– Очень даже подойдёт, – сказал второй. Его улыбка тоже была отвратительно сладкой.
– Для чего подойдёт? – мрачно спросила Кира.
– У нас для тебя выгодное предложение, – заявил брюнет. – Мы с другом соскучились по женскому теплу. Ну, сама понимаешь, почти месяц тут торчим по земному времени. Воздержание плохо влияет на здоровье. Да и развлекаться как-то надо? Моё предложение: ты нам помогаешь сбросить пар, а мы тебе по возвращении платим. Много платим. До фига просто. Сможешь лет десять не работать. За раз ну… тысячу. Чем больше раз, тем больше заработаешь. Так что, согласна?
В тишине ветер шуршал стеблями камыша, и еле слышно шлёпались о берег волны.
– Что? – просипела Кира. Она судорожно взглянула в сторону Никиты, но тот продолжал сидеть и точить копьё. Даже глаз не поднял.
– Мы не обманем, не бойся. Честный договор, честная оплата. Может, еще доплатим за старательность, – добавил второй.
Они подошли ближе, от их улыбок подташнивало.
– Соглашайся быстрее, – брюнет схватился за свой аппарат между ног и пошевелил рукой в идиотском ритме. – А то я скоро взорвусь.
Кира в последний раз взглянула на Никиту, но тот никак не реагировал. Будто ничего не происходило.
Вот так просто.
Вот и вся их связь! Тонкая, душевная настройка. Единство. Ну да, ну да.
Тут, в одиночестве, они, может, и были друг другу кем-то, однако это всё выдумка, дым. В реальности вот цена их отношений – при нём Киру могут оскорблять, делать неприличные предложения, поступать с ней как угодно, а он и слова не скажет.
– Нет, – еле выдавила Кира и отступила назад.
– Да не ломайся! – второй подступил ещё быстрей. – Давай по-хорошему. Чего ты цену набиваешь?
А Никита так и сидел в стороне.
У Киры запершило в горле, а потом она схватила копьё и наставила брюнету в живот.
– Я сказала, нет. Отойдите.
Слёзы тут же радостно скопились в уголках глаз, но Кира их сморгнула. Не время расслабляться.
– Ты чего? Совсем берега попутала? – второй мгновенно разозлился, демонстративно сжал кулаки. – Ты кому угрожаешь?
Брюнет тоже оскалился, медленно достал нож из-за пояса.
– Хочешь обслуживать нас бесплатно? – зашипел.
– Одному я в живот копьё всадить успею, – сказала Кира. Так спокойно, что сама себе поразилась. Словно в неё вселилась какая-то бесстрашная воительница. – Второй, может, меня и достанет, но вот первому не повезёт. Без медицины, без элементарных лекарств, без помощи медиков. Долго и мучительно умирать оттого, что кишки гниют… М-м-м. Как представлю, кровь леденеет. Кому же повезёт? Я клянусь, что успею. Понятно? А ну, отошли!
Они не сразу, но стали пятиться к берегу. Как и Кира. Сейчас ей почему-то не было страшно, ей было противно и очень одиноко. Вся радость, накопленная в последние дни, растворилась без следа. Воспоминания о крапинках в чужих тёплых глазах пропали.
Брюнет выругался, второй добавил:
– И откуда только вы такие берётесь? Ещё что-то строит из себя. Да тебя до конца жизни засадят за угрозу убийства такого, как я.
Кира кровожадно улыбнулась.
– Но не тут, верно?
Теперь они ограничивались лишь презрительными уничтожающими взглядами. Типа, что это за кусок уродливого тела, которая думает, что на неё кто-то позарится? Да они лучше с голодухи подохнут!
Неудачники! Они понятия не имели, что Кире всегда на подобные взгляды было наплевать. Ещё с детства иммунитет. Три месяца, проведённые в распределителе детского приёмника, раз и навсегда открыли глаза на то, что другие о тебе говорят. Как они обсуждают твои внешние и внутренние данные, не стесняясь в выражениях, когда им ничего за это не будет. Так, будто ты предмет мебели и не слышишь.
Самое мягкое, что о ней говорили: «короткие ноги – цыплячьи мозги».
Она пятилась достаточно долго, пока не решила, что отошла достаточно далеко. Никита, кажется, смотрел на неё, но Кире это было уже не интересно. Только что он наглядно продемонстрировал, что произойдёт, когда они вернутся в цивилизацию. Любой сможет обидеть Киру, сможет обращаться с ней, как с последней швалью, а Никита это позволит. Он сам – всего лишь тень да прислуга, чувак с рабским сознанием – верно, готов делиться с господами даже собственной девушкой.
Конечно, сложно противостоять корпоративным деткам, привыкшим ко вседозволенности, кто спорит. Но можно хотя бы не быть на их стороне! Трус, жалкий трус! А она уже было решила, что Никита стоит внимания.
Нет. Этого не будет.
Кира развернулась и убежала прочь, к своей тропинке. Несколько раз оглядывалась, но её никто не преследовал. Её трясло, слёзы текли по щекам, и хотелось спрятаться от всего мира. Залезть в какую-нибудь щель и сидеть там, скорчившись, оплакивая свою несчастную судьбу.
Но жизнь уже научила Киру, что прятаться бесполезно. От этого только хуже. Никто не придёт, не поможет и не утешит. Наоборот, ты будешь фонить тоской и привлекать этим ещё больше несчастий. Нет, она сильней обстоятельств!
