нил шлак. Я выглянул наружу. В небе разгоралась заря.
– Долго я здесь? – Голос мой походил на стариковское дребезжание. За счет акустики, что ли?
– Около часа. – Странно, в голосе Гриффитса никакого дребезжания. – Брукман уверен: ты быстро поправишься. Задета коленная чашечка. Через неделю будешь ходить.
– А мы... мы все целы?
– Все. – Разумеется, все. Все, кроме Мэри Хоупмен. Им до этого нет дела. Для меня она – весь мир, для них – только имя. Мэри Хоупмен там, внизу, в оружейной, одна-одинешенька. Только имя? Какое ты имеешь значение, если ты всего-навсего имя. И я ее никогда не увижу. Никогда!
Никогда – это так долго! Итак, даже свою последнюю партию я проиграл. Я проиграл Мэри. И теперь передо мной разверзлось «никогда». Никогда – навсегда.
– Бентолл! Ты в норме? – резко прозвучал голос Гриффитса.
– В норме.
– Ты снова разговариваешь сам с собой.
– Да? – Я дотронулся до трупа рукой. – Что здесь происходило?
– Его послал Леклерк. Не то на разведку, не то на верную смерть. Чалмерс не промахнулся.
– А что еще? Час – это целая вечность.
– Они обстреливали пещеру. Но вслепую, потому что опасались занять опасную для них позицию прямо напротив нас. Потом прекратили. Попытались взорвать вход, замуровать нас.
– Бесполезная затея, – возразил я. – Мы бы нашли другой выход. Им нужно было бы взорвать перекрытия туннеля. Ярдов сто. Это действительно прикончило бы нас. – Я смутно задавался вопросом, почему я говорю это, все это больше не имело значения.
– Они взорвали один заряд у выхода, – продолжал Гриффитс. – Без особого эффекта. Потом они стали ломами дробить скалу под очередные заряды. Мы забросали их аматоловыми шашками. Возможно, уничтожили часть группы. И они оставили свою затею.
– А записка? – прохрипел я. – Вы сказали им про записку?
– Конечно, – нетерпеливо ответил Гриффитс. Речь шла о фальшивке, которую Флек должен был подбросить в радиорубку: “Подтверждаем: корабль Ее Величества «Кандагар» следует большой скорости маршруту Сува–Вардю. Рассчитываем прибытие 8.30.” Подразумевалось, якобы это отклик на посланный в эфир Флеком сигнал SOS. Мы предупредили Леклерка о приближении судна. Он не поверил, сказал, что это невозможно, часовой не допустил бы. А Флек утверждал, что часовой спал. Может, часовой погиб в перестрелке? Не знаю. Мы сказали Леклерку, пусть поищет радиограмму на столе. Он послал за ней своих. Все-таки встревожился. Ведь если это правда, в его распоряжении всего три часа. Но Флек утверждает, что капитан «Грассхоппера» не рискнет идти сквозь рифы без лоцмана в темноте.
– К великой радости Леклерка.
– Леклерк взбеленился. Голос его дрожал от ярости. Он требовал позвать тебя. Но ты был без сознания. Он пригрозил убить мисс Хоупмен. Ну, я ответил: ты при смерти.
– Это должно было привести его в восторг, – сказал я устало.
– И вправду, – согласился Гриффитс. – Потом он ушел. Не знаю, один или со своими.
– Не знаете? – мрачно изрек Флек. – Первому, кто высунется, снесут голову.
Время шло. Свет в конце туннеля медленно менял свои оттенки, пока под конец не сверкнул голубизной. Взошло солнце.
– Гриффитс! – Это голос Леклерка заставил нас вздрогнуть. – Слышите меня?
– Слышу.
– Бентолл очнулся?
Гриффитс попытался жестом остановить меня. Но я проигнорировал этот жест.
– Очнулся.
– Ты вроде помирал, Бентолл? – В его тоне появилась нотка озлобления, впервые за время нашего знакомства.
– Чего тебе надо?
– Тебя.
– Я вот он. Приди и вытащи меня.
– Послушай-ка, Бентолл. Хочешь спасти жизнь Мэри Хоупмен?
Вот оно! Я должен был это предвидеть. Они давили на меня из последних сил. Я нужен был позарез.
– И мы оба будем в твоих руках, верно, Леклерк? – Верно, верно, без всяких сомнений.
– Даю тебе честное слово. Сейчас пришлю ее.
– Не слушай его, – предупредил капитан Гриффитс тревожным шепотом. – Ты в его руках станешь приманкой, чтоб выудить отсюда меня, и так далее. Или же он просто застрелит вас обоих.
Я это знал. Он убьет нас обоих. Другие его не интересовали. Но нас двоих он убьет. Меня-то во всяком случае. Но нельзя было упускать шанс. Может, он нас не сразу уничтожит, может, возьмет нас на судно. Последний шанс. Один на миллион. Но все же шанс. А мне ведь и нужен был всего только шанс. А вдруг мне повезет, и я спасу нас обоих. Мысль явилась и тотчас пропала. Да нет, надежды меньше, чем один шанс против миллиона. Мэри права: надежды не больше, чем у приговоренного к электрическому стулу за миг до включения рубильника. И я сказал:
– Ладно, Леклерк, я иду.
Знака я не заметил. Флек, Генри и Гриффитс одновременно вцепились в меня, прижали к земле. Несколько секунд я сопротивлялся как сумасшедший, но в конце концов выбился из сил.
– Отпустите, – шептал я. – Ради Бога, отпустите.
– Не отпустим, – сказал Гриффитс и повысил голос. – Убирайся, Леклерк. Мы держим Бентолла. Крепко держим. Почему, объяснять не надо.
