— Я думала, ты это оценишь.
— Ох, черт, да. — он касается своими губами моих, а затем быстро отстраняется.
— Поддразнивание.
— Знаешь, почему я поддразниваю тебя?
— Нет.
— Потому что у тебя все еще чертовски очаровательные надутые губки.
— Эй, я больше не ребенок.
— Спасибо, блядь, за это.
Он двигает свой таз, и его выпуклость прижимается к моим трусикам.
Он стонет, когда мои бедра дрожат. Боже, думаю, я сломлена. Одно его прикосновение, и я уже промокла насквозь. Разве я не должна к этому времени обрести больше самообладания?
Он хватает меня за бедро своей большой рукой и притягивает мой рот. Мое тело сливается с его твердым, когда он просовывает свой язык внутрь и целует меня глубоко и медленно.
Со стороны, я, должно быть, кажусь такой крошечной на фоне его тела, почти ничтожной.
— Подожди. — я отстраняюсь, у меня слегка кружится голова. — Мы в школе.
— Ну и что? — он трется своим членом о мое нижнее белье, и я хнычу, когда он становится тверже от контакта. — Помнишь, как я загнал тебя в угол в первый школьный день в этом году? На тебе была эта чертовски короткая юбка, а Сильвер пролила на тебя кофе.
— Как я могу забыть? Ты сказал мне не одеваться так.
И это был первый раз, когда он приблизился ко мне за много лет.
— Это потому, что я хотел завладеть тобой прямо там. — он двигается против меня. — Ты убивала меня, Грин.
У меня пересыхает в горле, но я выговариваю:
— Ксан... нас отстранят.
— Нет, если нас не поймают.
— Но... — я замолкаю, когда он доводит меня до удовольствия.
О, Боже.
— Кроме того, оно того стоило бы.
— Ксан...
Мои слова замирают, когда он вновь завладевает моими губами.
Он трется своим членом об меня снова и снова, и я стону ему в рот.
Часть меня хочет, чтобы кто-то увидел нас, стал свидетелем этого момента во времени, потому что мне хочется пометить его.
Хочется нарисовать его на одном из этих чистых холстов и сохранить на всю жизнь.
Ксандер отпускает мое бедро и просовывает руку мне под юбку. Я напрягаюсь, а затем дрожу, когда он отодвигает трусики в сторону и вводит в меня палец.
— Черт, ты вся промокла, — стонет он мне в губы.
— Для тебя, — шепчу я в ответ.
— Ты убиваешь меня, Грин.
— А ты владеешь мной, Ксан.
— Только тобой?
— Только тобой, — выдыхаю я.
Его палец набирает скорость, и он добавляет еще один, заполняя и вызывая эту туманную фазу. Фазу, когда все исчезает — ни звуков, ни запахов, ни зрелищ — по крайней мере, не из внешнего мира.
Все, что я чувствую, это его прикосновение, все, что я вижу, это его глубокие океанские глаза, все, что я слышу, это его дыхание.
Только он. Ксан. Когда-то мой лучший друг, затем мой мучитель, а теперь мое все.
— Ты слышишь звук своего возбуждения, Грин?
Он прикусывает мою нижнюю губу.
Мои щеки пылают, когда этот небрежный звук усиливается по мере того, как его пальцы входят и выходят из меня.
— Это симфония, созданная только для меня, — бормочет он. — Ты создана только для меня.
Я сжимаюсь вокруг его пальцев и дрожу, когда оргазм захлестывает меня, а затем погружает в свои тиски.
Как его слова могли поджечь меня без всяких спичек или бензина?
— Ты такая экзотичная при оргазме. Я хочу съесть тебя. — он целует меня в щеку, лоб и нос и заканчивает прикосновением своих губ к моим.
— Не могу поверить, что мы сделали это в школе. — я вздрагиваю, хотя все еще в бреду от оргазма.
Он выходит из меня, и я ощущаю душераздирающую пустоту. Однако я не сосредотачиваюсь на этом, потому что Ксан поднимает свои пальцы и облизывает их один за другим, не отрывая взгляда.
Те же пальцы, что были внутри меня.
Черт.
Он слизывает меня с себя. Какого черта меня это так заводит?
Он подносит другой большой палец к моим губам, и я без колебаний облизываю его, подстраиваясь под его ритм с моим. Вкус его кожи взрывается у меня во рту, и это лучшая еда, которую я ела за долгое время.
Губы Ксандера растягиваются в ухмылке, на щеках появляются ямочки.
— Ммм. Думаю, я нашел альтернативу алкоголю.
— Пожалуйста, поделитесь. — голос, раздающийся справа от нас, пугает нас обоих.
Коул появляется из ниоткуда, черт возьми, с книгой в руках. С «Генеалогия Морали» Фридриха Ницше.
— Какого черта ты здесь забыл, капитан? — в голосе Ксандера звучит нетерпение.
— Это я должен спросить тебя об этом. Я спокойно читал, пока вы двое не решили прервать меня.
Ой, нет.
Нет, нет, нет.
Пожалуйста, скажите мне, что Коул всего этого не слышал. Я прячу лицо в плече Ксандера. Я всю жизнь не смогу посмотреть Коулу в глаза.
— Контролируй свои склонности к вуайеризму, Нэш.
Ксан кажется совершенно невозмутимым, в отличие от моего состояния.