Поэтому Кира остановилась на берегу и стала думать. Нет, она не сбежит трусливо прочь. Она вдруг поняла, что на самом деле пырнула бы кого-нибудь из этих двоих в живот. Даже дрожь пробрала!
Стоит допустить вариант, что эти двое постараются её подкараулить и отомстить за отказ и за угрозы. Кира проверила – нож на месте. Если это произойдёт, она будет защищаться. Нужно быть осторожней. Хотя… нет, ничего они не станут делать. Побоятся.
В любом случае, откладывать насущные дела из-за пары-тройки придурков она не собиралась! Поэтому Кира нашла глазами приметный ориентир и пошла в глубину луж – в другую сторону, подальше от того места, где раньше они рыбачили с Никитой. Туда она больше ни ногой. Найдёт себе своё место, ещё лучше прежнего.
Ей хотелось сесть и плакать, и даже покричать, и что-нибудь пнуть, ударить, разбить, но она шла и искала подходящую лужу. Представляла по дороге, что она в оболочке, в вакууме, словно окружена светящейся плёнкой, и отсекла всю злобу, которая стремилась к ней присосаться извне, как чёрные щупальца. Теперь она сама по себе, наполняется силами своей души, своего света. И не позволит никому себя запачкать.
Никому!
Добравшись до больших луж, Кира стала ходить вдоль их берегов, исследуя дно. Но нет, тут сразу начиналась глубина. Даже если бы она рискнула зайти в эту воду, места для рыбалки недостаточно. А потом она застряла между двух огромных луж, разделённых лишь одним узким извилистым проходом, и если идти дальше, то можно заблудиться. Холм, на который Кира ориентировалась, почти слился с горизонтом. Дальше идти нельзя. Нужно возвращаться на берег, сделать новый ориентир, который можно будет оставить уже здесь, у глубоких луж, и продолжать поиски.
Второй день без рыбы. Печально.
И надо бы поесть. Она забыла про завтрак, и теперь придётся искать еду по дороге в лагерь. Или не есть.
Нет, она будет есть. Она сохранит свои силы, своё здоровье и своё умение давать отпор!
Кира вернулась к берегу, внимательно смотря по сторонам. Людей не было. Эта волшебная троица испарилась. Чем бы они сейчас ни занимались, к рыбалке это не имело ни малейшего отношения.
Сжимая копьё, она прошла через полосу камышей к зарослям, чтобы найти подходящую палку. Заодно набрала свежей воды, умылась. Заставила себя не сидеть, тупо смотря на течение ручья, а действовать дальше.
Она нашла палку, приделала к ней гриву из травы, которая будет развеваться на ветру, и отправилась обратно. В камышах двигалась очень осторожно, чтобы успеть увидеть или услышать чужаков. Шла и ругалась вполголоса. Они хрен знает где! Тут не на кого рассчитывать, только друг на друга. И что? И что, мать вашу?! Вот что они творят…
Когда Кира выбралась на берег, первым делом, конечно же, посмотрела в сторону, где на берег выходил Никита. И увидела его. Он шёл к ней без вещей и без копья, а когда увидел, что она появилась из камышей, побежал.
Подбежал, запыхавшись. Остановился за несколько метров, будто боялся подойти. Может, и правда боялся. Кира сжимала копьё так, что костяшки побелели. Смотрела на него и думала: как она могла что-то найти в таком трусе! Что она там разглядела-то?
Первое впечатление ведь самое верное. А оно сложилось в тот миг, когда Никита не позволил ей рассказать полковнику о заговоре студентов. Послушный беспринципный прислужник, который по приказу хозяина готов идти на всё, даже на нарушение закона. Вот её первое впечатление.
Следовало его оставить.
– Прости меня.
Кира посмотрела на него, словно ослышалась. Потом подошла и влепила ему пощёчину. От души! Он даже не пошевелился. Посмел поднять глаза и спокойно сказал:
– Многие на твоём месте согласились бы. Это огромные деньги. Кто я такой, чтобы вас судить?
Кира отвернулась и сплюнула. Некрасивый поступок: девушка должна быть женственной, а не плеваться, как быдло. А что, если женственной быть не для кого?
– Хорошего же ты обо мне мнения! Рядом не противно стоять?
– Я не знал, что ты не согласишься.
– Что?!
Он словно перестал видеть Киру, взгляд расплылся.
– Я много раз видел людей, которые соглашаются.
Она покачала головой, разочарованная не только в нём и его мерзком поступке, а и в самой себе, в своём ожидании хорошего от этого человека, а после развернулась и пошла прочь.
– Стой!
Зря Кира обернулась, ох, зря! Никита вдруг вынул нож, а потом с силой полоснул лезвием по другой руке – не по запястью, а снаружи. На землю тотчас закапала кровь, порез разошёлся, раскрылся, как голодный красный рот.
Кира чуть не задохнулась от возмущения:
– Ты вообще в своём уме? Что ты творишь?!
– Тебе же хочется, чтобы мне было больно?
Все слова, которые она собиралась сказать ещё, куда-то делись. Кира покачала головой, прошептала.
– Ну, ты и придурок! Вы с Саблезубом друг друга стоите.
Нет, прочь отсюда, прочь! Кира почти бежала, но всё же услышала, как он догоняет. Что опять? Она встала, как вкопанная, и обернулась.