуском предполагалось вести оттуда. Этой ее функцией и предопределено расстояние между жилищами ученых и ангаром.
– Выходит, шкурами моряков можно рисковать? – Он промолчал, и я продолжил расспросы:
– Куда, по-твоему, они перетащат ракету и ученых с женами? Моряков, разумеется, никуда.
– То есть?
– Сам должен понимать. Они, с точки зрения Леклерка, бесполезны, а потому подлежат уничтожению. – Он невольно содрогнулся и прикрыл лицо руками. – Не выдал ли Леклерк невзначай конечный маршрут?
Он покачал головой и отвернулся. Он был расстроен, отводил глаза, как бы стыдясь моих упреков. Но в чем я мог его упрекнуть?
– Может, Россия?
– Нет, не Россия. – Он сверлил взглядом пол. – Только не Россия. Там не заинтересуются техникой на уровне парового двигателя.
– Не заинтересуются?.. – Пришел мой черед удивляться. – А я-то считал эту технику передовой...