— Опознания еще не было. — Миссис Дикинсон с вызовом посмотрела на Гарри, как будто хотела показать ему, что подслушала под дверью весь его разговор с полицией. Но ее муж не обратил на это никакого внимания. Он рылся в кармане, как будто его единственным желанием было достать трубку и скрыться в передней комнате, его единственном убежище.
— Они считают, что это действительно она, — произнес он, ни на кого не глядя.
— Бедняжка, — заметила Маргарет. — Она ведь совсем еще ребенок! Кому в голову могло прийти подобное, а, Хелен?
— Ей было пятнадцать. Хочешь чаю? — предложила ей дочь.
— Пятнадцать. Совсем ребенок… — вздохнула миссис Милнер. — Ее родители ни в чем ей не отказывали. Частная школа, собственная лошадь… Только подумать, сколько это все стоило! И смотрите, чем все это закончилось…
— Интересно, что подумает Грэм Вернон, — произнес Эндрю.
— О чем ты, папа? — повернулась к нему Хелен.
— Все это так неудобно… Понимаешь, можно только предположить, что он сейчас чувствует. И случилось же такое, что нашел ее именно мой свекор!
— А ему-то какая разница, ради всего святого? — удивилась девушка. — У него дочь погибла, и ему глубоко наплевать, кто ее нашел.
— И все-таки это очень неудобно.
— Эндрю считает, что должен исполнять роль верного слуги Грэма Вернона, — вмешалась Маргарет. — А то, что он имеет отношение к убийству его дочери, как-то разрушает этот образ, правда?
— Отношение? Вот уж это дудки! — возразил ее муж.
— Естественно, не напрямую, — уточнила миссис Милнер с удовлетворенной улыбкой. — Но я уверена, что теперь ты тоже будешь чувствовать себя немного замаранным.
— Прекрати, Маргарет.
— Наверное, было бы лучше, если б папа просто прошел мимо, не обратил на это никакого внимания и промолчал. Лучше, по крайней мере, для тебя. Удивительно, как это он в тот момент не подумал о твоей репутации! С твоей стороны это было очень недальновидно, папочка.
Гарри посасывал мундштук пустой трубки и рассматривал свое семейство. Хелен подумала, что он, пожалуй, был единственным человеком в комнате, кто получал удовольствие от беседы.
— В любом случае им о репутации заботиться не надо. Ее у них просто нет, правда? — продолжила Маргарет.
— Это нечестно. Верноны — очень уважаемая семья, — возразил Эндрю.
— Уважаемая! — презрительно фыркнула его супруга. — Но только не в этом доме. А ты что скажешь, папа?
— Богатеи-выскочки. Необразованный мусор, — отозвался Дикинсон.
— Да, об этом тоже не стоит забывать, — улыбнулась Хелен. — Они достаточно насолили нам. Так почему мы должны принимать их проблемы так близко к сердцу? Мне их по-человечески жаль, но это их проблема, а не наша. И к дедушке это не имеет никакого отношения… Да пошли они к черту, эти Верноны! Нам главное, чтобы бабушка с дедушкой были в порядке.
— Ну конечно, — не стала спорить ее мать. — Эндрю?
— Ну, наверное, соглашусь, — сдался Милнер.
— Нам повезло, что мы живем в семье, где все стоят друг за друга, — заметила Маргарет. — А у тех, наверху, такого нет. Конечно, нас это не касается. Но в этом причина всех их проблем в прошлом. Они не знают, какой должна быть настоящая семья. И это тоже приводит к некоторым проблемам, как мы сейчас видим.
— Нам надо все обсудить, — сказала Хелен. — Надо было давно это сделать.
— Но ведь он не хочет, — расстроилась Гвен. — Он ни с кем не хочет говорить об этом.
— В этом нет никакого смысла, — отозвался Гарри. — Так что не будем это ворошить.
— Дедушка? — произнесла девушка, подойдя к его креслу и положив руку ему на плечо.
— Поверь мне, детка, не стоит, — покачал головой старик.
— Ну вот, мы никогда не говорим ни о чем важном, — вздохнула его внучка. — В нашей семье это не принято. А если и говорим, то только когда сердимся или чем-то расстроены. Но в такие моменты не стоит говорить о важном. В такие моменты надо просто сидеть и ничего не делать.
— Уверена, что не понимаю, о чем ты, — сказала ее мать. — Я, как и все, способна обсуждать важные вопросы, ничуть не расстраиваясь при этом.
Голос Маргарет стал заметно пронзительнее. Она откинула голову назад и стала задумчиво поигрывать своей сережкой. При этом миссис Милнер смотрела на своего мужа, как будто бы раздумывая, поддержит он ее или нет. Но Эндрю, опустив плечи, отвернулся от нее и увидел перед собой печальные глаза Джесс. Пробравшись в угол комнаты, собака внимательно прислушивалась к разговору хозяев. Когда она пыталась понять их интонации, ее уши, как локаторы, двигались из стороны в сторону. По интонациям она судила о настроении говоривших, и сейчас оно ей явно не нравилось.
— Вам совсем не надо было приезжать сюда, — сказал Гарри. — Совсем не надо. Мы с Хелен прекрасно справляемся.
— В такие времена нельзя держаться в стороне, — заметила Маргарет. — Мы же все-таки семья!
