Чорный властелин
Глава 1: КУДА НАША НЕ ПОПАДАЛА
Вроде бы я живой... Да, точно живой. Чтобы я ещё раз пошёл в грозу выносить мусор, да к чертям собачьим такие приключения! И благоверная моя: «Завтра мусорный день, завтра мусорный день»... Ёкарный бабай, ну не утонули бы мы в мусоре за два дня, до следующего объезда сборочной машины! А сейчас ещё платить за госпиталь - медицинская страховка-то большую часть счёта оплатит, но и оставшегося на пару тысяч, пожалуй, наберётся... американская медицина, может, и не самая-самая лучшая в мире, но уж точно самая дорогая. Банковский счёт, между прочим, не резиновый. М-да. Нехило меня долбануло, но руки-ноги чувствую, значит, всё должно быть в порядке. Жарковато только. Ну ладно, пора открывать глаза...
Что-то здесь не так. Потолок белый, известковый, светло... На госпиталь совсем не похоже, да и не дома я. Вот зе фак, то есть что за чертовщина?
— ТВОЮ МАТЬ!.. … …
...Сердце понемногу успокаивалось. Я тупо смотрел на свои руки, и в голове крутилась единственная мысль: ненавижу две вещи — расизм и негров. Мои руки были чёрные. Я — негр. Нет, без шуток, натуральный негр. Лапы чёрные, ногти плоские, ладошки розовые. Мама, я сбрендил?
Смотрю на руки... облизываю палец, тру кожу — может, всего лишь грязь? Повторяю снова. И снова. И ещё раз. И ещё... В голову приходит, что американские психологи описывают пять ступеней, через которые проходит сознание человека, попавшего в шокирующую ситуацию. Врут бессовестно, так как у меня сейчас именно шокирующая ситуация, а ступень одна — глубочайшее охренение.
Из ступора меня вывело появление толстой черномазой морды, восторженно мне что-то лопочащей. Офигеть! Здесь целый рассадник негров!
— Принц Ягба Цион, ты пришёл в себя!
Жирный негр говорил на откровенной тарабарщине, но каким-то таинственным образом я слышал родную русскую речь. Точно — спятил.
— В …ду я пришёл, а не в себя. Где я?
Я далеко не оправился от глубокого ох...ренения, а когда я не в себе, я матом не ругаюсь, я на нём разговариваю.
— Принц, ты в монастыре Истифана на озере Хайк. Две недели назад ты упал с коня во время охоты, мы боялись, что господь заберёт тебя к себе. Я немедленно извещу негуса нагаста о том, что ты пришёл в себя!
Толстяк дёрнулся к двери.
— Стоять!
Негр замер на месте.
Мысли скакали в голове. Принц — это какая-то дикость, какой ещё на... принц? Опять же — я негр! Где я вообще?! Где моя жена, ребёнок, дом? Может, это очередной левый сон? Ира, разбуди меня, пожалуйста, из этого кошмара! Потом, какой к ...ям Ягба чего-то там? Это имя мне ничего не говорит, но вот... Негуса Нагаст... по-моему, это... Абиссиния? Или Эфиопия? Или один хрен? Потом конь... вообще-то да, я падал с коня, но, во-первых, не падал, а прыгал, во-вторых, мне было тогда тринадцать лет, а в-третьих... я не был негром!
Я приподнялся с кровати, оперевшись на локти и присмотрелся к толстяку. Грузный, немолодой афро-американец был одет в белую робу до пола, отделанную голубым цветом около ворота. А не пациент ли он психушки? Вместе со мной. То есть мы оба на лечении, и он мне наносит дружеский визит. Комната, где мы находились, была довольно просторной, с голыми белыми стенами и потолком. Ну хоть не «пэддед рум» — мягкая комната, в которой держат буйных психов. Лампочки, правда, не видно. Стекла в окне тоже не было, и с улицы поддувал тёплый ветер. Даже кондиционер отсутствовал. Собственно, в комнате нет ничего кроме меня, кровати и (долой политкорректность) черножопого пузана. Если это «дурка», то довольно необычная. За окном виделись вода и далёкий берег. Ничто из этого не давало подсказок о том, где я, как я сюда попал и что... на... здесь происходит. Ну что же, попробую очевидный подход.
— Ты вообще кто?
Понимаю, что к незнакомым людям на «ты» невежливо, но мне сейчас не до манер.
— Я Жен, лекарь при монастыре, неужели ты не помнишь меня, мой принц?
Гы? Какой ещё монастырь? И почему он меня называет принцем? Пересадка мозга? Тихое помешательство?
— Я сейчас ни… не помню. Ты говоришь, я долбанулся с коня?
— Да, мой принц, прости меня, но я должен сейчас же сообщить твоему отцу. Я пришлю слугу к тебе.
— Ну давай.
Спорить у меня не оставалось сил, так что я просто откинулся обратно на кровать.
Толстяк ломанулся за дверь. За ней я заметил парочку чёрных амбалов. Так что же, я, получается, действительно принц? Интересно. Я попытался встать. Получилось не очень. Я чудом не гробанулся с кровати... силы в ногах почти не было. Толстый... Жен говорил, что этот... Ягба, короче, моё тело, хряпнулся с коня две недели назад. Не знаю, после двух недель я бы, пожалуй, не смог даже двинуться. Наверное, местные эскулапы массировали мою тушку, пока я лежал. Но всё равно несладко. Жрать хотелось страшно. Пить не очень, но во рту всё равно как кошки посрали. Интересно, они меня кормили? Или не меня? Блин, как трудно отождествлять себя с негром. Как увижу свою кожу, жуть берёт.
