Я везу в Марпери ворох цветных лент, чтобы повязать их на деревьях родителей и тётки Сати. Я везу три монеты крысиных денег и бумагу с печатью Волчьей Службы, дозволяющую Царбику открыть в своём подвале маленький музей и говорить в нём о запретной магии. Я везу несколько стеклянных глаз для северо-западной друзы, новую голову для статуи Усекновителя, небольшую горгулью, ворох платьев, новенькое радио и огромную картину с утопленницей среди цветов — кому-то в подарок.
А ещё книгу и письмо. И это письмо жжёт карман, настолько мне ужасно любопытно его прочесть.
Началось всё летом, когда ко мне в мастерскую вдруг посреди дня заявилась Става, плюхнулась в кресло-яйцо в эркере, закинула ноги на подоконник и глубокомысленно заявила:
— Знаешь, ты, наверное, была права.
В этот раз это шокировало меня чуть меньше, чем в прошлый. Я как раз собирала на манекене конструкцию из невесомых бабочек, но от такого начала отложила иглу и пересела на пуф.
Встретив пару — этот скандал почти месяц был в Огице одной из самых любопытных сплетен, — Става ничуть не стала мягче или нормальнее. Наоборот, её мужчина, обращающийся гигантским речным змеем, был таким же отбитым, как и она сама.
— В чём я была права?
— Что надо написать, — торжественно объявила она. — Меленее! Она ведь мне пишет? Наверное, я тоже могу. И ничего не случится.
— Она тебе пишет? Разве?
— Ну… просто не совсем письма.
Става замялась, а потом призналась недовольно:
— Детективы.
— Детективы?..
— Да. Эти отвратительные, неграмотные, полные всякой ерунды детские детективы, в которых нет вообще ничего, похожего на нормальные расследования. С красной лисичкой на обложке. Сорок первый том вот недавно вышел.
— Это… она их пишет?
Става раздражённо дёрнула плечом:
— А ты что же думаешь, это я придумала такую чушь? Фи!
Я знаю: как бы она ни бурчала, на самом деле Става очень любит эти детективы; возможно, она отдельно любит в них то, что они написаны для неё. Тем не менее, она не отказала себе в удовольствии написать в последнем томе на полях сотню язвительных комментариев о том, как на самом деле работает полиция.
Не думаю, что такие вещи стоит показывать автору: так недолго довести до депрессии, даже если в роли автора выступает сама смерть. Я взяла у Ставы томик, но не обещала его отдать.
Но ещё Става написала письмо. Отдельное, на шести листах, заполненных убористым почерком. Она сложила его втрое, убрала в конверт и заклеила, и лицо её было серьёзным и немного грустным, и я решила, что привезу по крайней мере письмо.
Действительно ли Меленея убила тётку Сати? Теперь, когда я знаю о лунных больше, мне кажется, что «убила» здесь стоит понимать как «отвела отлетевшую душу к стеклянным вратам». Так или иначе, лунной девочке нельзя отправить письмо обычной почтой, а мне хочется по крайней мере попробовать спросить, что же тогда случилось на самом деле.
Что будет дальше? Этого я не знаю. Может быть, мы станем с Меленеей подружками, и она будет присылать мне первой свои черновики. А, может быть, я поспешу забыть её и стану долго плакать в похоронном лесу.
Потом наступит новый день, и мы с Дезире посмотрим со стороны, как запускают первую грузовую платформу. Она будет ползти по горе вверх, вверх, вверх, пока не остановится у красно-белой башни, которую в Марпери называют маяком; тогда Дезире со вкусом поаплодирует вместе со всеми и потащит меня смотреть помещение под новую точку. Мы посидим где-нибудь на лавке, слушая, как болтают, будто наизустные формулы стали работать хуже, а в проклятиях может найтись магия, даже если они сказаны на обычном языке.
Потом я нарисую для клиентки шубу — может быть, не из меха, а из пышных воланов фатина, — загляну на фабрику, поверчусь на правильных стульях, которые выбила для швей Алика, погляжу из-за забора, как медленно копошится трактор там, где стоял когда-то синий дом под крышей с коньком в виде рыбьей головы.
Найдёт ли Дезире закопанных в уголках Земель глиняных куколок, и получится ли у него вернуть себе полную телесность? Определюсь ли я в конце концов с лунным именем? Что за Усекновитель выйдет из колдуньи, которая пожелала запретить запретную магию? И сядет ли моя шуба так, как должна, кто бы ни родился у той двоедушницы?
Всё это я узнаю когда-нибудь потом.
А пока Дезире морщит лоб и чёркает карандашом столбики с цифрами. Поезд замедляет бег, деревья отходят всё дальше от путей, и мимо окна величаво плывёт выложенная свежей брусчаткой платформа.
Тогда голос с небес говорит:
— Поезд прибывает на станцию Марпери. Следующая станция…