— Технически, я ничего не видел, так что никакого вуайеризма не было. — пауза. — Я все же думаю, что у тебя развиваются некоторые тенденции к эксгибиционизму.
— Что является не твоим делом.
— Ты прав. Я потерял интерес после того, как правда освободила тебя.
Я сжимаю плечо Ксандера, чтобы он убедил его уйти. Я не могу показать лицо, если он там.
Ксан усмехается, а затем говорит с явным сарказмом:
— Но это никогда не будет иметь дела для тебя, капитан.
Наступает долгое молчание, и мне жаль, что я не могу видеть выражение лица Коула, но я скорее умру, чем сделаю это прямо сейчас.
— Приходи на тренировку, — говорит он холодным тоном, прежде чем его голос полностью исчезает.
— Он ушел? — шепчу я, не поднимая глаз.
Ксандер держит руку у меня на голове.
— Тебе следует побыть так еще немного, просто чтобы убедиться.
Я улыбаюсь, мои пальцы впиваются в его куртку. Когда мы были детьми, он всегда придумывал игры, где он обнимал меня или наоборот. Он говорил, что это отключает хаос внешнего мира.
Семь лет спустя он все еще владеет этой привычкой манипулировать мной объятиями.
— Ты все еще любишь объятия, Ксан?
— Только твои, Грин.
Глава 33
Кимберли
Еще одна неделя проходит как в тумане.
Время странное. В один момент оно долгое и мучительное, а в следующее быстрое, что невозможно насладиться им.
Когда мой психотерапевт спрашивает, почему мне кажется, что сейчас все происходит так быстро, я, даже не колеблясь отвечаю.
Потому, что со мной самые важные люди, и меня пугает, что я недостаточно наслаждаюсь своим временем с ними.
Хотя мы с мамой до сих пор не обращаемся друг к другу всякий раз, когда случайно встречаемся в доме, все остальное изменилось.
Папа так и не вернулся в Брюссель и взял длительный отпуск; он заполняет свои бумаги, прося о переводе в Лондон. Когда я сказала ему, что со мной все в порядке, он ответил, что нет, и я, возможно, обняла его до смерти.
Есть еще Эльза, которая слушала мои беспорядочные мысли и вещи, в которых я не хотела признаваться вслух, например, как я пряталась, потому что думала, что она оставит меня так же, как и все те, кого я считала друзьями.
Она сказала, что я застряла с ней на всю жизнь.
У меня также есть моя маленькая таблетка счастья — Кириан. Он писал для меня стихи. Вот один из них:
Я не часто это говорю.
Потому что я взрослый человек.
Люблю тебя.
Сейчас.
Завтра.
Вечно.
Он также брал меня за руку и заставлял есть вместе с ним — маленькими кусочками вместо больших, чтобы я не ушла в туалет.
Льюис тоже навещал меня, и мы пересекались в доме Найтов. Он не касался наших биологических отношений, но сказал, что будет рядом, если он мне понадобится.
Но превыше всех остальных есть этот человек, который сейчас обнимает меня сзади, когда я прижимаюсь к нему между ног. Тот, кто целует мое тело сверху донизу и говорит, что я самая изысканная вещь, которую он когда-либо видел.
Я начинаю ему верить, потому что даже, если слова могут лгать, но не выражение его глаз. То, как его тело реагирует на меня, то, как он обнимает меня, определенно нет лжи.
Он просто тот человек, с которым, как ты знаешь, ты можешь закрыть глаза, и когда проснешься, он будет рядом.
Мы посещали те места, в которых играли в детстве. Мы посетили каждый парк и каждый магазин и дурачились с шарфами, фисташковым мороженым и M&M's. Возможно, я уже заела бы в них свой вес.
Быть с Ксандером все равно что наконец-то найти недостающую часть себя и медленно пришить ее на место.
Хотя я все еще пытаюсь заставить его бросить пить и драться. Ссоры стали редкими с тех пор, как я заставляю его «быть занятым» — его слова, а не мои. Но он все равно подмешивает алкоголь в свой сок и кофе. Он все еще просыпается посреди ночи, чтобы выпить на балконе.
Каждый раз, когда он возвращается и обнимает меня сзади, я прикусываю язык, чтобы не начать ссору.
Я не могу потерять его теперь, когда я его нашла, а алкоголь медленно, но верно забирает его у меня.
— Просто, чтобы ты знала, я бы предпочел, чтобы ты была подо мной прямо сейчас. — его дыхание танцует на раковине моего уха, когда он говорит. — Или надо мной. Я не придирчив, пока я внутри тебя.
Мое лицо горит, и я осторожно толкаю его локтем.
— Прекрати.
— Или мы можем уйти.
— Нет, мы согласились на это.
— Мы всегда можем передумать.
Я качаю головой. Я упоминала, что он всегда пытается получить то, что хочет, любым способом, который считает нужным?
Мы договорились посмотреть игру со всеми остальными в доме Эйдена. Мы как бы прервали эту привычку после того, как он сошелся с Эльзой по той же причине, по которой Ксандер теперь хочет уйти. Эйден так собственнически относится к Эльзе и ее времени, что ему не нравятся люди, когда они вместе.
Эльза сказала, что он одобрил эту ночь только потому, что заставит ее сделать что-то позже в качестве оплаты за это.