Я доковылял до окна. Амбалы за дверью внутрь не заходили, но это, наверное, к лучшему. Ладно, подведём итоги. Я вроде как в Эфиопии. Когда — не знаю. Понимаю местную мову. Как — тоже не знаю. Надеюсь, что это связано с тушкой донора. Хотя кроме языка никаких знаний и воспоминаний пока нет. Вроде как я местный принц. Это плюс. Батька — Негуса Нагаст. Получается, что он не мелкий феодал, а царь всея Эфиопии. Причём не Аксума. Спасибо дедушке Веберу — написал про Аксум в книге о Белисарии, а я не поленился слазить в Википедию. Блин... Но как я попал в эту дупу? Молния? Ладно, пока оставим это. Надо собраться с мыслями пока «батька» не явился.
Продолжим собирать мысли... По кусочкам. В минусе — я негр. В плюсе — я не маленький негр и вроде как не уступаю себе в габаритах. Минус — моё сало. 120 кг отборного пиндосского[1] сала заменили пока неясным весом «легкоусвояемого чернозадого мяса». Хм-м. Меня потянуло на юмор, может, не всё ещё потеряно и крыша у меня не съехала. Ах да, ещё у меня здоровенный обрезанный фаллос (я посмотрел в штанах). Но я негр. Православный негр — на шее висит нехилый нательный крест.
Положа руку на сердце, я — расист. Да, да, именно расист. Не экстремист — делать мне нечего, кроме как линчевать обезьян по ночам. Но расист принципиальный, с убеждениями основанными на долгой жизни среди ленивых, наглых, тупых... да, в общем, чёрт с ними.
И теперь я — негр! Ну и ирония... Всевышний, наверное, ухохатывается. Может, убиться об стенку? Но не факт, что я вернусь домой к своим. Что делать? Толстый сказал, что я грохнулся с коня, так что буду пока косить под амнезию. Надеюсь, прокатит. С этой мыслью я уселся на кровать и стал ждать кого-нибудь.
Долго ждать не пришлось. За дверью затопали, и ко мне вошли три мелковатых негра. Одеты они были в хламиды, наподобие той, что была на толстяке, и несли с собой дары в форме белой одежды и бадьи с водой. Наверное, послушники монастыря. Амбалы за дверью так и стояли. Да уж, этих хоть сейчас ставь на охрану Мавзолея.
— Позволь омыть и переодеть тебя, принц, — обратился ко мне самый смелый из парней.
Я молча кивнул и встал, со второго раза получилось лучше. Идея отдать себя в руки трёх мужиков-негров меня отнюдь не возбуждала — у нас в стране гомиков, конечно, много, но я к ним симпатии никогда не испытывал. К несчастью, приходилось соответствовать.
Ага, сейчас. Я честно терпел, пока три этих гома (ну, а как ещё назвать мужика, который добровольно лапает другого мужика?) снимали с меня штаны, обливали водой (прямо в комнате!) и тёрли спину чем-то похожим на губку, но когда один из них полез мыть мне гм, половые органы, я не сдержался. Мелкий негр отлетел к окну.
— Руки прочь от царского хрена, …асы! — взревел я.
Андреналин закипел в крови — мозолистая коричневая рука, гнусно тянущаяся к самому сокровенному (пусть и непривычному), привела меня в бешенство. Борьба — борьбой, но гомофобию свою я, похоже, так и не вылечил.
На этот раз амбалы вбежали в комнату. С саблями наголо. Зрелище, наверное, было прекомичное. В проходе два чёрных шкафа в юбках и с саблями. У окна лежит ошарашенный монашек с набухающим фингалом. Ешё двое таких же (правда, без фингалов) жмутся в углу, с бадьёй воды и губкой. А посередине стоит мокрый голый негр, одну руку сжав в кулак, а другой прикрывая хозяйство.
— Принц! Прости нас, мы не содомиты! — пропищал монашек с бадьёй.
Я заставил себя сделать три глубоких вдоха. Слава Богу, амбалы стояли с саблями и не вмешивались. Спокойствие, это всего лишь извращенцы. Пассивные. Тьфу, мерзость.
— Так. Бадью на пол. Все вон. Дверь закрыть. Не входить, пока я не позову.
— Повинуемся.
Думаю, монашки были ошарашены не менее моего, особенно если такое груповое омовение у них в моде. Чёрт, срываюсь. Про амбалов вообще ничего не могу сказать — лица каменные, как у статуй. Я вздохнул и взялся за полупустую бадью, надо бы домыться — ибо духан. А принц был не слабый парень — я бы это ведро одной рукой, конечно, поднял, но вот так запросто его держать не получилось бы.
Как же меня нервирует моё новое тело. Ополаскиваю этот здоровый обрезанный болт и чувствую себя то героем порнофильма, то гомиком-извращенцем. Нет, на Небесах иронию любят. Мало того что в негра, так ещё в обрезанного негра... Сразу вспоминаются беседы с Амандой о вреде обрезания в современной Америке. Япона-мать, надо бы повспоминать мои «пунктики» — чую, что по каждому из них ждёт меня беспощадный облом. Не дай Бог на настоящих содомитов нарваться. А вот интересно, я же назвал их п…ми... Наверное, мозг сам перевёл по смыслу. Иначе бы эфиопы не поняли, причём здесь греческие растлители малолетних. Или поняли бы? Чёрт, в голове сплошная солянка. С матом, наверное, лучше завязывать... если получится. До сих пор трясёт. С другой стороны, постельная слабость, похоже, выветрилась. Никак этот... принц был атлетом, а не просто себя в форме держал. Пресс как у образцового "боди-билдера". Шварц не впечатлится, но и я могу ему больше не завидовать.