ибирская магистраль (знаменитый «Турксиб»). Создана практически с нуля с помощью немецких инженеров химическая промышленность и многое другое. Так откуда взялись вдруг деньги? С неба упали, как говорят в подобном случае? Или все-таки были подняты с морского дна?
Это одна из версий возможного развития тех давних драматических событий. Хотя, возможно, и она – всего лишь версия…
Тем временем, вокруг ЭПРОНа начинают происходить весьма странные события. Ближе к 1927 году Мейер начинает отчетливо ощущать скрытое противодействие его делу. Он подчинялся непосредственно Ягоде, который несколько раз пытался избавиться от ЭПРОНа в своем ведомстве. В книце 1929 года Мейеру приходится начать открытую борьбу с чиновниками ОГПУ за сохранение ЭПРОНа и на право им руководить. Он обращается к Менжинскому и Ягоде с просьбой освободить его от основной (чекистской) работы, чтобы отдавать все свои силы ЭПРОНу. Документально известно, что уже к 25 марта 1930 года ЭПРОН возместил ОГПУ все средства, затраченные на организацию работ в 1923–1924 годах, а 22 июня 1930 года пришел приказ ОГПУ об освобождении Мейера от руководства ЭПРОНом, Полтора года после ухода Мейера из ЭПРОНа его буквально заваливали коллективными и личными письмам, прося его вернуться.
К этому времени дух старого ЭПРОНа был сломлен, а в цирке в Ленинграде ставится аттракцион "ЭПРОН". Для него "сделан громадный аквариум во всю арену высотой три метра. В этот аквариум будут спускаться водолазы и проделывать разные водолазные работы: рубка, пилка под водой и резка металлов; в заключение всплывает подлодка, при этом чтец зачитывает историю ЭПРОНа и его достижения. Из пушки в публику будут стрелять листовки с силуэтами поднятых кораблей…" (из письма инженера ЭПРОНа Ф.Л. Шпаковича Мейеру).
Между тем, на бывшего начальника ЭПРОНа было совершено покушение, оформленное как автомобильная авария (по крайней мере, так считал сам Мейер). Лев Николаевич и адъютант Шишунов были тяжело ранены. Шофер благополучно выпрыгнул. Машина перевернулась несколько раз. Адъютант остался инвалидом. Вскоре произошло отравление Мейера на квартире М.П. Фриновского. Во всех случаях выручал и спасал в то время известный военврач П.В. Мандрыка, верный друг Льва Николаевича и его постоянный спутник на охоте (госпиталь имени Мандрыки на углу старого Арбата и Серебряного переулка).
Группа водолазов ЭПРОНа – руководитель Феоктист Шпакович
В 1923 – 1930 годах Лев Николаевич, руководя ЭПРОНом, был одновременно начальником Особого отдела Московского военного округа. Его заместителем был М.П. Фриновский, впоследствии, в качестве уже заместителя наркома Ежова, подписавший ордер па арест Л.Н. Захарова-Мейера.
После опалы 1930 года Мейер проживает то в Ташкенте, то в Саратове, где служит в территориальных органах НКВД. В 1934 году у руководства НКВД вдруг появляется идея назначить Мейера начальником пожарной охраны СССР, которая тогда тоже входила в НКВД. Спустя некоторое время Мейера назначают заместителем начальника ГУЛАГа. Все это время Мейер настойчиво просит руководство НКВД отпустить его на учебу. И тут ему препятствует Ягода. Тогда Мейер пытается еще раз вернуться в ЭПРОН. Но получает отказ. Однако Мейер все же добивается своего, и поступает в военную академию им. Фрунзе, которую успешно заканчивает в 1935 году. Вскоре ему присваивается звание корпусного комиссара.
Последний период жизни – гражданская война в Испании. Вот сведения из письма Советского комитета ветеранов войны: "Участников войны в Испании осталось мало. Из опросов товарищей установлено, что ответственный за отправку кораблей из Одессы и Севастополя был тов. Мейер. Лиц, которые с ним работали и лично знали его, нет".
Дети Льва Николаевича хорошо запомнили, что отец бывал в Испании тайно. Они сохранили до сего дня его испанскую пилотку. По предположениям детей, Лев Николаевич был в Испании дважды – во второй половине 1936 года, возможно, что на подводной лодке. Вполне возможно, что, как чекист, имевший практический опыт работы с золотом, Мейер курировал именно этот вопрос и в Испании. По-видимому, именно он занимался и переправкой золотого запаса Испании в СССР, в особенности его последней партии, которая переправлялась в особенно сложных условиях.
Начальник Особого отдела Московского военного округа Л.Н. Мейер
По воспоминаниям племянницы Мейера О.Т. Леонтьевой вскоре после возвращения в СССР 9 июня 1937 года Мейера арестовывают прямо в поезде. Жена и дочь напрасно встречали его на вокзале. Никто из вагона не вышел. При обыске в квартире Мейера нашли карты пограничных с Польшей районов, сделанных им для дипломной работы в академии Фрунзе. При обыске исчезла и весьма загадочная рукопись Мейера «Темно-голубая бездна». По другим сведениям, рукопись именовалась «Темно-голубой мир». Известно, что редактором ее был сам Максим Горький. В ней описывалась работа ЭПРОНа и вполне могли быть сведения об истинных событиях вокруг «Принца». Из всего архива Мейера уцелела только небольшая статья о подъеме L-55, которая была опубликована в журнале ВМФ «Советский моряк» (1959 г., № 4, 5).
