– Прошу, уйди.
Я грузно встал и пошел к двери. Открыл дверь, и потоки солнца хлынули в комнату. Осветили койку, светлые волосы, разбросанные по брезентовому заменителю подушки, огромные карие глаза на бледном изможденном лице. Я долго смотрел на нее. Мученик, приговоренный к сожжению, не вызвал бы у меня слез. Слишком легкие эти слезы в сравнении с нынешней мукой. Я смотрел на единственного человека, которого за всю свою жизнь полюбил. Потом отвернулся. Крутой парень Бентолл не пожелал, чтоб хоть кто-нибудь стал свидетелем его слез. Даже Мэри. И тут послышался взволнованный шепот:
– О Боже, милостивый Боже... Твое лицо...
– Ничего, – сказал я. – Скоро в нем отпадет надобность. Прости, Мэри...
И захлопнул за собой дверь. Часовой отвел меня в ангар. Повезло и мне, и Леклерку: мы на сей раз не встретились. Меня дожидался Хьюэлл.
Харгривс и Вильяме приготовили блокноты. Я сам, без приказа, ступил на площадку лифта. Эти двое ко мне присоединились. И вскоре мы принялись за работу.
Сначала я открыл коробку на внутренней стороне внешней оболочки и установил на вращающемся часовом механизме регулятор зажигания.
Переключатель поставил рядом с табличкой: «Безопасно». Осмотрел второй ввод к системе самоуничтожения, переключатель соленоида над регулятором зажигания. Соленоид, активизацию которого призван был обеспечить ток в проточном кольце, поддерживала мощная пружина; она, согласно лаконичной пояснительной табличке, срабатывала под полуторафунтовым давлением. Я оставил коробку незапертой с опущенной крышкой. Вернулся к системе самоуничтожения. Прикидываясь, будто налаживаю переключатель, проделал ту же операцию, что и на первой ракете, то есть засунул кусочек проволоки между чехлом и переключателем. Потом окликнул Хьюэлла:
– Мне нужен ключ к коробке самоуничтожения. Переключатель заедает.
Зря возился с проволокой. Он сказал:
– Ключ у меня. Босс предсказал, с этим переключателем тоже будет непорядок, как и с тем. Лови!
Я снял чехол, отвинтил переключатель, сделал вид, что чиню, поставил на место, приладил рычаг, но предварительно развернул на 180º так, что бронзовые бегунки подсоединились наоборот. Крохотный переключатель, заслоненный моими руками... Что могли заметить Харгривс да Вильямс?! Да и подозрений никаких у них не возникало. Ведь я повторил манипуляции, знакомые им по прошлому разу. Я вернул чехол на место, перевел рычаг в нейтральную позицию. Теперь система самоуничтожения была готова к действию. Один нажим на соленоид – и система оживет. В нормальных условиях переключатель подчиняется радиосигналу. Но его можно привести в действие и вручную...
– Все, забирай ключ, – крикнул я Хьюэллу.
– Потерпишь, – пророкотал он.
Подозвал лифт, поднялся, взял ключ. Проверил переключатель системы самоуничтожения. Убедился, что на полпути к опасной черте рычаг притормаживается, пружина с должным рвением возвращает его к безопасной черте. Хьюэлл кивнул, спрятал ключ в карман, спросил:
– Еще долго?
– Пару минут. Заканчиваю.
Лифт с подвыванием уехал вниз. Хьюэлл выгрузился. По дороге вверх я шепнул Харгривсу и Вильямсу:
– Хватит вам писать.
Электромотор – отличная глушилка, а опухшее лицо – столь же эффективная камуфляжная маска.
Прислонившись к люку изнутри, я закрепил один конец гардинного шнура на соленоиде. Нарушенная координация движений, трясущиеся руки, полуослепшие глаза... Словом, вместо десяти секунд эта процедура отняла у меня две минуты. Распрямившись, я пропустил шнур через пальцы правой руки, а левой начал прикрывать люк. Сунулся обратно – у Хьюэлла теперь появится впечатление, будто я вожусь с ручкой. А я и впрямь с ней возился: обмотал шнуром. Люк захлопнулся, ключ в скважине крутанулся, операция завершилась.
Первый, кому доведется распахнуть этот люк больше чем на четыре дюйма с силой, превышающей полтора фунта, приведет в действие механизм самоуничтожения, и ракета взорвется. Если среагирует еще и ракетное топливо, этот первый взорвет не только себя, но и все живое в радиусе полумили. Я надеялся, что этим первым окажется Леклерк собственной персоной.
Лифт опустился. Я устало шагнул на землю. Через распахнутые ворота ангара я видел сидевших на траве ученых и моряков, ;а также часового, прогуливающегося ярдах в пятидесяти от них.
– Несчастные ребята в последний раз наслаждаются солнцем? – спросил я Хьюэлла.
– Ага. Ну что, закончил?
– Закончил. – Я показал пальцем на сидевших. – Можно присоединиться к ним? Мне и самому солнышко не повредит.
– Ничего там не затеешь?
– Что я могу здесь затеять, – утомленно спросил я. – Похож я сейчас на затейника?
– Бог свидетель, не похож, – признал он. – Что ж, иди. А вы вдвоем... – это относилось к Харгривсу с Вильямсом. – Босс хочет сопоставить записи.
Я пошел прочь. А жизнь вокруг кипела. Несколько китайцев загружали на платформы металлические ящики. Дюжина матросов под дулами пистолетов помогала им. Флек пришвартовался к пирсу. Шхуна его казалась еще более грязной и потасканной, чем прежде. Капитан Гриффитс сидел в стороне от остальных. Я растянулся на песке футах в шести от него – лицом вниз, лоб на правой руке, как на подушке. Чувствовал себя ужасно.