– Что ж, я вынужден буду убить мисс Хоупмен, – свирепо прорычал Леклерк. – Я убью ее, слышишь, Бентолл? Я убью ее. Но не сегодня, немного погодя. Если она наперед не покончит с собой... Прощай, Бентолл. Спасибо за «Крестоносца».
Удаляющиеся шаги – и тишина... Трое убрали прочь руки, и Флек сказал:
– Прости меня, мой мальчик. Не могу выразить, как я перед тобой виноват.
Я молчал. Просто сидел, поражаясь, почему не рушится небосвод. Медленно приподнялся на руках, оперся на колено и проговорил:
– Я пошел.
– Не делай глупостей. – По гримасе Гриффитса было видно, что он возвращается к первоначальному мнению обо мне, весьма, кажется, нелестному. – Они пока выжидают.
– У них нет времени выжидать. Который час?
– Около семи.
– Он приступил к делу. Не станет рисковать «Черным крестоносцем» ради шанса убить меня. Не удерживайте меня. У меня есть дело!
Я протиснулся сквозь узенькое жерло туннеля наружу. Несколько секунд я ничего не видел. Стреляющая боль в колене странным образом застила глаза. Наконец удалось сфокусировать взгляд на окрестностях. Никого вокруг. Ни одной живой души.
У входа – три трупа. Двое китайцев и Хьюэлл. Конечно же Хьюэлл. А кому еще можно было доверить взрывные работы у выхода из туннеля?
Аматоловые шашки разнесли его грудь в клочья. Из-под гигантской туши торчит дуло автомата. С трудом пригибаюсь, с трудом извлекаю смертоносное оружие. Заряжено на полную катушку.
– Ну вот, – говорю, – они ушли.
Десять минут спустя мы начинаем спуск к ангару. Брукман, возможно, прав, и через неделю нога моя придет в норму, а пока половину моего веса берут на себя ребята-моряки, на чьи плечи я опираюсь.
Вот и последний гребень, отделяющий нас от долины. Площадка перед ангаром пуста. Грузовое суденышко уходит за черту рифов. До моих ушей доносится громкая брань. Это Флек. Понятная реакция. В пятидесяти ярдах от пирса из воды высовываются мачта и верхушка капитанского мостика. Остатки былой роскоши вместо шхуны. Леклерк позаботился обо всем.
Разговоры, болтовня. Даже натужные шутки. Даже всплески смеха, нервозного, истерического смеха, но все-таки смеха. Разве их осудишь? Только что над ними простиралось зловещей тенью крыло неизбежной смерти, и вдруг опасность миновала, тень рассеялась. Как тут не утратить равновесие?! Тревога долгой ночи, а для женщин – многих долгих ночей, позади. Ужас и страх, и драматический накал страстей – позади. Едва не рухнувший мир воскрес во всей своей красе. Семеро ученых. Их жены, которых я до сих пор так и не видел. Они переглядываются, улыбаются друг другу. Жмут друг другу руки. Не могу на них смотреть. Разве мне суждено заглянуть в глаза Мэри? Зато мы гуляли с ней рука в руку. Один раз. Целых две минуты. Неужели мы не заслужили большего?
Один лишь Флек угрюм и нелюдим. Один Флек. Думаю, что не из-за шхуны. Или не только из-за шхуны. Он единственный из всех знал Мэри. Когда он назвал ее милой девочкой, я грубо оскорбил его. А у него дочь приблизительно такого же возраста. Флек опечален. Опечален судьбой Мэри. Флек чист перед Богом и людьми. Он искупил с лихвой все свои былые грехи.
Мы вплотную подошли к ангару. Я перебросил затвор, заклиная провидение: пусть Леклерк будет там собственной персоной или хоть люди Леклерка, засада. А кораблик на горизонте – отвлекающий маневр. Но нет, нас никто не встретил, и мы никого не встретили ни в ангаре, ни в других помещениях. Разбитые приемники, разбитые передатчики. И все.
Оружейная настежь открыта. Пустая комната. Смятое пальто, служившее ей подушкой. Еще теплое. Инстинктивно приподымаю его. Конечно. Толстое золотое колечко с безымянного пальца левой руки. Обручальное кольцо. Я нанизываю кольцо на мизинец и ухожу.
Гриффитс отдает распоряжение убрать трупы. Потом мы втроем – он, Флек и я – приближаемся к блокгаузу. Флек буквально тащит меня. Нас сопровождают вооруженные моряки.
Суденышко уже далеко. Шпарит на запад. «Черный крестоносец» и Мэри. «Черный крестоносец». Угроза миллионам жизней. Огромные города в руинах. Кровавая баня, какой еще не знало человечество. «Черный крестоносец». И Мэри. Мэри, которая, заглянув в будущее, не увидела там ничего. Мэри, предрекшая: я когда-нибудь вляпаюсь в ситуацию, где моя самоуверенность не спасет меня. И вот этот день настал.
Флек отпирает дверь блокгауза. Дулом автомата отталкивает китайца, парни берут пленного под стражу. Следующая дверь. Зажигаем свет.
Леклерк, расколовший все передатчики, оставил в неприкосновенности консоль запуска. Не смог добраться до нее. Да и не хотел добираться. Он ведь не знал, что система самоуничтожения приведена в готовность.
Пересекаем комнату. Я склоняюсь над рубильником генератора. И тут замечаю сложенный листок в нагрудном кармане. Записка, которую мне отдал Флек! Разворачиваю, разглядываю листок. Всего несколько слов:
«Пожалуйста, прости меня, Джонни. Я передумала не выходить за тебя замуж - кто-то должен, иначе ты будешь попадать в неприятности всю жизнь. P.S. Может, я тоже тебя немножко люблю.».