— Я должен покинуть вас на какое-то время, — произнес ее отец, вставая и медленно направляясь к внутренней лестнице.
И прежде чем кто-то успел спросить его, куда он собрался, старик исчез. Его родные услышали шум воды в ванной, а потом скрип дверей шкафа и древних половиц у себя над головой.
— И куда это он собирается? — спросил Эндрю.
— Надеюсь, не в паб? — насторожилась Маргарет. — Не в такое же время!
— Именно туда, — вздохнула Гвен. — Он собирается встретиться с ними.
Полчаса спустя Гарри покинул коттедж и окунулся в абсолютно другую атмосферу, где его уже не надо было уговаривать рассказать о случившемся. Когда он закончил свой рассказ, потребовалось немного тишины, неторопливых размышлений и несколько глотков пива, чтобы подчеркнуть всю серьезность произошедшего.
— Да уж, Гарри. Полиция и все такое… — протянул один из его приятелей.
— Ну да, сам понимаешь, Сэм. Целая толпа полицейских! — кивнул рассказчик.
— И все как один надоедают и занудствуют?
— Некоторые пытаются, но меня они мало трогают.
Угол паба, расположенный между камином и окном, пах стариками и грязными собаками. Сиденья деревянных стульев, на которых они сидели, уже давно приняли форму их задниц, а их обувь выдавила в старой коричневой плитке удобные углубления.
Сэм Били прислонил свою трость к столу. Голова немецкой овчарки, сделанная из слоновой кости, которая служила рукояткой этой трости, с неодобрением смотрела на потертые латунные кольца. Время от времени Сэм гладил рукоятку костлявой рукой, лаская своими пожелтевшими пальцами изрядно вытершиеся уши собаки, или постукивал кривым ногтем по латуни. Когда он двигался, его колени скрипели, и он постоянно шевелил пальцами ног в обуви из мягкой замши, как будто никак не мог найти положение, при котором ноги бы не болели. В их компании он был самым худым, но эта худоба скрывалась под многочисленными слоями одежды, которая была на нем надета, несмотря на теплый вечер. Истощение в первую очередь коснулось рук и лица Били с обвислой кожей. Его голубые глаза посверкивали из глубоко провалившихся глазниц.
— Проклятые полицейские! — произнес он хриплым голосом заядлого курильщика. — А ты как считаешь, Уилфорд?
— Без них не обойдешься, Сэм, — ответил третий член их маленькой компании.
— Это верно.
— Вот так-то…
Уилфорд Каттс снял свою кепку, под которой скрывались спутанные белые волосы на бледном черепе, кожа которого странно контрастировала с румяным цветом его физиономии. У него были небольшие неопрятные усы и намек на бакенбарды, которые когда-то, возможно, кучерявились возле его ушей. Его толстая, мускулистая шея переходила в тяжелые плечи, которые уже нельзя было назвать мускулистыми, — мягкие и жирные, они сутулились под надетым на нем свитером. Ладони Каттса были вымазаны глубоко въевшейся сажей, а под ногтями пальцев, которыми он держал пивную кружку, была заметна черная окантовка. Вельветовые брюки, на которых висели темные нитки, вытянулись на коленях и сели на икрах там, где были заправлены в серые шерстяные носки. Ноги он предпочитал держать под стулом — так, чтобы их никто не видел, как будто боялся, что хозяин паба заметит высыхающую на подошвах его обуви грязь.
— И теперь все это называется у них расследованием убийства, а, Гарри? — усмехнулся он. — А они уже узнали, что произошло с девочкой?
— Они ничего не говорили, Уилфорд, — покачал головой Дикинсон.
— Не говорили?
— Нет.
— Чертовы полицейские!
Гарри не стал снимать свою кепку. Он сейчас находился в центре внимания — был самым главным человеком за столом, — так что волноваться было ниже его достоинства. Пред посещением паба он поменял рубашку и повязал галстук со скромным разноцветным орнаментом. Ноги Дикинсон вытянул далеко вперед, туда, где свет настенных бра отражался от отполированной до блеска кожи его ботинок.
Время от времени завсегдатаи паба обращались к нему через весь зал, и он отвечал на их приветствия коротким кивком, не грубым, но намеренно сдержанным. Плотно сжав губы, старик смотрел на девушек и молодых людей, лица которых были ему незнакомы, но которые громко смеялись у дальнего конца барной стойки, старались перекричать друг друга, а иногда затягивали какую-то песню.
По негласному правилу, Сэм устроился ближе всего к камину, хотя сейчас было лето и он не горел. Уилфорд, наоборот, сидел дальше всех от камина, повернувшись спиной к двери, и его едва было видно в тени алькова. На столе стояли две пинты биттера[43] «Марстонс» и полпинты крепкого портера, а рядом лежала гора фишек домино, которые вывалили горой из коробки, но к которым так никто и не притронулся. К напиткам полагалась пачка чипсов со вкусом копченого бекона, которую Каттс опустил к себе в карман.
— А твои как ко всему этому относятся? — поинтересовался Сэм. — Женщины наверняка в шоке.
— Не, это мой зятек оказался в результате самым большим слабаком, — пожал плечами герой дня. — Вообще не может этого пережить. Все дрожит за свое драгоценное место у Вернона.