Первым заговорил капитан.
– Итак, Бентолл, ты смонтировал им вторую ракету? – Таким тоном – ей-богу – друзей не завоевывают.
– Да, капитан Гриффитс, вы правы. Смонтировал. Тот, кто откроет люк ракеты, взорвет ее. Вот почему я так старательно снарядил первую ракету. Теперь у них осталась только эта... Они шантажировали меня. Грозили перебить вас всех выстрелами в затылок. Угрожали, что будут пытать мисс Хоупмен. Они до нее добрались, я не сумел им помешать.
Потянулась долгая пауза. Ему удалось вникнуть в суть сказанного. Мычание – оно и есть мычание. Наконец он тихо проговорил:
– Мне чертовски жаль, мой мальчик. Никогда себе этого не прощу.
– Назначьте дежурных. Пусть подадут знак, если те – Леклерк, Хьюэлл, часовой – двинутся сюда. Полюбуйтесь морем. И обращайтесь ко мне пореже. А что я разговариваю, этого не увидят.
Минуть за пять я рассказал Гриффитсу планы Леклерка. Потом целую минуту он молчал.
– Ну? – спросил я.
– Фантастика! – пробормотал он. – Совершенно невероятно!
– Верно ведь? Чистая фантастика. Но осуществимая?
– Осуществимая, – мрачно согласился он. – О Господи, осуществимая!
– Я тоже так считаю. Значит, по-вашему, моя проделка с ракетой оправданна?
– В каком смысле, Бентолл?
– Заполучив «Черного крестоносца», – бубнил я, уткнувшись носом в песок, – они не будут искать стартовую площадку за тридевять земель. Они доставят ракету на завод, скорее всего, в индустриальной густонаселенной местности, чтоб там досконально изучить. Если тринитротолуол спровоцирует взрыв твердого топлива, погибнут сотни людей, большей частью ни в чем не повинных. Страшно подумать!
– А сколько миллионов ни в чем не повинных людей погибнет в ядерной войне? Об этом думать не менее страшно, – тихо проговорил Гриффитс. – Не будем заниматься моральным обоснованием акции. Единственный актуальный вопрос – долго ли протянут батареи, питающие систему самоуничтожения?
– Эти конкретные батареи продержатся шесть месяцев, а возможно и год. Послушайте, капитан Гриффитс, сотрясать воздух ради праздных дискуссий на этические темы или ради просветительского удовольствия я не стал бы. Мне трудно шевелить языком. Моя цель – предложить вам: расскажите обо всем капитану Флеку. Он с минуты на минуту высадится на берег.
– Капитану Флеку? Этому чертову ренегату?
– Прошу вас, говорите потише. Скажите, капитан, вы представляете себе, что произойдет со мной, с вами, с вашими людьми, едва наш друг Леклерк отчалит?
– Не хочу и думать на эту тему.
– Флек – наша единственная надежда.
– Ты спятил, дорогой!
– Слушайте меня повнимательней. Действительно, Флек – плут, негодяй, законченный мошенник. Но Флек не маньяк, одержимый манией величия. За деньги он пойдет на что угодно, кроме убийства. Флек – единственная наша надежда.
Я подождал: не последуют ли комментарии. Комментарии не последовали, и тогда я продолжил свою мысль:
– Он вот-вот высадится на берег. Переговорите с ним. Браните его, клеймите за презренное ренегатство, короче, ведите себя так, как предположительно должны. Никто не обратит на это ни малейшего внимания, разве что Леклерк да Хьюэлл, которых такая сцена рассмешит, доставив обоим истинное удовольствие. Но расскажите ему все, что рассказал вам я. Втолкуйте парню, что жить ему осталось считанные часы, что Леклерк не оставляет свидетелей. Леклерк наплел сто коробов Флеку о том, что здесь происходит. Но, уверяю вас, о ракете он и не заикнулся. Леклерк не станет разглашать свои планы при людях, то и дело навещающих Суву и прочие фиджийские порты. Случайное словечко в баре – и грандиозные замыслы рушатся. Полагаете, Леклерк рассказал ему правду, а, капитан?
– Нет, конечно. Ты прав. Он не мог себе такое позволить.
– Видел когда-нибудь Флек эти ракеты?
– Разумеется, нет. Ворота ангара с его появлением запираются. Разговаривал он только с офицерами, присутствующими при разгрузке судна. Он, правда, догадывался, что мы не в детские игры здесь играем. «Неккар» частенько бросал при нем якорь в лагуне.
– Ясно. Зато он увидит «Черного крестоносца» сейчас. Эту штуку, оказавшись на пирсе, проморгать невозможно. У него будут все основания адресовать Леклерку кучу вопросов, и, готов побиться об заклад, Леклерку вряд ли захочется на них отвечать. Мечта всей его жизни на пороге реализации – зачем же омрачать ее болтовней с человеком, чья жизнь на волоске? Флек и при таком обороте событий не догадается, какая судьба ему уготована. Так вот, чтоб уразумел, с кем имеет дело, предложите, пусть сходит... нет, лучше пусть пошлет своего помощника Генри... на рекогносцировку. Им полезно будет узнать, на что способен Леклерк. – Я объяснил Гриффитсу, как отыскать место, где Хьюэлл со своими людьми прорвались на базу, как отыскать пещеру с мертвецами. – Не удивлюсь, если там прибавилось трупов. Эти два парня-фиджийца были обречены. Пусть проверит, осталась ли в доме Леклерка рация. Когда Генри возвратится, последние сомнения у Флека испарятся.