Но Ягода по какой-то причине не успел уничтожить Мейера или не захотел это сделать. Мейер был осужден уже в бытность руководства НКВД Ежовым Особым Совещанием 10 августа 1937 года и сразу же расстрелян "за оскорбление суда действием". Ни одного протокола следствия он так и не подписал. Согласно протокола, расстрел был произведен во дворе внутренней тюрьмы на Лубянке. От случайных свидетелей родственники узнали, что расстрелянный шпион и враг народа наутро еще "валялся во дворе внутренней тюрьмы – совершенно седой, с белыми усами и бородой". На момент смерти Мейеру было всего 38 лет. Жена и дети свидетельствуют, что еще в мае того же 1937 года, когда они видели его, Мейер был ярким брюнетом…
Правомерен вопрос, почему же сегодня, по прошествии стольких лет, руководство ФСБ (преемник тогдашнего ОГПУ) хранит тайну золота «Принца», если оно было действительно найдено и поднято?
Профессор Бостонского университета В. Бернштейн, занимавшийся историей «Принца», писал о возможных причинах такого молчания так: «Если бы официальный российский представитель подтвердил, что ЭПРОНу удалось поднять золото Черного принца», разразился бы грандиозный международный скандал. Первыми финансовые претензии предъявили бы японские фирмы. Поэтому до сих пор существует тайна «Черного принца».
Что касается дальнейшей судьбы ЭПРОНа, то до начала Отечественной войны ЭПРОН подняла 450 боевых кораблей и транспортных судов. А во время войны ЭПРОН была передана военно-морскому флоту, где на ее основе была создана аварийно-спасательная служба, сегодня существующая как УПАСР (Управление поисково-аварийных спасательных работ).
Было ли вообще золото на «Принце»?
Вопрос, честно говоря, закономерный. А может всем нам вот уже полтора столетия «пудрят мозги» и никакого золота на «Принце» заведомо никогда не было!
Отметим, что в 1854 году по свежим следам катастрофы о затонувших сокровищах никто даже и не заикался. Английские газеты того времени писали, что груз «Принца» в основном состоял из одежды – рубах, тулупов, шапок, нижнего белья, а также из простыней, одеял, спальных мешков и тому подобных вещей.
Кстати сказать, прямого указания на гибель золота со стороны официальных британских властей во время Крымской войны не было. Это, впрочем, понятно. Зачем было королеве Виктории и лордам адмиралтейства объявлять о своей грандиозной неудаче? Только лишь для того, чтобы порадовать своего главного врага – российского императора Николая Первого, а также несказанно огорчить своих солдат в окопах под Севастополем, что им не видать положенного жалования, как своих ушей. Но война есть война и она не вечна. Что же было потом? А ничего!
Да, в европейской прессе начали одно за другим появляться сенсационные сообщения о золоте «Принца». Но официальные английские власти не объявили о потере золота, и после окончания Крымской войны.
Как объяснить это? Объяснение этому факту есть, и оно лежит в политической плоскости. Дело в том, что в середине девятнадцатого века викторианская Англия занимала в мире то же главенствующее положение, что сегодня США. В такой ситуации очень много сил и средств уделялось английскими властями на создание положительного имиджа великой державы, которая никогда не допускает ошибок ни в войнах, ни в большой политике. Что же касается вопросов мореплавания, то англичане считали в нем себя лучшими в мире. Где уж тут признавать весьма бездарную потерю большого количества золота! Много ли мы сегодня знаем случаев, когда руководство США признает свои политические ошибки, военные неудачи, не говоря уже о бездарной потере части золотого государственного запаса. Кроме этого, по всем международным законам, лежащий в российских водах «Принц» считался российским боевым трофеем. Трофеем было и все то, что находилось в его трюмах. Так что, если бы даже содержимое «принца» было поднято наверх, англичанам не было бы положено из поднятых ценностей и одного процента. А зачем тогда было им привлекать к «Принцу» внимание официальных российских властей. Пусть журналисты пишут все, что им заблагорассудится, на то они и журналисты! Никто из серьезных людей на них особого внимания не обратит.
Отметим и то, что, владея гигантскими колониями по всему миру, Англия имела во второй половине ХIХ века столь огромный золотой запас, что потеря нескольких десятков бочонков была для нее не слишком чувствительной. Гораздо чувствительнее была бы потеря политического имиджа, если бы эта история вскрылась на государственном уровне.
Именно так в 80-х годах ХХ века весьма неохотно будут реагировать на подъем «ленд-лизовского» золота с потопленного крейсера «Эдинбург» руководство СССР при всей, вроде бы, очевидной выгоде. Для великих держав золото далеко не всегда самое главное. Гораздо важнее политические девиденты.